Она пыталась держать свои чувства на безопасной дистанции, но ее сердце было несогласно с этим планом. Кейт влюбилась в Роба. Серьезно, безумно, по уши влюбилась. Так, что это лишало дыхания и чертовски пугало ее.

Проехав длинную аллею, которая вела к дому, Кейт остановила машину перед гаражом и, взяв коробочку от Тиффани с пассажирского сиденья, закрыла за собой дверь. Каблуки серебристых туфель с ремешками постукивали по бетону, пока Кейт переходила подъездную дорожку. Трусики натянулись, и приходилось ступать очень осторожно, поднимаясь по ступенькам на крыльцо. Когда Кейт позвонила в дверь, ей пришлось сосредоточиться на том, чтобы держать руки по бокам: не хотелось, чтобы Роб, когда откроет, застиг ее держащейся за свою пятую точку.

Дверь распахнулась, но открыл ее не Роб: на пороге стояла маленькая блондинка в обтягивающем платье. У нее были голубые глаза и идеальная кожа. Ни родинки, ни малейшего деффекта, ни единой расширенной поры: ничто не нарушало совершенство этого лица. Сигнал тревоги зазвенел в голове Кейт.

— Да?

Кейт посмотрела мимо блондинки внутрь дома:

— Роб здесь?

— Да, он здесь, — ответила та, но не сдвинулась с места. — Может быть, я могу помочь вам? — в ее ровном тоне послышалась легкая нотка враждебности.

— Нет, не думаю, что можете, — Кейт понятия не имела, кто эта женщина, но та вела себя так, как будто владела этим местом. — А вы кто?

— Я Луиза.

А. Бывшая.

— Да. Роб упоминал о вас.

Однако он не упоминал, что Луиза была восхитительно прекрасна.

Такие восхитительно прекрасные женщины обычно живут за счет очень богатых мужчин. Роб также не упоминал, что бывшая жена собирается объявиться в Госпеле на его день рождения. Сигнал тревоги, звеневший в голове Кейт, стал немного громче, но она проигнорировала его. Роб развелся с этой идеальной женщиной, и, насколько помнила Кейт, он сказал, что любил бывшую, но она никогда ему не нравилась.

— Я Кейт Гамильтон.

— Хм, — Луиза наклонила голову набок так, что стала видна мочка ее уха, украшенная несколькими сияющими каратами. — Интересно, что Роб никогда не говорил о вас.

Стоп. Кейт не ошиблась по поводу враждебности. И как бы ни противно ей было признавать это, шип Луизы уколол ее где-то в районе сердца.

— Зачем бы ему говорить обо мне свой бывшей жене?

Но почему он не упоминал о ней?

— Потому что мы с Робом обсуждали восстановление наших отношений. Я думаю, если бы вы были важной частью его жизни, он бы сказал о вас.

Ну ладно, на этот раз Кейт почувствовала что-то большее, чем укол и сигнал тревоги. Но сказала себе, что Луиза лжет. Она должна лгать. Роб бы не сделал этого с Кейт. Она открыла рот, чтобы ответить, но в это время из кухни в коридор вышел Роб. На нем была белая майка и голубые плавки. Он нес маленькую девочку в розовом купальнике и сандалиях, а малышка обвила ручкой его шею.

Кейт узнала девочку с фотографий, расставленных по всему дому. Когда Саттер посмотрел мимо Луизы и увидел Кейт, его шаги замедлились.

— Кейт…

— С днем рождения.

Она протянула коробочку от Тиффани, чувствуя такую любовь, что истерзанное сердце рвалось из груди под хрустальным бюстгальтером. Кейт намеревалась оставаться оптимисткой или умереть, пытаясь ею остаться.

— Спасибо, — Роб поставил дочку на ножки и взял подарок. — Заходи.

Оптимизм — это одно. А посиделки с Робом и его стервозной бывшей, пока искусственные бриллианты терзают интимные места Кейт, — другое.

— Нет. Я не знала, что у тебя есть компания. Я должна была позвонить.

— Это было бы мило, — сказала Луиза.

Роб посмотрел на нее и нахмурился:

— Ты не должна звонить. Останься на ужин. Я как раз собирался разжечь барбекю.

Новообретенный оптимизм Кейт поинтересовался: если Саттер планировал воссоединение, то пригласил бы он ее на ужин?

— Нет, спасибо. — Но на этом ее оптимизм закончился: ведь быть оптимисткой не означало быть слепой. — Луиза только что сказала мне, что вы снова планируете пожениться.

