успокоить.

Его – не меня. Для мамы всегда отец был на первом месте, а дальше уже мы с братом.

– Я тебя предупреждал, зараза. Иди, мой посуду или излуплю тебя, как сидорову козу.

Я всхлипываю, на руках вздулись ссадины. Я знаю, что выбора нет: в порывах ярости и гнева отец

слабо может себя контролировать, а у меня абсолютно нет никакого желания идти в школу с

синими полосками от ремня. Мне больно и обидно, мне тошно. Я мою посуду и реву. Слезы

скатываются по щекам прямо на посуду, рыдания душат меня. Я всхлипываю, рукавом утираю

щеки и продолжаю мыть посуду.

Мамы нет рядом, она с отцом.

Почему? Почему они никогда не говорят со мной? Им все равно, что я такое? Неужели все люди

думают, что настолько похожи друг на друга внутри, и даже собственным родителям неинтересно,

чем живет их ребенок?

Обида, как снежный ком, нарастает внутри меня. Я уже знаю, что она не найдет выход, но будет

жить внутри меня, задавливая что-то важное, что-то светлое и теплое в моей душе.

* * *

– Мила, давай поговорим, ты какая-то странная последний месяц. Может, даже больше, чем месяц.

– Я не умею говорить, Артур. И не хочу.

– Не умеешь – научим, не хочешь – заставим. – Артур засмеялся и стиснул меня, словно котенка. –

Что с тобой творится, дорогая? Расскажи мне?

– Тебе все равно будет неинтересно.

– Почему ты так говоришь? Мне все интересно, что касается тебя! Вдруг ты о другом мужчине

думаешь?

– Ах, ну да. Тебе только это интересно? Тогда знай, что о другом мужчине я не думаю.

– Ну, может, думаешь о чем-то грустном и депрессивном. Расскажи, я хочу знать. – Артур был

настойчив.

Когда один человек спрашивает другого, о чем тот думает, то это значит, либо этому человеку

действительно важно и интересно знать мысли другого, либо он просто влюблен.

Я это знала, как и то, что мой муж слишком умный человек, чтобы интересоваться моими

мыслями, поэтому мне не хотелось ничего говорить. Слова таяли, не добравшись до языка, и

голова тяжело склонялась на подушку.

– Мила!

– Артур, что? Я хочу спать.

– Нет, мы должны поговорить!

– О чем мы должны поговорить? Может, перенесем все разговоры на завтра? – я решительно

повернулась к нему спиной и натянула одеяло до ушей.

Артур встал, включил свет и встал напротив меня.

– Мила, что происходит с тобой в последнее время? Я хочу знать! Мы живем вместе столько

времени! Я твой муж, и я имею право знать все о тебе.

– Артур, серьезно, мне нечего тебе рассказать. И я хочу спать.

– Нет, ты не будешь сегодня спать, пока не расскажешь все до конца. Что случилось? Ты мне

изменила?

«Ты мне изменила?» - съязвила Она и загоготала, как обычно. – «О, наверное, ты изменила ему со

мной. И не один раз. С самого начала. Постой-ка, а, может, это ты мне изменила, а не Ему?»

– Боже, Артур, какую чушь ты несешь! Ну, о чем ты говоришь, какие измены? Мы все время

проводим вместе, и потом – я так выматываюсь на работе, что не хочу не то что с кем-то общаться,

а даже смотреть на других людей.

– Тогда что? – Артур скрестил руки и пристально изучал меня.

«Да, и мне интересно! Тогда что?» - Она лежала в моем любимом шелковом халате рядом и

откровенно потешалась над нами. – «О, дорогая, может, ты ему расскажешь о Нас?…. Я думаю,

уже пришло время! Если он, конечно, не законченный дурак, то должен понять. Хочешь, я сама

ему расскажу? Представляешь, выходишь ты из туалета – и понимаешь, что забыла нажать кнопку

смыва. О, какой конфуз!» - Она засмеялась своим низким бархатным голосом.

Мое сердце оборвалось даже от одной мысли об этом.

– Артур, оставь меня в покое! – Я с трудом подавила нотки нервозности и ярости. Если я сорвусь

на крик, на выяснение отношений, то мне уже будет не остановиться, я выскажу все до конца.

