— И что ты об этом думаешь? — они лежали на плоской крыше одного из «небоскребов» и наблюдали за суетящимися внизу фигурками. Отсюда, с высоты в сотню метров, немцы казались маленькими букашками, казалось, стоит протянуть руку, раздавить — и не будет больше никаких проблем. — Как считаешь, что они делают? — Григорий Арсеньевич говорил громко. С такого расстояния немцы вряд ли могли услышать их.

— Не знаю… — протянул Василий. — Только мне кажется, что они собирают какую-то штуку и каким-то образом хотят подключить ее к этим странным кольцам.

— И у меня сложилось точно такое же впечатление, — вздохнул Григорий Арсеньевич. — Судя по всему, они собирают увеличенный вариант прибора Троицкого, и с помощью его попробуют позвать Ктулху, надеясь, что этот зов разбудит его…

Василий вспомнил результат испытаний прибора профессора на борту теплохода и вздрогнул. Вот только восставших мертвецов ему не хватало.

— Сколько их там? — Григорий Арсеньевич повернулся к Киму, который лежал по другую сторону от него.

— Больше сотни, — вздохнул бурят. — Ах, будь со мной мой карабина, я бы устроил славный охота.

— Ну, это вряд ли. У немцев снайперов хоть отбавляй.

— И что делать? — спросил Василий после затянувшейся паузы.

— А ты как думаешь, Ким? — Григорий Арсеньевич глянул на огромного корейца.

Тот только пожал плечами.

— Начальник говорить, мы — делать. Надо спасать наших, — и он ткнул пальцем в сторону одной из палаток, возведенных немцами на огромной площади возле кольца.

— И это тоже, — согласился Григорий Арсеньевич. — И было бы неплохо заручиться чьей-нибудь помощью. Втроем мы ничего не сделаем.

— Чьей? — удивился Василий.

— Ну, я же говорил, что кто-то охранял этот город. Иначе куда пропала первая экспедиция.

— Вы имеете в виду тех тварей, о которых так подробно рассказывали нам на теплоходе?

— Вряд ли, хотя все может быть. Видишь ли, Старцы после поражения в войне с Ктулху деградировали. К тому же, несмотря на мои опасения, мы пока не видели ни одной твари.

— И?

— Пока никаких вопросов, — отмахнулся Григорий Арсеньевич. — Нам нужно: первое — остановить фашистов и второе — нашуметь, что ли, привлечь к себе каким-то образом внимание стражей этого города. Сам не знаю, как это сделать. Единственное, что приходит в голову… Ким, ты смог бы проскользнуть в палатку с приборами и устроить небольшую диверсию?

Бурят кивнул.

— Она с краю. Сложностей не будет.

— Будет. Там наверняка пара часовых, но думаю, ты справишься, а мы пока попробуем освободить наших.

— Это невозможно… — начал было Василий. Сверху он видел, что палатка, в которой теоретически находились пленные, в самом центре немецкого лагеря, и как туда пробраться, было не ясно.

— Я сказал, не освободим, а «попробуем» освободить. В любом случае, нам нужно будет отвлечь огонь на себя, чтобы дать Киму свободу действий.

— Тогда давайте я взорву машину профессора! — встрял Василий. — Тем более, что я много раз видел модель…

Григорий Арсеньевич задумался, а потом внимательно посмотрел на своего ученика.

— Хорошо. Ким, пойдешь со мной… Ты запасной вариант… Если у Василия не получится, операцию придется повторить.

— А я? — спросила Катерина.

— А вы, мадам, останетесь ждать нас с ключом наготове и будете действовать по обстоятельствам. Может статься так, что нам придется бежать, и тогда ваш ключ, открывающий все «двери» в этом городе, сильно нам пригодится. Конечно, я мог бы взять его с собой, но не хотелось бы подвергать риску столь ценный предмет. Вдруг он попадет в руки эсэсовцам.

— Но…

— Вот это как раз не обсуждается, — строгим тоном объявил Григорий Арсеньевич.

Они отползли от края крыши и проверили свой арсенал. Обычных патронов было маловато, а «заговоренные» против немцев не действовали. Еще у Кима нашлось две гранаты. Обе он отдал Василию.

