Когда я, предусмотрительно меняя по дороге автобусы и трамваи, добралась до Крулевской, Мария как раз только вернулась и с ходу принялась меня упрекать:

— Куда ты вчера подевалась? Уходя из дому вчера, я заметила твое портмоне и решила его тебе забросить по дороге, знаю ведь, без него ты как без рук. Тебя не было дома, твоего соседа не было дома, я хотела оставить тебе записку, да не на чем было написать. Куда ты подевалась? Ведь домой поехала? Не представляю, куда можно отправиться без денег и без документов.

Я оставила ее риторический вопрос без ответа, хотя ответ и могла дать. Без денег и без документов, оказывается, можно было очень многое сделать... Выходит, она приехала ко мне после того, как я в спешке кинулась в аэропорт. Что бы мне немного подождать!

Забрала я свое проклятое портмоне и отправилась домой, кляня себя на чем свет стоит. На следующее утро я купила билет и уже в два часа дня была у Алиции в Аллероде...

— Что-то тут не так, чует мое сердце, — заявил подпоручик Вербель коллегам, вернувшись в комендатуру. — Вот клянусь вам — не знаю, с которой из Хмелевских я разговаривал.

— Ты шутишь? — удивился капитан Фрелькрвич. — Неужели не можешь отличить свекровь от невестки?

— Ты хоть отпечатки пальцев снял с нее? — встревожился подпоручик Яжембский.

— Снял, да невооруженным взглядом видно — не те.

Капитан Фрелькович быстренько разложил на столе фотографии отпечатков пальцев, снятых с предметов в квартире убитого пана Торовского, внимательно, с помощью лупы сопоставил их с доставленными подпоручиком Вербелем и согласился с последним. Доставленные им свеженькие отпечатки пальцев ни в чем не напоминали тех, что сняты с подозрительной дамской сумки, забытой какой-то женщиной в квартире убитого. У следователя не было никакой уверенности в том, что обе Иоанны Хмелевские причастны к расследуемому убийству, лишь клочок бумаги с адресом побуждал двигаться в этом направлении.

— Одна из них во всяком случае улетела вчера в Копенгаген, — напомнил коллегам подпоручик Яжембский. — По полученным данным, скорее всего невестка, год рождения... Таможенникам предъявила паспорт при отправлении...

Подпоручик Вербель раздраженно перебил:

— А вот эта паспорт не предъявила, говорит, оставила у приятельницы. Вот адрес и фамилия приятельницы, где, по словам Иоанны Хмелевской-свекрови, она оставила свое портмоне со всеми документами и деньгами. Я только что съездил по указанному адресу, дома никого не застал. И вообще я малость запутался. Если не ошибаюсь, мы ищем хозяйку той подозрительной сумки, так? А у этой сумка на месте, точь-в-точь наша, и хлам внутри очень похож. И я головой ручаюсь, она наврала мне с три короба, да вот вывести ее на чистую воду нет никакой возможности.

— Минутку, может, и найдется такая возможность, — пробормотал капитан, который с лупой в руке все еще изучал имеющиеся в его распоряжении отпечатки пальцев. — Посмотрим, посмотрим...

Все отпечатки пальцев, снятые с дамской сумки, принадлежали одной и той же особе, скорее всего хозяйке сумки. За исключением одного. На металлической открывалке от бутылок под нагромождением уже знакомых оттисков удалось различить один посторонний, на который наложились хозяйкины пальчики. С помощью дактилоскопистов посторонний отпечаток удалось воспроизвести в удовлетворительном виде и сравнить с отпечатками, доставленными подпоручиком Вербелем. И они совпали!

— Вот и доказательство, — удовлетворенно констатировал капитан. — Она действительно врала, потому что связана с хозяйкой сумки. Придется поприжать бабу.

Подпоручик Вербель был на седьмом небе от радости.

— Выходит, я не ошибался, она и в самом деле врала мне! То-то у меня было такое ощущение... А ведь в отчете на ощущение не сошлешься. Теперь же вот оно, бесспорное доказательство знакомства этих двух женщин! А поскольку у меня уже есть адрес этой Хмелевской-невестки, утром я к ней отправлюсь, там тоже наверняка найдутся какие-нибудь отпечатки пальцев.

— А знаете, здесь еще и третий отпечаток, под теми двумя, — неожиданно заявил эксперт, изучающий бесценную открывалку. — Вот я его сейчас воспроизведу, потом пороемся в нашей картотеке.

