Ивакин чертыхнулся и отложил газету в сторону.

Стоявший невдалеке человек в милицейской форме равнодушно скользнул по нему взглядом. «Вот что мне надо!» — радостно сказал себе Ивакин и направился к нему.

Он уже давно заметил: если в работе присутствовал кураж, то все удавалось. Идя к милиционеру, Ивакин даже не сомневался — Андрей Петрович окажется на месте. Он и оказался. Он встал с места, чтобы поприветствовать гостя, немного настороженно вглядываясь — был близорук.

Ивакин, не дожидаясь приглашения, сел на стул. До конца регистрации оставалось не меньше сорока минут.

— Вы уж извините, Андрей Петрович, что отвлекаю. Но я улетаю сегодня. Хотелось бы расставить все точки над «i».

— А вы кто? — Андрей Петрович полез в карман за сигаретами.

— Я следователь из Москвы. Мне Семенов Сергей Павлович из Лазурного посоветовал с вами еще раз поговорить. — Ивакин показал свое удостоверение.

Но Андрей Петрович от удостоверения отмахнулся.

— Это в связи с убийством курортницы? — спросил он. — Курите?

— Бросил.

Андрей Петрович уважительно скривил рот.

— Москва заинтересовалась? Говорят, ее родственник убил?

— Он теперь главный подозреваемый.

— Ну и слава богу! Неприятно было, честно говоря. У нас, конечно, не так чтобы совсем спокойно; вы знаете, наверное, сколько ограблений за последние месяцы, но убийство — это слишком. И главное, огласку это дело получило. А мы в такой рекламе не заинтересованы. И так отдыхающих ни хрена нет. В прошлом году, например, нарадоваться мы не могли. Толпы приезжих, все заполнено. А в этом? Да вы сами, наверное, видели…

За дверью невнятно заговорила дикторша. Ивакин заерзал.

— Я пришел поговорить по поводу тех людей, которые прилетели в Адлер третьего июля и улетели на следующий день, — сказал он. — Вы помогали нашему парню списки просматривать.

— Да, помогал.

— Он сказал, вы там знакомую фамилию встретили.

— Олейников. Вячеслав Олейников.

— Что вы о нем знаете?

— Он учился с моим младшим братом в школе. В Лазурном. Сволочь была большая этот Олейников. Брату моему челюсть сломал. Пять зубов выбил. Жестокий был. Беспредельщик. Потом сел.

— За что?

— За грабеж. Налет на квартиру одного местного туза. Пырнули они его ножом. Но он выжил. К сожалению. Тоже сволочь был. Только в прошлом году коньки отбросил. Рак… Кто его тогда порезал, точно не установили. Думали, что как раз Олейников. Ему человека убить, что вам комара прихлопнуть. Но не доказали. Сел он лет на восемь. Потом следы его затерялись.

— Родственники здесь остались?

— Нет. Отец у него давно помер, мать была алкашкой, поменяла квартиру, как только он сел. Уехала куда-то. В Пятигорск, что ли. До меня доходили слухи, что он в Москве ошивается. Вроде его один наш парень видел. Этот парень зерном торгует. Хорошо поднялся. В Москве у него своя квартира, офис, все как надо. И вот наехали на него. То ли солнцевские, то ли еще какие. Там этот Олейников и объявился.

— Сделал скидку-то земляку? — улыбнулся Ивакин.

— Ага. Он сделал, — кисло согласился Андрей Петрович. — А потом догнал и еще раз…

— В Лазурном он за эти годы ни разу не появлялся?

— А чего ему там делать? Городишко-то, если откровенно, мерзкий. Родственников нет, дружков да подельников давным-давно разметало. Кто еще сидит, кто уже сидит, кто депутат в Думе, в Москве, кто на кладбище местном. Нет, он в Лазурное ни разу не приезжал. Поэтому я и удивился, увидев его в аэропорту.

— Он утром прилетел?

— Сразу после полудня. То есть из Москвы вылетел утром. Смотрю — ба! — знакомая морда. Идет весь такой в светлом, с легкой сумочкой кожаной, очки темные. Прямо иностранец.

— Узнали вы его, несмотря на очки, — уважительно заметил Ивакин.

— Я его, гада, и в маске узнаю, по одной походке. У брата до сих пор челюсть болит. Молодой человек, а зубы вставные.

— Сколько ему лет, кстати? Вашему брату?

— Двадцать девять. С пятнадцати лет без зубов живет. И ссора-то пустяковая была.

— Вы поговорили с Олейниковым?

— Да. Я к нему сразу подошел.