— Гранатами рванешь приборы, — пояснил Григорий Арсеньевич. — А так, постарайся стрелять поточнее, зря патроны не тратить. Вот тебе еще пара полезных штучек, — и он протянул Василию пару… немецких свастик с заточенными краями. — Японские игрушки. Умеешь с такими обращаться?

— Нет, но, думаю, справлюсь, — ухмыльнулся Василий.

— Бросай, словно плоский камешек… чтоб по воде прыгал, — пояснил Григорий Арсеньевич, передавая Василию сюрикэны. — Только ты с ними поосторожнее, а то порежешься ненароком. Эти штуки называют «лезвием в ладони»…

— Кстати, а сам профессор Троицкий где? — Василий вспомнил, как тот трясся над своим аппаратом. Фашисты фашистами, а профессор, без сомнения, не простит уничтоженного прибора.

— Он с немцами. Они то ли запугали его, то ли купили, что-то пообещав.

— Значит, в случае чего…

— Можешь убить на месте… — вздохнул Григорий Арсеньевич. — Твое начальство это одобрит. Фашисты не должны завладеть прибором. Не должны разбудить Ктулху, не должны получить доступ к секретам Древних цивилизаций. Это — главное, это нужно помнить.

— Но…

— Не думай. Если кто-то из «наших» встанет на твоем пути, стреляй, не задумываясь.

Василий кивнул.

— Ну что, готовы?

Ким еще раз проверил свои пистолеты. Точно так же поступили и Василий с Григорием Арсеньевичем.

— Пошли, — наконец объявил Фредерикс.

Они спустились на платформе с крыши здания. Этот лифт, впрочем, как и все механизмы в этом городе, приводился в движение с помощью универсального ключа — медальона. Дальше предстояло разделиться.

— Итак, запомни, — напоследок добавил Григорий Арсеньевич. — Мы начинаем действовать после взрыва. Иначе нам к пленным не прорваться, только и ты, Василек, помни: рванул — беги. В первый момент, пока фашисты не разберутся, в чем дело, всех собак спустят на тебя… И еще: если тебе попадется на пути профессор или наш дорогой герр Грег — стреляй, не раздумывая.

— С немцем мне все понятно, но профессор… он же наш, — возразил было Василий.

— Ага, — согласился Арсений Григорьевич. — Только в сложившихся обстоятельствах он орудие в руках врага. Я, например, не уверен, что он станет терпеть пытки, если ему предложат выбор между нами и хорошо оснащенной лабораторией, где он сможет спокойно продолжать свои изыскания.

— Но…

— Человек тварь продажная, Василий. Очень немногие ныне следуют высокоморальным принципам… Ладно, хватит лить воду. Сейчас каждая минута может оказаться решающей. Ни пуха, ни пера…

— К черту, — пробормотал себе под нос Василий, скинул шубу и шапку, протянув их Катерине. — Прибереги, авось еще пригодятся, — и решительно направился вдоль здания, пересек две улицы, сделав большой крюк и выйдя «в тыл» фашистского лагеря.

Пригнувшись, словно в любой момент ожидая выстрела, он осторожно выглянул из-за угла. Часовой стоял, повернувшись в его сторону. Василий тут же метнулся назад, прислушался. Часовой тревоги не поднял. Значит, просто-напросто не заметили. Но что теперь? С такого расстояния ни заточенной свастикой, ни ножом часового ему не снять. А выстрел… Выстрел весь лагерь всполошит, и пока он добежит до палатки с прибором, его десять раз прихлопнут. Неприятная перспектива. Значит, нужно ждать. А Григорий Арсеньевич? Он поймет. Тоже будет ждать. С другой стороны, промедление смерти подобно. Немцы могут запустить машину профессора в любой момент, и хотя неизвестно, что при этом случится, лучше не доводить до крайности, значит, несмотря ни на что, нужно действовать…

В этот раз часовой стоял к Василию вполоборота. Если он не повернется, то имелся пусть небольшой, но шанс на то, что Василию удастся проскочить до ближайшего укрытия. А оттуда, если повезет… Впрочем, думать об этом пока было рано. Сперва скажем «аз», а уж как «буки» пойдут, посмотрим.