Примечателен и другой аспект. Горячее желание молодого русского владыки «навести порядок» в Германии, Италии и других странах Европы, куда вторгся Наполеон, не встречало там жаркой поддержки, в том числе и у постоянно обижаемых французами австрийцев и пруссаков, которые были готовы терпеть от Наполеона новые унижения, только бы не обнажать против него оружие. Позже, даже выступая в одном строю с Россией, они не были до конца верными союзниками и все время поглядывали в сторону Наполеона, а то и вели с ним тайные, закулисные переговоры, были готовы обменять русскую поддержку на мирный договор с ним. Складывается впечатление, что Россия буквально навязывала им свою помощь, а те, напуганные Наполеоном, отмахивались от протянутой им русской вооруженной руки. При этом можно быть уверенным, что тогда Россия действовала в некотором смысле бескорыстно и не намеревалась присваивать новые территории — после Третьего раздела Польши и присоединения Грузии казалось, что империя не нуждается в дальнейшем расширении своих пределов. В письме своему послу в Вене графу Разумовскому в 1805 году император писал об Австрии: «Неужели страх, вселяемый в нее честолюбцем, сильнее надежды на мое содействие? Объявите Венскому двору, что вместо обещанных мною 115 000 даю ему 180 000 войска. Честь моего государства не позволяет мне смотреть равнодушно на молчание соседей моих, коим способствуют они порабощению земель, сопредельных Франции. Кажется, начиная войну, выгоды которой обращаются в пользу не мою, а союзников моих, я приобретаю права на их доверенность. Не усматривая, однако ж, тому доказательств, я решился добровольно и без просьбы посторонней увеличить число вспомогательных войск моих. Но готовясь к защите угнетенных государств, вознамерившись скоро решить жребий Европы, я распространил мои предположения, изложенные в прилагаемом здесь плане». Далее государь перечислял контингента русских войск, готовых устремиться на помощь австрийцам, а потом воевать за их интересы в Италии и других местах, и все для того, чтобы «скоро решить жребий Европы», «водворить в Европе на прочных основаниях мир». Здесь нет ничего нового — все войны начинаются словами о водворении прочного мира во всем мире. Пожалуй, единственным верным союзником России и в то же время непримиримым врагом Наполеона была Англия, да и то потому, что у нее как у жертвы континентальной блокады не было никакого другого выхода.
Александр вкладывал в дело борьбы с Наполеоном всю свою душу и проявлял столь непривычную для него невиданную страстность. Был момент, когда он был готов объявить войну одному из своих потенциальных союзников — Пруссии, за то, что пруссаки никак не желали пропускать через свою территорию корпус И. И. Михельсона, посланный на помощь австрийцам из Прибалтики. Для этого даже готовились специальные документы. Так, в «Проекте манифеста против Пруссии» было сказано: «С глубоким чувством печали мы приказали нашим армиям обращаться с прусскими провинциями как с враждебной России страной и с прусскими войсками, которые захотели бы оказать сопротивление их проходу, как с вражескими войсками»5. Возможно, союз с Австрией так и не был бы заключен (и Россия так и не получила бы своего Аустерлица), если бы Наполеон не продолжил свои бесцеремонные захваты: летом 1805 года он присоединил к Франции Генуэзскую республику. Это окончательно вывело из себя нерешительного и вялого императора Франца II, и он подписал Военную конвенцию о помощи России и совместных с ней действиях против Наполеона, тем самым согласившись начать войну. Император французов этому был даже рад.
После этого в России стали формировать армейские контингенты для помощи австрийцам. Основные силы были сосредоточены на самой западной границе, в Радзивиллове, что к северо-востоку от Лемберга (Львова). Главнокомандующим русской армией был назначен М. И. Голенищев-Кутузов. Согласно рескрипту императора Александра о ведении войны с Францией за август 1805 года, Кутузову поручались как военные, так и политические задачи по «обузданию непомерного властолюбия» Бонапарте (титул императора за ним в России не признавали, и даже когда Александр вступил с ним в переписку, то царские письма адресовались «Первому консулу»). К числу политических задач относились такие, как необходимость внушить местным жителям «образ мыслей наших, правила наши и цель, которую мы достичь желаем, а именно, что мы не имеем в виду никаких завоеваний, ибо обширность пределов империи нашей соделывает оные для нас бесполезными, а наипаче в толь отдаленных от нас краях, что ополчились мы не противу французской нации, которой спокойствие и благоденствие толико же приятно для нас, как и прочих европейских народов, но противу управляющего оною, ибо его личному только властолюбию и пагубной системе приписать должно все бедствия, в кои Европа ныне ввергнута. Объясняйте, до какой степени он презрел права народные, что для него нет ничего священного, что все договоры им нарушены и что, наконец, он хочет разные правительства лишить не только независимости, но даже и политического бытия своего… и что мы вооружились единственно для освобождения их от такового бедственного положения и для восстановления всеобщего спокойствия и безопасности». Кутузову предписывалось также входить в сношения «с недовольными внутри Франции», заключать соглашения с германскими князьями и способствовать свержению Наполеона.
