Пауэрскорт обращался к сидевшему слева от него, перед горящим камином, Симмонсу. Справа сидела миссис Симмонс, поджидавшая, точно хищная птица добычу, первой же возможности встрять в разговор.

— Получив ваше письмо, лорд Пауэрскорт, я провел немало времени, размышляя об этих событиях, — Симмонс словно бы выступал теперь перед акционерами своего банка, — и потому постараюсь быть кратким. Вскоре после того как связанная с «Британией» история завершилась, родители пяти молодых людей встретились в Лондоне. Мы пытались решить, как нам теперь быть, как позаботиться о будущем наших детей. Родители попросили меня принять роль выразителя их интересов. С того времени я им и остаюсь.

— Им нужен был деловой человек, лорд Пауэрскорт! Кто-то сведущий в делах этого мира. Ведь так, Уильям?

Симмонс продолжил, словно никакого вмешательства в разговор и не произошло.

— Я написал письмо, конфиденциальное, разумеется, личному секретарю принца Уэльского Уильяму Сутеру. Я указал ему, что вследствие деяний сына его хозяина будущее наших сыновей стало весьма неопределенным, требующим значительных расходов. Нас ожидали счета от докторов, поездки в Европу, возможно, даже в Америку, в поисках новых методов лечения. На том этапе я никаких денег не запрашивал. Я хотел посмотреть, каким будет ответ.

— А как мы все тревожились! Какие тревоги, какая неопределенность! Надо же было хоть как-то возместить страдания, выпавшие на долю пяти матерей! Страдания, способные надорвать материнское сердце!

Симмонс неукоснительно продвигался дальше.

— Ответ я получил незамедлительно. Он содержал просьбу о встрече в Лондоне. Мистер Сутер — он тогда еще не был сэром Уильямом Сутером, не так ли, лорд Пауэрскорт? — сказал, что принцу Уэльскому требуется время, чтобы тщательно все обдумать.

Ну еще бы, подумал Пауэрскорт. Готов поспорить, что тот и с единым пенни не расстался бы, если бы мог этого избежать. Он просто ждал, когда к виску его поднесут заряженный пистолет.

— Так или иначе, Сутер дал мне понять, что мы можем назвать нашу цену. Это мы и сделали. Однако нам было поставлено одно условие. Уверен, вы способны догадаться, какое, лорд Пауэрскорт.

— Молчание, — обронил Пауэрскорт.

— Полное и абсолютное молчание. Нам всем пришлось подписать документ, составленный его поверенными. Даже Мюриэль подписала его, не так ли, Мюриэль?

— Уильям, дорогой, в нем вовсе не говорилось, что мы не вправе обсуждать это в уединении наших домов. И сказать по правде, мы справились со случившимся очень хорошо. Уже через несколько лет мы смогли позволить себе переехать сюда, верно?

Пауэрскорт вспомнил разговор о шантаже, случившийся у него несколько лет назад с одним очень проницательным суперинтендантом столичной полиции. Они в тот раз сидели вдвоем в задней комнате паба у реки.

«Все выглядит так, мой лорд, — говорил суперинтендант, неспешно прихлебывая из пинтовой кружки пиво. — Первое, что проделывает шантажист, это поглубже запускает когти в свою жертву. — Он с силой сдавил кулак левой руки пальцами правой. Скоро от кулака отхлынула кровь, кожа на нем побелела. — Потом он начинает требовать большего. Первый год, мой лорд, может оказаться лишь пробой сил. На второй шантажист уже понимает, что может попросить немного больше. Потом намного больше. А спустя какое-то время он начинает считать, что жертва в долгу перед ним, что он, шантажист, деньги свои заслужил. Такое случается».

— Не могли бы вы рассказать мне о вашей договоренности, мистер Симмонс? О том, каким образом выплачивались деньги, ну и так далее.

— О, тут все было устроено очень порядочно и честно, лорд Пауэрскорт.

— Да Уильям ни на что иное и не согласился бы, не правда ли, дорогой? Что сказали бы в банке, если бы в этом присутствовало нечто необычное?

Действительно, что? — подумал Пауэрскорт.

— Деньги поступали каждый месяц. Мы все условились говорить, если кто-нибудь спросит, что это флотская пенсия нашим мальчикам. Впрочем, никто никогда не спрашивал. Выплаты производились как по часам. Через лондонское отделение «Финчс».

