— Теперь этот презренный грубиян обвиняет нас в убийстве! — с негодованием воскликнул Меринос. — Да как и чем могли мы его убить?.. Да посмотри ты, идиот, на цепь, на громадный штырь, крепко вбитый в ствол…

— Не наш дело, — ответил мистер Пять с жестокой усмешкой.

— Может объяснять все шерифу и прокурору.

— Мы этого и хотим! Поедем поскорей, все устроится, объяснится, — сказал Тотор.

— Да, я с наслаждением посмотрю на цивилизованных людей, — прибавил Меринос, — рад отправиться к шерифу и к прокурору. Скоро ли мы увидим их? Далеко они?

Мистер Шесть холодно ответил, точно говоря о самой обыкновенной вещи:

— До них около пятисот или пятисот двадцати пяти миль.

— Как от Парижа до Лиона, недурно! — серьезно проговорил Тотор. — И вы здесь одни?.. Так далеко от начальства, в дикой стране?

— На половине дороги — инспектора Три и Четыре, им-то мы и передадим вас, — объяснил бригадир.

— И найдется пара лошадей для нас? А может, автомобиль или хотя бы купе в приличном поезде?

Мистер Шесть со спокойной иронией человека, которому подвластны жизнь и смерть, произнес:

— Пешедралом пойдете.

— Ах ты, дерзкая обезьяна! — вскрикнул выведенный из себя Меринос. — Я не двинусь с места.

Номер Пятый засмеялся, снял из-за плеча stock-whip, ужасный кнут погонщиков скота. Быстрым движением кисти он щелкнул ремнем, который развернулся со звуком пистолетного выстрела. Ремень хлестнул несчастного Мериноса по ляжке.

Американец подскочил; вырванный клок его одежды упал на землю. Капля крови покатилась по обнажившейся ноге молодого человека. От ярости и боли тот взвыл. Потрясая связанными руками, Меринос сжал кулаки, грозя ими мистеру Пять. Но тот, ухмыляясь, сказал:

— Пробный удар, чтобы советовать вам идти добровольно. Когда мистер Пять щелкнет посильней, вы поскакать как Джон Рэббит, братец кролик из буша! [79]

Мистер Шесть, тоже вооруженный кнутом, прибавил тоном, не терпящим возражений:

— Вперед! И знайте: доставлю вас куда следует живыми или мертвыми!

ГЛАВА 8

Туземная полиция. — Мученики. — Возмущение. — Обморок. — Почему мистер Пять хотел отрезать Мериносу голову. — Тотор, действуй! — Полная победа. — Как пахнут черные и белые. — На коня. — В путь!

Во многие области бесконечной австралийской территории цивилизация не проникла. Еще и сейчас, на заре XX века, сила владычествует там над правом, а человеческая жизнь ничего не стоит. И первые колонисты, скваттеры, рудокопы, изыскатели — словом, все одиночки, борцы с неизвестностью рискуют либо быть съеденными черными людоедами, либо пасть жертвами охочих до грабежей белых разбойников.

Так что безопасности на этих огромных и плодородных равнинах ожидать нечего. Чтобы постоять за права цивилизации, власти учредили и содержат за свой счет туземную полицию, native policy, предназначенную для охраны работающих людей.

Намеренно завербованные в дальних провинциях, черные агенты полиции воспитаны, натасканы. Они сведены в бригады, получают жалованье. Их учат верховой езде, и, надо признать, негры становятся замечательными наездниками. Они гордятся своей униформой, хорошо вооружены, пользуются уважением местных жителей, ревностно выполняют свои обязанности.

Весьма скромные в потребностях, они умеют и от своих лошадей добиться максимальной выносливости, совершая таким образом дальние походы. Выполняющих таинственные задания всадников-призраков можно встретить повсюду, в самых диких местах. Это настоящая гроза людей вне закона. Они выслеживают преступников с неутомимостью ищеек и хитроумной ловкостью дикарей. Шаг за шагом, неустанно, в течение недель и месяцев, на протяжении сотен километров будут преследовать они черного ли, белого ли правонарушителя.

Живым или мертвым, бандит все равно попадет им в руки. Полицейских немного, но, обладая такими личными качествами и почти безграничной властью, они проделывают поистине огромную работу.

