Мы вглядывались в неподвижно стоявший немецкий грузовик. Похоже, дальше он уже не поедет. Лобовые стекла высыпались, капот и крылья были сплошь в дырах, из пробитого радиатора текла вода.

Потрескивая, остывал ствол пулемета.

— Ты это — сходи, посмотри, — пересохшими губами выдавил Борис, кивнув в сторону моста.

Я перекинул за спину автомат, вытащил из кобуры пистолет, спустился к мосту и перешел по настилу на другой берег. Выставив пистолет, левой рукой ухватился за ручку и дернул дверцу. На меня выпал убитый немец. «Тьфу ты, черт, напугал!» — чертыхнулся я.

В кабине в неестественных позах лежали еще двое убитых гитлеровцев.

Сунув пистолет в кобуру, я встал на подножку и заглянул в кузов. Увязанные в пачки, там лежали длинные бумажные мешки из крафт-бумаги. Непонятно: для чего они? И только потом, по прошествии времени, я узнал, что в полевых условиях в таких мешках немцы хоронят своих убитых.

— Ну, чего там? — с нетерпением спросил Борис, когда я вернулся.

— Трое убитых в кабине и бумажные мешки какие-то в кузове.

— Жалко, что мешки не с харчами.

— Ты лучше пулемет заряди.

— Не учи ученого. Тут целая коробка с лентой, поставил уже. Поехали.

— Погоди. Прикинь, грузовик нам навстречу ехал. Откуда бы ему здесь взяться.

Борис насторожился:

— Может, заблудился?

— А сколько отсюда до Ярцева твоего?

— Да уже недалеко должно быть, километров десять. Постой-ка, ты хочешь сказать…

— Вот именно. Мы туда едем, а навстречу нам по дороге — немецкий грузовик. Как бы к немцам в лапы не попасть. Сафоново правее?

— Ага, сейчас на пригорке перекресток будет — нам направо.

Я толкнул ногой кик-стартер, уселся в седло. Тронувшись, мы проехали мимо расстрелянного грузовика. Оба молчали, всматриваясь в дорогу. Борис ухватился за рукоятку пулемета.

Свернули вправо. И без остановок по грунтовке — вперед.

Через полчаса на дорогу выскочил красноармеец с винтовкой.

— Стоять! Кто такие?

Я едва остановиться успел.

— В Сафоново, с донесением.

Красноармеец покосился на немецкий мотоцикл с пулеметом. Я перехватил его взгляд:

— Это трофейный, захватили у фрицев после их атаки.

— Езжайте. Только открытые участки побыстрее проскакивайте, постреливают немцы.

Однако судьба сегодня была к нам благосклонной.

Проехав мимо окопов, ощетинившихся стволами пулеметов и винтовок в сторону дороги — здесь держали оборону бойцы полка, мы въехали в городишко. Штаб нашли быстро: известное дело — его обычно в добротном здании располагают. С улицы его можно опознать по стоящим рядом машинам, снующим военным, а еще — по многочисленным полевым кабелям связи.

Мы пристроили к веренице стоящих машин и наш трофейный мотоцикл, прикрыв брезентовой накидкой свастику на боку коляски.

Я направился к штабу. Однако же часовой у входа уперся:

— Не пущу, не велено!

Из штаба в это время выходил полковник. В руке он держал фуражку, смятым носовым платком утирал бритую — по моде тех лет среди военных — голову. Надев фуражку, он привычным жестом проверил, посередине ли звездочка, и повернулся к нам:

— Что за шум?

— Сержант Колесников, — представился я. — Пакет у меня к командиру полка, товарищ полковник, да вот часовой не пропускает.

— Давайте пакет, сержант.

Я достал из-за пазухи пакет — серую бумагу, сложенную треугольником. Полковник надорвал, вытащил сложенный вчетверо лист и быстро прочитал написанное.

— Хорошо, я доложу командиру полка.

Вперед выступил Борис:

— Разрешите обратиться!

— Разрешаю.

— Старший сержант Синицын, — козырнул танкист. — Полк наш в Ярцево…

Полковник оборвал Бориса:

— Знаю. Перерезана дорога на Ярцево вчера немцами. Так что, боец, до полка своего ты не доберешься.

— А как же нам быть? У меня немцы танк сожгли. Экипаж цел, в окопах сидит.

— Нету танков, танкист. Пока воюй в пехоте.

Полковник повернулся и направился в штаб.

Мы отошли подальше от входа, встали в тени дерева.

— Что делать будем? — спросил Борис.

— Не знаю пока, полковник не сказал ничего. Думаю, возвращаться в роту надо.

— Так-то оно так, только я танкист, а в окопах танков нет.

