— Нет проблем. Постараемся быть на высоте.

Волков встал.

— Это еще не все. С заходом солнца в лагере состоится конкурс на лучшие стихи о нашем деле.

— О чем?

— О горах, о маршрутах, об альпинистах. Стихи должны быть собственного сочинения. Если вы хотите вступить в наш клуб, надо принять участие в конкурсе.

— Каждому?

— Достаточно будет, если от вашей команды выступит кто-то один.

Волков вздохнул.

— Надо — значит, надо, — сказал оперативник. — Пойду готовиться.

Озадаченный милиционер вышел из палатки.

—  Ну что? — спросил его Дукалис.

— Значит, так... — начал Волков.

Старший лейтенант изложил палаточный разговор с Мариной Гавриловной.

— Вот стерва! — выругался Ларин.

— Она не стерва, — защитил альпинистку Волков. — Просто тут такие правила.

— Что будем делать? — обратился к коллегам Дукалис.

Оперативники задумались.

— Ну в футбол мы их сделаем, — сказал Соловец, — опыт, слава Богу, есть. А со стихами... Поступим так. Сейчас каждый возьмет бумагу и ручку. Расходимся в разные стороны и встречаемся у машины через два часа. У кого лучше получится, тот и будет выступать. Сверим часы.

— На моих без десяти два, — объявил Дукалис.

— На моих без пяти, — сказал Волков.

— Без шести, — произнес Ларин.

У Соловца были самые точные часы — электронные.

— Сейчас без семи, подведите свои, — дал указание майор. — В четыре часа приходим к машине. Без стихов не являться.

— Георгич, у меня ручки нет, — сказал Дукалис.

— А у меня бумаги, — заметил Ларин.

Соловец открыл сумку, достал толстый блокнот, вырвал из него несколько листов и протянул капитану. Затем он порылся в одном из карманов сумки и извлек из нее огрызок карандаша.

— Держи, — сказал Соловец Дукалису.

Оперативники разошлись в разные стороны. Ларин, несмотря на склонность к меланхолии, никогда не писал стихов. В начальной школе он читал Чуковского и теперь пытался вспомнить что-нибудь из детской поэзии, надеясь приспособить ее к нынешней ситуации. Соловец в школе учил наизусть Пушкина и Маяковского. Ему нравились некоторые стихотворения, но он понятия не имел, как из отдельных слов строить зарифмованные четверостишия. Дукалис по литературе в школе имел твердую четверку. Сочинения ему давались с трудом, слабым местом была грамматика. Поэтическая муза не посещала оперативника никогда. Больше всех был озадачен Волков. Старший лейтенант всегда предпочитал художественной литературе публицистику. К тому же оперативник понимал, что с него как с самого младшего будет суровый спрос. Это не придавало энтузиазма милиционеру. Глядя под ноги, он грустно брел среди соснового леса. Вдруг Волков остановился. Вынув сигареты, оперативник закурил и задумался. Затем он достал из кармана сотовый телефон. На вахте Двенадцатого отделения милиции раздался звонок. Дежурный майор Чердынцев снял трубку.

— Майор Чердынцев у телефона, — сказал милиционер.

— Боря, здравствуй, это Волков.

— Привет, Слава.

— У тебя в «обезьяннике» должен Петрович сидеть.

— Ну сидит.

— Позови его и позвони мне на мобильный.

— Хорошо, — кивнул Чердынцев.

Майор положил трубку и направился в «обезьянник», где сидел Петрович. Бомж в это время крепко спал на скамейке, подложив под голову свернутый в рулон пиджак.

— Подъем! — сказал Чердынцев, открыв клетку.

Петрович с трудом открыл глаза.

— Ты чего, майор? Мы же договорились, я у вас до вечера покемарю, — произнес он.

— Потом кемарить будешь. Тебя к телефону.

— Чего?

— Иди к телефону, с тобой Волков говорить будет.

Вздохнув, бомж послушно поплелся вслед за Чердынцевым. На вахте милиционер набрал номер мобильного телефона Волкова и протянул трубку Петровичу. В это время старший лейтенант не спеша брел по лесу, пробираясь сквозь густой осинник. Услышав звонок, оперативник поднес к уху трубку.

— Слушаю, — сказал он.

— Волков, здорово!