К несчастью, продолжением их достоинств являются и многие недостатки. Они и в мундирах остаются дикарями, не имеющими представления ни о чем, кроме профессиональной выучки. За пределами этого для них не существует ни мыслей, ни инициативы.

Они плохо рассуждают, логику им заменяет импульсивность. Наивные и хитрые, недоверчивые и суеверные, бесстрашные и трусоватые, они теряются перед тем, что не укладывается в привычные рамки, и в этих редких случаях совершают непростительные промахи.

Словом, это хорошо натасканные, неподкупные и верные псы. Но — и только.

Именно в руки таких служак по глупому недоразумению попали Тотор с Мериносом. Напрасно пытались они снова начать переговоры. Полицейские, несомненно принимая молодых людей за разбойников, ничего не хотели слышать. Щелканьем кнута они подтвердили команду «Вперед!» и вскочили в седла.

Волей-неволей молодым людям пришлось подняться и идти, несмотря на то, что полуденное тропическое солнце палило вовсю. Перегретый песок обжигал ноги. Под безжалостным безоблачным небом, среди безводной пустыни дышалось не легче, чем в раскаленной печи.

Для полуголодных, измученных, непривычных к таким испытаниям молодых людей этот переход и подавно был пыткой. Согнув спины, волоча ноги, они едва протащились около мили и, хватая ртом раскаленный воздух, остановились, чуть не падая.

Хлоп! Хлоп! Опять удары. Ремни рвут одежду, рассекают кожу.

Тотор сжал связанные кулаки и, теряя самообладание, закричал:

— Вы звери, звери!

Меринос, с глазами, налившимися кровью, с искаженным от муки лицом, прохрипел:

— Злодеи! Я иду босиком! Разве не видите?

Действительно, его тонкие лакированные туфли, которые то мокли в морской и пресной воде, то коробились на солнце, теперь совсем развалились.

— Бедняга, — печально сказал Тотор, — возьми мои башмаки.

— А ты сам?

— Ничего, у меня кожа задубенелая.

— Go!.. Go on! [80]— бесстрастно кричали чернокожие…

И снова кнуты хлестали пленников. Меринос только подпрыгивал на песке, который буквально поджаривал ему ступни.

На коже вздулись волдыри, как от горячего утюга или кипятка. Меринос выл и испускал бессвязные крики, а конные полицейские снова и снова поднимали свои ужасные кнуты.

— Вы — разбойники! — рычал на них Тотор, теряя выдержку. — И хуже людоедов… Вы — чудовища! Вы позорите человечество и народ, который держит на службе таких диких зверей! Вы — бандиты, убийцы!..

— Нет, это вы — убийцы, — холодно возразил мистер Шесть. — Да, вы — бушрейнджеры, которые живьем содрали кожу с агента Семь и его товарища Восемь. Вы сделали из них чучела и отослали губернатору. Значит, или идите, или подыхайте. Закон дает нам право убивать или миловать таких людей, как вы.

Скрежеща зубами, Тотор осыпал их бранью. Меринос, бледный как смерть, с глазами, полными слез, вдруг кинулся бежать сломя голову. Но, коснувшись горячего песка, вскрикнул, как раненое животное. Из-под кожи брызнула сукровица…

Бывают муки выше человеческих сил. Сжав руки, американец пошатнулся и пробормотал еле слышным голосом:

— Мой друг… единственный друг… Я умираю… так лучше… Прощай!

Он тяжело опрокинулся на спину и замер.

— Нет, — отчаянно закричал Тотор, — ты не умрешь! Я помогу тебе, я понесу тебя… Я умолю этих чудовищных людей… Я трону их сердца.

Негры поговорили между собой и закинули кнуты за плечи.

Мистер Пять соскочил с лошади, вынул нож и подошел к Мериносу. Тем временем мистер Шесть достал из своего вьюка небольшой мешок из лакированной кожи, стянутый затяжным ремешком.

Полицейский широко раскрыл отверстие мешка, и Тотор почему-то содрогнулся.

Мистер Пять хладнокровно наклонился над Мериносом и поднял нож.

— Что ты делаешь, негодяй? — вскрикнул оледеневший от ужаса парижанин.