— У меня такое же положение. Слышал, что полковник сказал? Нет танков! Ты что теперь — лапки сложишь и ждать будешь, когда тебе танк дадут?

Борис, пожав плечами, вздохнул:

— Давай хоть подхарчимся где-нибудь.

Борис подошел к часовому — узнать, где кухня. Мы бодро отправились туда, и Борис стал требовать обеда. Мы, дескать, с донесениями прибыли с передовой, не евши. Конечно, это была наглость, мы — не штабные работники. Однако повар сжалился над нами, налил по миске борща, дал буханку ржаного хлеба на двоих. Уговаривать нас не пришлось, все съели быстро.

Только уселись в тени под деревце — отдохнуть перед обратной дорогой, как раздался истошный крик: «Немцы!» Штабные забегали. Я выматерился — ну поесть спокойно не дадут!

Однако сколько мы ни крутили головами, никаких следов прорыва не увидели, стрельбы тоже не было слышно. Странно! И лишь потом обратили внимание, что солдаты пальцами вверх показывают. Тогда почему кричали «немцы», а не «воздух», как обычно, при налете?

Мы подняли голову. Мама моя, в полукилометре от нас с неба на парашютах опускались немецкие десантники! Ветром их сносило в сторону — как раз на городишко. Обычно десантирование производят на луг или поле, а вот на город сбрасывать десант избегали — слишком велик риск покалечиться при приземлении.

Парашютистов сносило к западу от центра городка. Вот приземлился один, потом другой, а потом они посыпались, как горох.

Придерживая автоматы, мы побежали к мотоциклу. Борис уселся в коляску, схватился за рукоять пулемета и стал расстреливать в воздухе фигурки под куполами. Я же захватил из коляски подсумок с магазинами от автомата и побежал от площади туда, где приземлялось большинство десантников.

В этом же направлении бежали бойцы взвода охраны. Едва приземлившись, даже не освободившись от подвески, парашютисты открыли огонь из автоматов. В городе поднялась паника. Некоторые бойцы, слыша стрельбу и видя немцев, решили, что они прорвали оборону. Основные силы полка располагались за городом, и что с ними, мы не знали.

Я поймал на мушку автомата ближайшего ко мне немца, который только что неудачно приземлился. Его накрыло куполом парашюта, и теперь он безуспешно пытался освободиться от него. Я дал короткую очередь, и немец затих. Сверху опускался еще один. Не дав ему долететь до земли несколько метров, я его срезал.

Только теперь у меня появилась возможность присмотреться к десантникам поближе. Их форма отличалась от пехотной, даже стальные шлемы были другие.

Меж тем немцы собирались в группы и отходили в западную часть города. Не иначе, накапливали силы, чтобы навалиться и дать бой.

Короткая очередь из автомата оборвалась неожиданно. По раздавшемуся следом сухому щелчку я понял: в магазине закончились патроны. Я отбросил пустой рожок, прищелкнул полный. Отвлекшись на перезаряжание, я на мгновение потерял контроль над окружающим пространством. Сзади грохнул выстрел. Я мгновенно обернулся, готовый выпустить во врага очередь. В двух шагах стоял лейтенант без фуражки и с пистолетом в руке:

— Свои, свои!

А в пяти шагах от меня корчился в муках смертельно раненный парашютист. Спас, выходит, меня незнакомый офицер.

По кирпичной кладке дома, высекая крошки, ударила автоматная очередь. Мы оба упали на землю.

— Из того дома бьют, сволочи!

Лейтенант сунул пистолет в кобуру, подобрал у убитого немца автомат.

— Боец, я справа, с переулка, подберусь, а ты не давай им высунуться.

Лейтенант отполз назад и нырнул в дыру в заборе.

Я подполз к убитому. На боку у немца висела брезентовая сумка. Я отстегнул клапан: да тут гранаты, с длинной деревянной ручкой — аж четыре штуки! Неплохо!

Я залег за парапетом и стал стрелять по окнам. Как только замечал в окне движение, так давал очередь. Прикинул: между мной и домом, где обосновались немцы, метров пятьдесят. Далековато для броска гранаты, но попробую. Я открутил фарфоровый наконечник в ручке, дернул, и, приподнявшись, швырнул гранату. Не долетев с десяток метров, она упала перед домом. Что за чертовщина? Граната крутанулась на месте и — никакого взрыва. Я подумал, что сделал что-то не так — конструкция ведь мне незнакома. И в это время граната рванула. Вот фигня! Взрыв слабый, не то что наши Ф-1, да и замедлитель рассчитан на очень большое время. Я не засекал, но секунд пять-шесть — это точно против трех секунд у нашей «лимонки». Надо учесть.