Верно. Ей нужен путь к его сердцу, но он не готов дать ей то, что ей нужно. Или не хочет. Значит, остается искать нового волшебства.

– Может, поцелуешь? – невинно спросила она. – На дорогу?

– Нора...

– Помолчи, ковбой, и поцелуй меня.

Их губы сомкнулись, и Нора отдалась счастью этого мгновения. А когда он нес ее обратно в спальню, она гнала от себя мысль о том, что это, должно быть, происходит в последний раз.

Ночь прошла в кипении желания и страсти, а утром, когда Майк открыл глаза, Норы не было.

Он остался один.

Дни плелись друг за другом, и она повторяла себе, что ей вот-вот станет легче. Стоит только позабыть Майка.

Нет проблем.

Это, должно быть, не труднее, чем забыть, как дышать.

Днем хлопоты в кондитерской отвлекали ее, но по ночам, когда она оставалась одна, ее осаждали воспоминания, тело горело, ища прикосновений Майка. Она ловила себя на том, что прислушивается, не подъезжает ли к дому грузовик, подумывала, как бы навестить его, и наконец решительно запретила себе столь мелодраматическое поведение.

Она не превратится в ноющую, томящуюся самку, она прожила без мужчины двадцать восемь лет, значит, проживет и дальше. Но, вынимая из духовки очередной противень с рулетом, она пробормотала про себя:

– Легко прожить без того, чего у тебя никогда не было, а вот когда узнаешь, тогда тебе этого уже не хватает.

– Опять сама с собой разговариваешь?

Нора обернулась к двери и выпрямилась, улыбаясь входившей в кухню Молли.

– Привет.

– Bay! Так теперь здороваются, когда хотят подарить человеку тепло и радость.

– Тебе чего-нибудь теплого и радостного? – Нора кивнула в сторону противня. – Прошу.

Молли покачала головой и подтащила стул к кухонному столику, за которым Нора начинала трудиться над очередной порцией теста.

– Здесь дико жарко, – объявила она.

– От печки, – коротко пояснила Нора.

Шорты и майка с глубоким вырезом помогали ей выдерживать атмосферу пекарни, к тому же в каком-то отношении жара успокаивала ее.

– Прячешься, – с упреком бросила подруга.

– Я не прячусь, – ответила Нора, – я просто работаю.

– Ты мне так и не рассказала, как у тебя тогда прошло с Майком.

Нора подняла голову.

– А-а, – сочувственно протянула Молли, – видно, не блестяще.

– Если по-честному... – Нора помолчала, занося нож над куском теста, – это было изумительно.

– Поздравляю, дело сделано.

– Сделано по высшему разряду, – улыбнулась Нора, – несколько раз.

– У-у...

В голосе Молли послышалась зависть.

– Все было просто замечательно, – Нора вздохнула, – пока я не сказала ему, что люблю его.

– Вот оно что...

– Собственно, все...

– Он кретин.

Все-таки Молли преданная подруга.

– Согласна. – Нора вновь принялась за работу, затем ловко разложила кусочки теста на противне. – Но это мой кретин.

– Угу. – Молли потянулась за еще горячим куском рулета. – И что ты решила?

– Дам ему поскучать.

– А результат?

– Я скучаю по нему, – призналась Нора. – Это идет в счет?

Молли откусила рулета.

– Насколько я могу судить, если ты по нему скучаешь, то и он скучает по тебе.

Слабое утешение, подумала Нора, ставя противень в духовку. Не так уж он скучает, раз не появился в городе. Вот уже три дня, как она не видела ни Майка, ни Эмили.

Она выпрямилась и повернулась к подруге.

– Любовь требует жертв, правда?

Молли тряхнула головой.

– Правда. Но она их стоит, раз уж дело доходит до любви.

– Не знаю, Молл. – Нора присела напротив, оперлась локтями о столик, и холод мрамора проник в нее. Что ж, может быть, это поможет погасить пламя, до сих пор бушующее в ней. – Наконец-то я нашла любовь – полюбила человека, которому не нужна.

