— Пусть тогда отец подарит вам две деревни. Никто не должен плакать, если я выздоравливаю, ведь я принц, королевский сын. Но где же Моти? Мне хочется, чтобы он посидел рядом со мной на стуле.
Кейт послушно поднялась и стала звать любимицу махараджи Кунвара — маленькую серую обезьянку в золотом ошейнике, которая свободно гуляла по всему дому и саду, а по ночам всеми правдами и неправдами добивалась права улечься спать рядом с принцем. Когда она откликнулась, Кейт увидела её на ветвях дерева, где она ссорилась с дикими попугаями, а через некоторое время обезьяна вбежала в комнату, что-то напевая на своём обезьяньем языке.
— Иди сюда, маленький Хануман[24], — сказал принц, поднимая руку. Обезьяна вспрыгнула к нему на постель. — Я слышал об одном короле, — сказал принц, играя с золотым ошейником, — который потратил три лакха[25] на обезьянью свадьбу. Моти, а ты хочешь взять себе жену? Нет, нет, хватит с тебя и золотого ошейника. Мы лучше потратим три лакха на свадьбу мисс Кейт и сахиба Тарвина, когда мы поправимся, а ты, Моти, будешь плясать на свадьбе. — Он говорил на родном языке, но Кейт слишком хорошо поняла, почему он соединил её имя с именем Тарвина.
— Не надо, Лальи, не надо!
— Ну почему, Кейт? Смотри — даже я уже женат.
— Да-да. Но это другое дело. Ради вашей Кейт — не говорите об этом, Лальи.
— Очень хорошо, — отвечал махараджа, надув губы. — Что ж, я всего лишь ребёнок, я знаю. Но когда я поправлюсь, я снова стану королём, и тогда никто не посмеет отказаться от моих подарков. Слышите? Это трубят трубы моего отца. От идёт сюда, чтобы повидать меня!
И прежде чем Кейт успела встать, мистер Эстес возвестил о приходе махараджи, и комната вдруг уменьшилась в размерах, потому что в ней появилась внушительная фигура махараджи во всем великолепии и блеске. Он только что закончил смотр своей личной гвардии и потому был в полной парадной форме главнокомандующего королевской армии — событие само по себе незаурядное. Махараджа Кунвар с восторгом оглядывал своего августейшего отца — начиная с начищенных до блеска сапог с золотыми шпорами и белоснежных замшевых панталон, военного мундира, сверкавшего золотом, и алмазов ордена «Звезда Индии» и кончая ярко-жёлтым тюрбаном с плюмажем изумрудного цвета. Король снял перчатки и ласково пожал руку Кейт. Заметно было, что после недавней оргии Его Высочество стал вести себя намного цивилизованнее.
— Здоров ли ребёнок? — спросил он. — Мне говорили, что у него небольшая лихорадка, — у меня тоже была однажды лихорадка.
— Боюсь, сахиб махараджа, что болезнь принца была гораздо серьёзнее, — отвечала Кейт.
— Ах, малыш мой, — сказал король, нежно склонившись над сыном и перейдя на родной язык, — вот что бывает с теми, кто слишком много ест.
— Нет, отец, я ничего не ел, и я уже совсем здоров.
Кейт стояла у изголовья кровати и гладила мальчика по волосам.
— Какие войска были сегодня на параде?
— Оба эскадрона, мой генерал, — ответил отец, и глаза его засветились гордостью. — Ты настоящий раджпут, мой сын.
— А мой эскорт — где он был?
— Он прошёл с отрядом Пертаба Сингха. И перед концом битвы они первыми пошли в атаку.
— Клянусь Священным Конём, — сказал махараджа Кунвар, — в один прекрасный день в настоящем сражении они тоже пойдут в атаку первыми. Правда, отец? Ты будешь на правом фланге, а я на левом.
— Именно так. Но чтобы воевать, принц должен быть здоров и должен многому научиться.
— Я знаю, — задумчиво произнёс принц. — Отец, я тут не спал несколько ночей и думал. Разве я ещё маленький? — Он взглянул на Кейт и прошептал ей; — Мне хотелось бы поговорить с отцом. Пусть никто не заходит сюда.
Кейт тут же вышла из комнаты, одарив на прощанье мальчика улыбкой, а махараджа сел подле него.
— Нет, я не маленький, — сказал принц. — Через пять лет я стану мужчиной, и многие будут повиноваться мне. Но как же я смогу отличить плохое от хорошего, когда мне надо будет отдавать приказания?