Банк компьютерных данных с отпечатками пальцев функционировал без перерыва круглые сутки, и уже через полчаса было установлено, что самый старый отпечаток на открывалке, а точнее, не весь отпечаток — сохранились лишь две четверти оттиска большого пальца правой руки — по всей видимости, принадлежат некоей Алиции Хансен. Отпечатки снимались двадцать восемь лет назад. Теперь следовало обратиться к работникам полицейского архива.

На следующий день к двенадцати часам все необходимые данные были установлены. Отпечатки пальцев младшей из Хмелевских полностью совпадали с отпечатками на злополучной дамской сумке. Получить отпечатки пальцев младшей Хмелевской подпоручику Вербелю было нетрудно. Ими оказалась буквально захватана вся квартира упомянутой Иоанны Хмелевской и большая часть ее ванной. Таким образом было установлено, что это именно она посетила последней квартиру Миколая Торовского, убила последнего, после чего сбежала в Данию.

А в Дании уже много лет проживала подсказанная компьютером Алиция Хансен, датская гражданка. С получением адреса Алиции Хансен у полиции проблем не оказалось, ее адресом и паспортными данными ОВИР был буквально завален, ибо чуть ли не все поляки ездили к ней по приглашению или при выезде в Данию ссылались на нее, в том числе и обе Хмелевские. Поскольку уже больше двадцати пяти лет адрес упомянутой Алиции Хансен не менялся, имелись все основания полагать, что она и сейчас по нему проживала.

Надежда возродилась в душе подпоручика Яжембского.

— Еду к ней! — воскликнул он.

— Зачем? — поинтересовался капитан.

— Неужели непонятно? Я пришел на встречу с Торовским и застал его уже мертвым. В его квартире мы не нашли никаких материалов, связанных с делом фальшивомонетчиков, а тут выясняется, что эта женщина вынесла из его квартиры большую сумку и смылась в Данию. Мы не знаем, она убила или нет, замешана она в деле или нет, но какие-то важные вещи из квартиры она унесла, это точно. Моего визита она предвидеть не может, чувствует себя в безопасности, так что имеет смысл этот визит ей нанести.

— Ты надеешься найти ее у этой самой Хансен?

— Они всегда у нее останавливаются, во всяком случае так записано в выездных документах. Может, она что-то знает...

— Вот телефон. Позвони.

— Чтобы предостеречь их? Если я и надеюсь чего-то добиться, то только застав их врасплох. Нет, я обязательно должен ехать. Если мне не дадут служебную командировку, поеду за собственные деньги! У меня отложены на морозильник.

Связь между морозильником и заграничной командировкой для сотрудников Янека Яжембского была очевидной, никто из них не удивился, достойным удивления был, скорее, самоотверженный порыв молодого офицера полиции. Поскольку же дело об убийстве Миколая Торовского оказалось тесно увязано с делом о фальшивомонетчиках, которым давно занимался подпоручик Яжембский, капитан Фрелькович немедленно написал рапорт по начальству о необходимости, в интересах следствия, загранкомандировки для подпоручика Яжембского, оговорив с последним в ответ на эту любезность возможность беспрепятственно пользоваться благами будущего морозильника в виде дегустации охлажденных напитков в летнее время года. Подпоручик клятвенно обещал.

— Английский я знаю! — радостно восклицал он. — В Дании бывать приходилось, знаю, как там следует себя вести. Самолет отправляется в Копенгаген в восемнадцать... Холера, уже отправился! Ну ладно, полечу завтра в восемнадцать.

Так он и сделал. А ровно через пять минут после отправления самолета капитан Фрелькович получил свежую информацию...

Осень на приусадебных участках заявила о себе кострами, в которых сжигался всякий мусор. Не на всех участках, разумеется, но на самом крайнем, у сетки, по другую сторону Рацлавицкой улицы, прямо против дома, где было совершено убийство, развивалась бурная деятельность. Особенно усердствовали дети. Полицейский пост, оставленный предусмотрительным капитаном на месте преступления, не дремал. Один из полицейских доставил в комендатуру немного обгоревшие эластичные перчатки, очень грязные, А через час общительный капитан уже установил дружеские отношения с двумя молодыми людьми и одной молодой дамой в возрасте между десятью и двенадцатью годами.