Трудное признание. Сестры Норы рвали и метали при упоминании Майка, мама штудировала брачные объявления, а посетители кондитерской начинали перешептываться, когда Нора выходила в кафетерий. Ее отношения с Майком обсуждал весь Тесоро.

А ей все равно. Работа потеряла для нее прелесть, коль скоро не суждено рассказать Майку о дневных успехах. Дни, когда она не могла поехать на ранчо помочь Майку ухаживать за лошадьми, тянулись бесконечно. Вечера без чтения сказок Эмили, без объятий и поцелуев на ночь были пусты.

Но хуже всего ночи – темные, одинокие, наполненные воспоминаниями о другой ночи, с Майком. Она помнила каждое касание, каждый поцелуй. Как она протягивала руку и находила его. Биение его сердца, его руки, слияние тел.

Лицо Молли вдруг поплыло, и Нора моргнула, чтобы прогнать навернувшиеся слезы.

– Молл, я схожу по нему с ума, – грустно проговорила Нора. – У нас было бы все, если бы он так не берег свое сердце.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Минуты в те три самых длинных дня в жизни Майка ползли как черепахи.

Он ходил черный, как смертный грех, и любой, у кого сохранялась хоть капля рассудка, сообразил бы, что к чему. Но Рик, у которого только что родился сын, все еще витал в облаках и не замечал угрожающих признаков.

– Майк, да говорю же тебе, мой мальчик отлично наберет вес на смесях.

Все внимание Майка было сосредоточено на столбе забора. Этот столб требовалось заменить, предварительно выдернув его из земли. Майк навалился на столб плечом – похоже, вся работа на ранчо теперь на нем. Он обернулся на Рика, который прислонился к крылу грузовика: нога заведена за ногу, руки на груди скрещены, на лице – блаженная улыбка.

Никогда раньше Майку не приходило в голову, до какой степени может раздражать чужое счастье.

– Молодец все-таки Донна, – задумчиво тянул Рик. – Видел бы ты! Ни слез, ни криков. А в это время какая-то женщина вопила на всю больницу.

Майка передернуло, он-то ясно помнил обстоятельства появления на свет Эмили. Викки тогда орала – не дай Боже. Какими только словами она не обзывала его! Она кричала на врачей, на нянек и совершенно не интересовалась наконец-то родившимся ребенком.

Наверное, для Викки было бы лучше, если бы не случилось этой «непредвиденной» беременности, но сам он никогда не жалел о появлении Эмили. Кстати, в некотором смысле рождение Эмили прояснило и его отношения с Викки. Эта женщина проявила себя во всей красе, после чего оказала ему неоценимую услугу, исчезнув из его жизни.

Ему было хорошо наедине с дочерью. До того, как возникла Нора. Ее смех околдовал девочку, а он только скрипел зубами. К черту. Он был вполне счастлив, во всяком случае, доволен жизнью, а потом появилась она, и вышло так, что он вынужден ожидать следующей встречи, вспоминать ее голос.

В его дом она принесла цветы, а в его сердце – свет. И... Он не просил ее об этом!

– Донна – чудо, – повторял Рик, до сих пор не опомнившийся после рождения сына.

Этот голос почему-то заставил Майка представить Нору в роли матери Эмили. Он не мог вообразить, чтобы Нора кричала или изрыгала проклятия в его адрес. И совершенно немыслимо, чтобы Нора отвернулась от своего ребенка.

Майк оставил попытки справиться с непослушным столбом и дал волю воображению. Он видел перед собой Нору – носящую его ребенка. Вот смеющаяся Нора держит за руку Эмили, вот они втроем ужинают в кухне. Фантазия Майка разыгралась. Если его воображение решило, что призвано пытать его, тогда оно добилось своего.

Он ясно видел четверых или пятерых детей, носящихся по ранчо. А вот они с Норой вдвоем сидят на крыльце – ее рука лежит на его колене. Им весело смотреть на детей, самозабвенно играющих со щенками. Старый дом в грезах Майка осветился, как рождественская елка, и детский смех окружил его защитным ореолом.

Но вот видение исчезло, и перед Майком вновь возник столб, а до слуха донеслась болтовня Рика. Майк разъяренно вскинул голову.

– Ты мне поможешь все-таки или так и будешь подпирать машину?