— А вы не обнаружили, что с ходом времени все обходится вам дороже? Доктора, лечение и прочее? — Пауэрскорт постарался, чтобы вопрос его прозвучал сколь возможно невиннее. Впрочем, никакой нужды в этом, как оказалось, не было.

— Конечно обнаружили, лорд Пауэрскорт! — миссис Симмонс даже прогневалась. — Все становилось дороже с каждым годом! Нам приходилось ездить в Швейцарию, в Лондон, в Америку, чтобы повидать тамошних докторов. Приходилось покупать для этих поездок новую одежду и шляпки. И если мы потом оставались там ненадолго отдохнуть, так что же в этом дурного, правда? Подумайте, через что всем нам пришлось пройти! Подумайте о позоре, который ожидал бы нас, если бы все вышло наружу! Я никогда бы уже не смогла пройти по деревне с высоко поднятой головой! Нам пришлось бы уехать отсюда! Я считаю, что молчание стоит любых денег, ты согласен со мной, Уильям, дорогой?

— И все всегда шло гладко? Никаких неприятных сбоев? — Пауэрскорт снова вспомнил о своем суперинтенданте. Кое-что из сказанного им вертелось, дразнясь и подтрунивая, в глубине его сознания.

«Если хоть какое-то из соглашений о выплате денег вдруг да не срабатывает, мой лорд, начинается паника. Жуткая паника. А выпустив джина из бутылки, загнать его обратно очень трудно».

— Все и всегда шло очень хорошо, — ответил Симмонс. Жена его на время удалилась из гостиной. — Была одна задержка, только одна, да и та совсем недавно. Но мы сумели во всем разобраться.

— А сами юноши — молодые люди, следовало мне сказать. Я знаю, что один из них в прошлом году умер. Остальные благополучны?

— Благополучны настолько, насколько того можно ожидать, так говорят нам доктора. Иногда несколько лет проходит без всяких хлопот, потом болезнь вдруг вспыхивает с новой силой.

— А ваш Альфред? Он живет здесь, с вами?

— Лорд Пауэрскорт! Отведайте моего особого кекса! Мои скромные усилия неизменно приносят мне приз деревни. Однажды я даже завоевала третье место на выставке графства Дорсет!

Миссис Симмонс возвратилась торжествующая, принеся огромный кекс с цукатами и маленькую, переплетенную в кожу книжицу.

— Вот! Вам, лорд Пауэрскорт, самый большой кусочек! Уильям всегда говорит, что есть мой кекс малыми порциями не имеет никакого смысла!

— С нашим сыном все обстоит благополучно, — продолжал Симмонс. — Он единственный наш ребенок и большую часть времени живет с нами.

— Уильям даже смог подыскать для него скромное место в банке, лорд Пауэрскорт! Как это мило с его стороны! И, в отличие от большинства мальчиков его возраста, Альфреду действительно нравится жить с его мамой! Ведь так, дорогой?

— Он и сейчас здесь?

— Нет, сейчас его нет, — Симмонсу, уже набившему рот кексом, слова давались не без труда. — Он с самого начала года в отъезде. Отправился в Норфолк, погостить у друга, живущего где-то под Факенхемом. Альфред туда часто ездит. Он всегда был очень метким стрелком. Думаю, они там целыми днями охотятся.

В поисках спасения Пауэрскорт обратился к кексу. Один из братьев, входящих в сообщество «Британии», скорее всего, хорошо владеет охотничьим ножом. Другой ничуть не хуже — ружьем. Смертельно опасная парочка могла бы получиться из них в Норфолке, неподалеку от Сандринхема. И Пауэрскорт начал мысленно составлять еще одну записку к комиссару столичной полиции.

Он совсем уж было собрался покинуть «Лавры», однако миссис Симмонс не отпустила его так сразу.

— Лорд Пауэрскорт! Мы не отпустим вас, пока вы не распишетесь в нашей маленькой гостевой книге! Так делают все наши гости! Если же вы еще и напишете: «лорд Фрэнсис Пауэрскорт», — получится чудо как хорошо! А то ведь никто не поверит, что вы настоящий лорд! О Боже! Это будет ужасно!

Впервые в жизни он подписался как «лорд Фрэнсис Пауэрскорт». На прощание Симмонс сердечно пожал ему руку, сказав, что, если Пауэрскорту понадобится еще какая-то помощь, он может снова приехать к ним. Миссис Симмонс заверила его, что в их скромном доме он всегда будет желанным гостем. У нее имеется рецепт еще одного кекса, который она непременно освоит к следующему его визиту.