— Это не правда, — ответил Роб, и Кейт почувствовала, как боль в ее груди отступает. Глубокая морщинка пролегла между бровей Роба, он потрепал дочку по голове. — Иди возьми свою куклу, она на диване. — Когда Амелия ушла, он повернулся к бывшей жене: — Прекрати это.

Луиза подняла на него глаза. Даже ее профиль был идеальным.

— Ты сказал мне, что подумаешь об этом.

— Я подумал, и ответ все еще отрицательный.

— Тебе на самом деле надо получше подумать, действительно ли ты хочешь отказаться от шанса снова быть семьей.

— Луиза, ради бога! — взорвался он. — Почему ты все время давишь на одно и то же место, пока я не выхожу из себя? Я не женюсь на тебе снова. Я ни на ком не женюсь. Никогда. Одного раза было достаточно.

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем его слова достигли мозга Кейт. Когда это произошло, она почувствовала прямое попадание и сделала шаг назад. О, Боже. Боль взорвалась и ударила ее. Это случилось снова. Дежавю. Другой парень. Другое соблазнительное нижнее белье. То же самое разбитое сердце.

— Прости, что помешала празднованию твоего дня рождения. — Кейт повернулась в тумане боли и растерянности и ушла, прежде чем смогла сделать что-то по-настоящему нелепое, например, разразиться рыданиями перед этой восхитительной ведьмой Луизой.

Роб поймал Кейт внизу лестницы:

— Кейт, клянусь, я не собираюсь снова сойтись с Луизой. Тебе незачем уходить.

— Нет, есть. — Она продолжала идти. Ей нужно было добраться до машины. Только бы она смогла добраться до машины.

— Я даже не знал, что она и малышка приедут, пока она не позвонила мне из аэропорта Сан-Вэлли этим утром.

— Это не имеет значения, — потянулась к дверной ручке Кейт.

Он положил ладони ей на плечи и развернул к себе лицом:

— Я позвоню тебе завтра.

Глаза Кейт начало жечь, и она почувствовала, что готова сорваться. Она узнавала симптомы. Она развалится на мелкие кусочки, но не сейчас. Она подождет, пока не останется одна.

— Нет. Не звони. Я больше не могу делать это. Думала, что могу, но нет.

Роб нахмурился:

— Не можешь делать что?

— Не могу говорить себе, что фантазии достаточно. Это ложь, — ее голос дрогнул, и она опустила глаза на свои туфли. — Не важно, сколько раз я говорила себе, что ты сделаешь мне больно, я влюбилась в тебя.

Она пропустила несколько ударов сердца, прежде чем он сказал:

— Ты мне небезразлична.

Она сказала, что любит его, а он говорит, что она ему небезразлична. Кейт полагала, что это лучше, чем «спасибо». Она посмотрела на него и сморгнула слезы:

— Я тебе небезразлична?

— Больше, чем любая другая женщина.

Этого было недостаточно. Не в этот раз.

— И как долго? Что будет через год? Через два года? Через пять лет? Сколько из своей жизни я должна отдать тебе? Сколько лжи я должна сказать себе? Сколько времени пройдет, пока ты не решишь, что мы должны ходить на свидания с другими людьми или быть просто друзьями, или пока ты не найдешь кого-нибудь еще?

— Я не знаю! Столько, сколько это будет длиться.

Кейт вдохнула и медленно выдохнула:

— Этого недостаточно.

— А чего же, черт возьми, достаточно?

— Мужчины, который пообещает любить меня вечно.

Роб сжал ее руку.

— Иисусе, ты что, говоришь об обручальном кольце? — Он покачал головой: — Это безумие.

Безумие? Злость смешалась с болью.

— Отпусти меня.

Его глаза сузились, и он убрал руки. Отошел от машины. Рывком открыв дверцу, Кейт забралась внутрь, прежде чем расплакалась прямо перед ним. Она впихнула ключ в замок зажигания и уехала. Бросив последний взгляд в зеркало заднего вида, она успела заметить, что Саттер поднимается по ступеням, прежде чем его образ стал расплываться, и затем снова сосредоточилась на дороге.

В чем же дело? Она велела себе держаться подальше от Роба. Она приехала в Госпел, чтобы попытаться выяснить, что с ней не так, а не влюбиться всем сердцем и душой в мужчину, который никогда не сможет полюбить ее так сильно, как она любит его.