— Привет, Петрович. Слушай меня внимательно. Через час мне нужны стихи об альпинистах.

— Зачем это тебе?

— Потом объясню. Запиши тезисы.

Петрович взял ручку и бумагу, лежавшие перед ним на столе.

— Давай, — сказал он.

— Горы, спорт, альпинизм, любовь, — продиктовал Волков.

— Тебе в каком стиле — баллада, сонет, поэма?

— Сонет.

— Ясно, сделаем.

— Дай трубку Чердынцеву.

Бомж передал трубку майору.

— Боря, отведи Петровича в камеру, а через час снова подведи к телефону и позвони мне на трубу, — сказал Волков.

— Хорошо, Слава.

Чердынцев положил трубку.

— Пошли, — обратился он к Петровичу.

Бомж уже был охвачен сочинением стихов, которые предстояло написать в сжатый срок. Он взял со стола майора бумагу и ручку и направился обратно в «обезьянник». А Волков зашагал дальше сквозь чащу, вдыхая лесную прохладу. Оперативник был доволен неожиданным решением возникшей проблемы. Насвистывая, он присел на удобный пенек и закурил. Спешить теперь было некуда.

Через час раздался звонок из отделения.

— Слушаю, — сказал Волков.

— Привет, Слава, это Чердынцев. Петрович рвется с тобой поговорить.

— Дай ему трубку.

Майор протянул трубку бомжу.

— Здорово, Волков. Готов твой сонет. Ну, я тебе скажу, такое получилось!

Пушкин и Некрасов отдыхают!

— Давай диктуй.

Петрович начал диктовать стихи, а оперативник стал записывать их в записную книжку.

— Ну как? — спросил бомж.

— Годится. Спасибо, Петрович.

— «Спасибо» в стакане не пенится! Скажи Чердынцеву, чтобы разрешил мне переночевать здесь.

— Ладно, дай ему трубку.

Бомж передал трубку майору.

— Слышь, Боря, оставь его на ночь в «обезьяннике».

— Да он уже меня достал! Видеть его не могу! — возмутился Чердынцев.

— Не шуми. Последний раз. Для меня.

— Ну разве что для тебя, — нехотя согласился майор.

Он положил трубку и посмотрел на Петровича:

— Пошли, посидишь еще. Но только до завтра.

В четыре часа оперативники собрались возле милицейских «Жигулей». У всех, кроме Волкова, вид был подавленный.

— Как дела? — обратился к коллегам Соловец.

— Плохо, — сказал Дукалис.

— Мягко сказано, — произнес Ларина

— И у меня тоже, — вздохнул Соловец. — А ты что скажешь, Слава?

Волков пожал плечами:

— Так... Накидал кое-что.

— Давай показывай, — попросил майор.

— Я, конечно, не Демьян Бедный, но раз надо...

Старший лейтенант встал в театральную позу и продекламировал стихи, написанные Петровичем. Когда он закончил, наступила немая сцена. Соловец стоял, прислонившись к машине, с дымящейся сигаретой во рту. Ларин и Дукалис сидели на траве, открыв рты от удивления. Наконец майор нарушил молчание:

— Ну ты даешь...

— Молодец, Слава, — похвалил товарища Дукалис.

— Как тебе это удалось? — поинтересовался Ларин.

Волков улыбнулся:

— Чего только не сделаешь, выполняя служебный долг.

10

В пять часов оперативники подошли к костру. Они успели подкрепиться консервами и теперь были полны решимости участвовать в спортивном мероприятии. Марина Гавриловна сидела в окружении нескольких молодых людей, среди которых был утренний парень в тельняшке.

— Здравствуйте еще раз, — обратился к ней Волков. — Познакомьтесь, это мои товарищи — Олег, Андрей и Толя.

Марина Гавриловна протянула руку и обменялась рукопожатием с каждым оперативником.

— Меня зовут Марина Гавриловна, — сказала она. — Присаживайтесь.

Оперативники расселись вокруг костра.

— Слава про меня вам, наверное, все уже рассказал, — произнесла девушка. —

Теперь вы расскажите о себе.

— Что вам рассказать? — спросил Соловец.

— Почему вы решили стать альпинистами?

— Хочется подняться над суетой, — ответил майор.

— Как говорится, тянет к высокому, — сказал Ларин.

— Лучше гор могут быть только горы, — добавил Дукалис.