Военные задачи были проще. Русская армия поступала в полное подчинение австрийского императора или назначенного им из числа эрцгерцогов главнокомандующего и должна была следовать в том направлении, куда они предпишут, — будь то Франция, Швейцария или Италия, но поначалу было желательно «быстро податься в Баварию, с тем, чтобы не допустить перехода ее курфюрста на французскую сторону (именно это вскоре и произошло! — Е. А.)». Особо предписывалось Кутузову ладить с австрийскими генералами, не допускать распрей между генералами союзных армий, вроде тех, что нераз возникали во время совместных действий русских и австрийцев в Италии и Швейцарии в 1799–1800 годах6.
Выбор Кутузова главнокомандующим в этом смысле казался весьма удачным — как известно, он был прирожденным дипломатом и царедворцем, умел ладить как с австрийскими генералами, так и с австрийскими придворными и военными чиновниками, формально соглашаясь с их советами и инструкциями, но поступая зачастую так, как ему подсказывал опыт полководца и обстоятельства. Но забегая вперед отметим, что не всегда Кутузов-полководец держал верх над Кутузовым-царедворцем, и это в немалой степени способствовало поражению русской армии.
Сама армия, команду над которой приехавший из Петербурга Кутузов принял 9 сентября, называлась Подольской — по месту дислокации ее частей. К моменту прибытия главнокомандующего она уже была в походе по заранее оговоренному с Веной маршруту: Радзивиллов — Тешин (ныне Цешин или Чески-Тешин на польско-чешской границе) — Брюн (Брно, Чехия) — Креме (Австрия) — Ульм (Германия). Всего было сформировано шесть колонн, причем последняя, 6-я, была вскоре возвращена прямо с похода обратно в Россию в связи с осложнением положения на русско-турецкой границе (как известно, в 1806 году вспыхнула Русско-турецкая война). Впрочем, затем по просьбе австрийцев эти войска вновь направили к ним на помощь, но колонна так и не успела соединиться с основной армией до Аустерлица. Всего в наличии в армии Кутузова было 167 штаб-офицеров, 1319 обер-офицеров, 2991 унтер-офицер, 1082 музыканта, 40 846 рядовых, 3252 нестроевых, 3571 рекрут и 169 кантонистов — итого 53 397 человек.
«Господами колоножными начальниками» были назначены лучшие генералы. 1-й (авангардной) колонной командовал генерал-майор князь П. И. Багратион; 2-й — генерал-лейтенант А. А. Эссен 2-й; 3-й — генерал-лейтенант Д. С. Дохтуров; 4-й — генерал-лейтенант В. Ф. Шепелев; 5-й — генерал-лейтенант барон Л. Ф. Мальтиц; 6-й — генерал-лейтенант барон И. К. Розен. Колонны по численности были примерно равны, включали в себя как пехоту (гренадеры, мушкетеры и егеря), так и конницу (казаки, драгуны, гусары, кирасиры), а также по две роты артиллерии, пионерские и понтонные роты. В колонне Багратиона числилось по списку 28 штаб-офицеров, 240 обер-офицеров, 517 унтер-офицеров, 171 музыкант, 7167 рядовых и 605 нестроевых, всего 8728 человек. На самом деле в строю находилось 8263 человека, а убыль почти в 500 человек (больные, командированные, арестованные и др.) восполнялась приписанными к колонне 865 рекрутами и кантонистами. Колонна Багратиона состояла из трех пехотных полков (Киевского гренадерского, Азовского мушкетерского и 6-го егерского), Павлоградского гусарского полка и казачьего Кирсанова полка. Колонне придавались также две роты полевой артиллерии (всего 24 орудия)7.