— Он вас тоже узнал?

— Сделал вид, что не узнает, обойти хотел… В общем, недоволен он был, что меня встретил. Это-то мне и не понравилось.

— Почему?

— А потому, что не отдыхающим, не туристом он сюда приехал, понимаете? Не родным могилкам поклониться. Приехал он по своим мерзким делам. А вот что за дела — большой вопрос. Я за этого Олейникова ни в чем не поручусь! Спросят меня — Андрей Петрович, дорогой, может, приехал твой старый знакомый к браткам с инспекцией? Скажу — вполне возможно. А может, он здесь прихлопнуть кого хочет? И это, скажу, запросто. А не помогает ли Слава Олейников чеченским террористам гексаген через блокпосты провозить? О господи, скажу, да ему это раз плюнуть! Он за деньги все что хочешь сделает.

— А вы бы прямо спросили у него: зачем приехал?

— Я и спросил. На откровенность не рассчитывал, но поинтересоваться был обязан. Он ответил: «По бизнесу прилетел». Хотел я спросить: «Что за бизнес? Не торговля ли заложниками?», но не стал связываться. Он вообще-то из себя культурного строил. Намекал, что все в прошлом, что теперь он добропорядочный член общества. Я же говорю: сумочка, костюм такой — весь мятый. Все москвичи в таких ходят.

— Льняной.

— Наверное. Дорого он выглядел. Но морда его осталась прежней. Бандитской.

— Какого он роста, Андрей Петрович?

— Среднего. Меньше, чем я.

— Он худой?

— Да.

— Значит, выглядит моложе своих лет?

— Черт его знает. Я его объективно воспринимать не могу.

— Это я уже понял, — сказал Ивакин. — Больше вы его не видели?

— Нет, на следующий день я не работал. Когда мы списки с вашим парнем проверяли, я увидел, что Вячеслав Олейников улетел дневным рейсом четвертого июля. Вот и все.

— Как вы думаете, куда он приезжал на самом деле? В Сочи, в Лазурное?

Снова заговорила дикторша в зале. Ивакин посмотрел на часы: судя по всему, шла посадка на его рейс.

— Этого не знаю, — вздохнул Андрей Петрович. — Но я поинтересовался у своих ребят: не появлялся ли этот гад в Лазурном. Знаете, даже мысль такая была грешная, прижать его в темном углу и зубы посчитать. Ну и потом мне было интересно, не замутил ли он, действительно, какого-нибудь бизнеса в Лазурном. Если бы замутил, клянусь вам, не пошел бы у него этот бизнес!

— И что же выяснилось?

— Его никто в Лазурном не видел. Не видели и в Сочи, и в Геленджике. Не знаю, зачем он на один день прилетал. Впрочем, если у него в Сочи дела были, то мы могли и пропустить: все-таки город большой, дел там много делается. Но вот в Лазурном ни с кем он не встречался, это точно. По крайней мере, по бизнесу. Там бизнесов-то… раз два и обчелся.

— Ну, что ж, — сказал Ивакин. — Спасибо вам большое.

— Помог хоть чем-нибудь?

— Не знаю, — честно ответил Ивакин. — До свидания.

На посадку он чуть не опоздал. Его вещи уже собирались выгружать. Пришлось упрашивать, размахивать удостоверением и выкрикивать: «Семенов! Сергей Павлович!» Что помогло — неизвестно, но его пропустили в душный самолет, и он еще долго пыхтел, прикладывал руку к сердцу, довольно поглядывал по сторонам, призывая соседей в свидетели своей удачи. Потом он переписывал в тетрадку все, что узнал от мстительного Андрея Петровича, потом думал о Марине Леонидовой и ее брате. И только потом, когда внизу показались огни огромного, невероятно огромного, на весь иллюминатор полыхавшего города, он вспомнил, что очень боится летать на самолете.

…После ужина («Ты как из голодного края!» — сказала дочь.) Ивакин, наконец, добрался до телефона. Прохоров был дома.

— Приехал? — радостно крикнул он. — А я сейчас футбол смотрел! Ну какие наши козлы! По-моему, опять голос сорвал — так матерился. А ты как? Загорел? Как погода была?

— Так себе. Мне жена сказала, что ты искал меня.

— Да не я, Владимир Александрович, знакомый мой тебя ищет. Видишь — как хвост прижало, сразу объявился. Я ему говорю: «Что же ты, Миша, раньше с ним не встретился?» А он: «Забот с похоронами было много». А теперь-то, видишь, под подпиской он, Владимир Александрович. Я думаю, его арестуют. Он это сделал, больше некому.