— Надо много учиться, — произнёс махараджа рассеянно.
— Да, я думал об этом по ночам, лёжа в темноте, — сказал принц. — И мне пришло в голову, что всем этим вещам нельзя научиться, если живёшь во дворце. Женщины меня этому не научат. Отец, позволь мне уехать, чтобы выучиться и стать настоящим принцем!
— Но куда же ты желаешь уехать, дражайший мой? Ты ведь знаешь, что все моё королевство — это твой дом, мой возлюбленный сын.
— Я знаю, знаю, — ответил мальчик. — И я вернусь домой, но прошу тебя, сделай так, чтобы надо мной не смеялись другие принцы. Во время свадьбы Равут из Буннаула смеялся надо мной, потому что у меня меньше книг, чем у него. А ведь он всего-навсего сын землевладельца, и их род не такой старый и благородный. У него вообще нет предков. А он ездил и на север, и на юг от Раджпутаны: он бывал и в Дели, и в Агре, да-да, и в Абу; он ходит в старший класс королевской школы в Аджмере. Отец, все сыновья королей учатся в этой школе. Они не играют с женщинами, они ездят верхом в мужском обществе. Там, в Аджмере, и воздух, и вода очень хороши. Мне бы так хотелось поехать туда!
На лице махарадхи появилась печать тревоги и беспокойства: мальчик был очень дорог ему.
— Но с тобой там может приключиться какая-нибудь беда, Лальи. Подумай как следует.
— Я уже думал, — ответил принц. — Какая же беда может приключиться со мной там, если я буду находиться под присмотром англичан? Равут из Буннаула говорил мне, что я буду жить в собственных комнатах, у меня будут свои слуги, свои конюшни, как и у других принцев, и что ко мне там будут относиться с уважением и почтением.
— Да, — сказал король примиряющим тоном. — Все мы дети солнца, я и ты, мой принц.
— Значит, я должен стать таким же учёным, сильным и храбрым, как лучшие люди моего народа. Отец, мне надоело бегать по женским комнатам, слушать, что говорит моя мать, как поют танцовщицы; а они всегда пристают ко мне со своими поцелуями. Пусти меня в Аджмер, отец. В эту королевскую школу. А через год, уже через год — так сказал мне Равут из Буннаула — я смогу сам командовать своей гвардией, как и подобает королю. Ты обещаешь мне, отец?
— Когда ты поправишься, — отвечал махараджа, — мы поговорим с тобой об этом — не как отец с сыном, а как мужчина с мужчиной.
В глазах маха раджи Кунвара засияла радость.
— Замечательно, — сказал он, — как мужчина с мужчиной.
Приласкав сына, махараджа рассказал ему разные мелкие дворцовые новости, которые всегда могут заинтересовать мальчишку, затем, смеясь, спросил:
— Ну, теперь вы позволите мне удалиться?
— О, отец! — принц уткнулся лицом в бороду махараджи и крепко обнял его. Махараджа мягко освободился из его объятий и, так же осторожно, мягко ступая, вышел на веранду. И прежде чем Кейт вернулась, он исчез в облаке пыли под звуки труб. В ту минуту, когда он отъезжал, к дому подошёл посыльный с большой корзиной, доверху наполненной бананами, гранатами и другими фруктами — ярко-зелёными, золотистыми и темно-красными. Он поставил корзину к ногам Кейт и сказал:
— Это подарок королевы.
Маленький принц, услышав эти слова, закричал радостно:
— Кейт, это моя мать прислала вам. Смотрите, какие крупные, правда? Ой, дайте мне гранат, — попросил он, когда она вернулась к нему в комнату. — Я их не ел с прошлой зимы.
Кейт поставила корзину на стол, но принц передумал. Теперь ему захотелось гранатового шербета, и Кейт должна была смешать сахар с молоком, сиропом и мясистыми красными зёрнами. Кейт на секунду вышла из комнаты, чтобы принести стакан, а тем временем Моти, который тщетно пытался стянуть изумруды принца и прятался все это время под кроватью, вылез оттуда и схватил спелый банан. Отлично понимая, что махараджа Кунвар не сможет поймать его, Моти, не обращая ни малейшего внимания на его слова, преспокойно сел на корточки, очистил банан маленькими чёрными пальчиками, состроил рожицу принцу и начал есть.