Ярость начинала клокотать во мне, бешенство, злоба, словно угарный дым заполняли легкие. Я

начала глубоко дышать в попытке остановиться на этом самом месте.

– Мила, я хочу знать, что происходит. Я не оставлю тебя в покое.

– Ты что, совсем сошел с ума?! Двенадцать часов ночи, мне вставать через шесть с половиной

часов, а ты лезешь ко мне со своими разговорами! Как ты мне надоел! Отвяжись от меня, ради

Бога!! – меня понесло. Я не могла остановиться и говорила, говорила. Я выплескивала всю

накопившуюся тревогу, а с ней и страх, ненависть, боль. Я ненавидела в эту минуту весь мир, и

единственное, чего мне хотелось, чтобы меня все оставили в покое.

Слезы душили меня, но не выплескивались наружу. Я кричала, от этого начало саднить горло.

Артур развернулся, вышел и со всей силой хлопнул дверью:

– Истеричка гребаная.

Это было уже не первое оскорбление подобного рода с его стороны. Внутри меня что-то

всколыхнулось и жарким дымом развеялось по всему телу. Словно что-то разорвалось и сладким

привкусом подкатило из желудка по пищеводу в нос. Сон как рукой сняло. Все тело напряглось:

руки, ноги, живот, лицо.

Я откинула одеяло, нацепила свои спортивные шлепанцы, выполнявшие функцию домашних

тапочек, и отправилась в кухню. «Знаю, знаю, что нельзя. Нужно держаться. Этим я не смогу

ничем себе помочь. Все это бесполезно, мне станет еще хуже, я буду сожалеть. Будет болеть

живот», - я уговаривала себя, чуть не плача, но внутренняя боль, родившаяся ниоткуда,

проснувшаяся там, в моем теле, разрывала и не давала дышать. Я не умела справляться с нею, я

могла только временно заглушить ее.

Холодильник поздоровался со мной едва слышным рокотом. Полки были забиты продуктами:

дорогими, изысканными, вкусными. Но они меня не интересовали, нужно было что-то дешевое, со

вкусом детства, успокаивающее. Молоко, сливочное масло, булка, сахарное квадратное печенье,

сладкий крепкий чай. Книга, которая существовала только для таких действий. И одиночество.

Снова все по замкнутому кругу.

Я стала машинально поедать бутерброд с маслом, пытаясь вникнуть в то, что написано в книге.

Стало спокойно, мыслей не стало – видимо, они разбежались, чтобы не становиться свидетелями

всего этого безобразия.

– Мила! – «Боже мой, оставит он меня или нет?»

– Что?! – Я не хотела ни с кем разговаривать, я хотела остаться одна, не видеть, не слышать,

полностью отключиться от этого мира.

– Ты ужинаешь? – Артур попытался меня погладить. Я резко отстранилась.

– А что, не видно? Зачем задавать вопросы, не требующего ответа из-за его очевидности?

– Такие вопросы называются риторическими, зайчик.

– Я знаю! – Я почти зарычала. Муж раздражал меня в данный момент, мне хотелось наорать на

него, выставить за дверь. Он мешал мне, он мешал Ей. «Скажи ему, что хочешь остаться одной,

чтобы подумать», - злобно шипела Она.

– Артур, мне нужно остаться одной, чтобы подумать. Хорошо, дорогой? – последнее слово

прозвучало особенно фальшиво.

– Мила, тебе не кажется, что ты слишком часто хочешь остаться одна? – Артур стоял надо мной,

скрестив руки на груди, и всем своим видом требовал немедленных ответов на все вопросы.

– Не кажется!! Оставь меня в покое! Мне нужно подумать, я хочу побыть одна! Неужели это так

сложно понять?! Что ты ко мне цепляешься сегодня целый вечер?! – По его глазам я поняла, что

сильно обидела.

Артур ничего не понимал, он не мог понять, не мог принять, что его искренняя любовь и забота

получают такой отклик. Видно было, как его сознание судорожно пытается объяснить мое

поведение, подобрать правильные ответы и поведение. Он хотел что-то добавить, но неуверенно

взмахнул рукой, развернулся и вышел.

Я облегченно вздохнула и дрожащими руками сделала еще один бутерброд с маслом. Я уже

чувствовала, что комок наскоро съеденной пищи постепенно опускается все ниже, и чем дольше я