Коэлин угрюмо вздохнул, в который раз за длинный-предлинный день удивленно покосился на обугленную лучину, потом вспомнил, что сам запретил ее запаливать и снова уставился в окно. На торчащее из-за забора покосившееся строение, которое Зигги Клещ назвал сараем.
На первый взгляд, поверить в то, что в нем могут спрятаться целых пятьдесят человек, было почти невозможно: строение было раза в полтора меньше, чем комната для ночевки телохранителей принца. И не особенно высоким. Однако стоило присмотреться к пожухшим снопам сена, торчащим с сеновала, как сомнения испарялись, как утренняя роса на летнем солнце: снопы иногда шевелились! Причем порою одновременно в нескольких местах: счастливчики, которым досталась возможность лежать, а не стоять, вдали от недремлющих глаз своих десятников разрешали себе поворочаться.
Кстати, на их месте Коэлин ворочался бы вдвое живее: несмотря на спущенный по тропинке приказ Зигги Клеща изображать нормальную жизнь, жители Черной слободы появлялись на Помойке крайне неохотно. И при первой возможности скрывались в окрестных переулках.
'А еще Ночной Король…' - хмуро думал принц, глядя, как очередной прохожий, добравшись до узкой щели между двумя домами, торопливо скрывается в темноте… - 'Не может заставить их шевелиться…'
Впрочем, по-хорошему, винить Зигги в чем-либо не было никакого смысла: даже те обитатели Свейренского дна, которые не слышали о появлении в Слободе Барсов, Медведей и Ос, умели чувствовать неприятности. Поэтому плевали на все приказы, от кого бы они ни исходили, и спешили забиться поглубже в тину.
Зато жители домов, в которых уже обосновались солдаты, чуть ли не поголовно торчали во дворах: кто-то рубил поленья, кто-то доил корову, кто-то гонял расшалившихся детишек. А пара мордастых теток, зацепившись языками у разделяющего их дворы плетня, третий час обсуждали одним им ведомые новости. При этом умудряясь не коситься ни на свои дома, ни на дом Замиды Свахи.
'Заболтались, наверное…' - вынес вердикт принц. - 'Или решили, что обещанные десять серебрушек на дороге не валяются…'
…Истошный визг бабы, вылетевшей из Саманного переулка и подбежавшей к забору дома напротив него, заставил Коэлина выхватить из ножен меч и затаить дыхание: начало скандала являлось условным знаком 'Приготовиться!'. И, заодно, способом отвлечь внимание наблюдателей…
…Звонкий удар пустым ведром по калитке - и принц, выбив входную дверь, вылетел во двор. И, услышав первый крик боли, удивленно хмыкнул: за те мгновения, которые понадобились ему, чтобы вылететь во двор, сарай превратился в огромного ежа! Визжащего от боли! А новые и новые стрелы безостановочно влетали в щели между досок и на сеновал…
'Осы молодцы…' - мысленно отметил принц, перепрыгивая через забор. - 'Под таким дождем даже голову не поднимешь!'
Последнее утверждение оказалось ошибочным - не успел Коэлин пробежать и половины расстояния до стены сарая, как его ворота, обращенные к улице, вдруг вылетели наружу, и за ними тускло сверкнула сталь.
'Сотня Медведей! Сотня Ос! Сотня Барсов! Все улицы и подворотни перекрыты…' - усмехнулся он, на всякий случай смещаясь за ростовой щит, зажатый в руке бегущего чуть впереди и справа телохранителя. - 'Даже если в сарае одни Утерсы, шансов у них нет…'
…Первый же удар добравшихся до сарая Медведей опрокинул жиденькую стену выставленных изнутри щитов и заставил обороняющихся сделать шаг назад. Второй удар - еще один. А потом… потом попятились Медведи!!! Пусть всего на полшага - но неодоспешенные воины Правой Руки, добрая половина которых была босиком и без щитов, умудрились заставить их остановиться!!!
- Стоять!!! Стрелки!!! - хрипло выдохнул Герко Хрящ, увидев, что красный от бешенства принц ринулся к узенькой щели между строем Медведей и сараем, и, вцепившись в его левую руку, рванул Коэлина на себя. Вовремя - одна из стрел, выпущенных изнутри, скользнула по кованому оплечью. В той точке, где за мгновение до этого была его грудь.
Короткая заминка - и рваться в сарай стало слишком поздно: Медведи, словно мстя за вынужденное отступление, поперли вперед вдвое быстрее. И из его полумрака теперь доносились крики боли, заглушающие и хруст, с которой сталь крушит человеческие кости, и слитный топот мечников, и команды их десятников.
Взгляд на девственно-чистую поверхность своего клинка, потом на дом, в который влетали Барсы - и Коэлин вдруг понял, что теряет время. Оценив ситуацию, он сорвался с места, подлетел к стене сарая, воткнул меч в землю, сцепил пальцы и взглядом показал телохранителю наверх.
В кои веки Герко не возражал! Отбросив в сторону щит, он наступил ногой в получившееся 'стремя' и взлетел на сеновал. Звон стали, короткий хрип - и принц, взобравшийся по стене, увидел, как клинок его телохранителя входит в грудь мужчины, пытающегося вытащить из плеча стрелу. Прыжок вперед, глубокий выпад - и его, Коэлина, меч достал второго. А в животе чуть запоздало разлилась такая знакомая, но от этого не менее сильная БОЛЬ…
…Именно здесь, перед строем Медведей, в залитой кровью кольчуге и с окровавленным мечом, Коэлин первый раз в жизни по-настоящему почувствовал себя Императором. И пусть от боли в так и не зажившей ране подкашивались ноги и кружилась голова - но в глазах отборнейших латников Делирии он видел НАСТОЯЩЕЕ УВАЖЕНИЕ!
'Да, я - воин! Я, как и вы, не боюсь никого и ничего! Поэтому к победам вас поведу я! Я, а не отец!' - мысленно твердил он, оглядывая усталые, но довольные лица ветеранов. И стараясь не замечать полученные ими раны. И не потому, что ему не было до них дел - просто в этот момент ему хотелось улыбаться: сегодня Иарус Рендарр по прозвищу Молниеносный сделал серьезнейшую ошибку. Вернее, даже две: дал Коэлину возможность познакомиться с главной Серого клана и показать себя армии. В деле! А, значит, собственноручно подпилил две ножки у собственного трона.
'Остальные две спилю я. И совсем скоро…' - пообещал себе Коэлин, отработанным движением стряхнул кровь с клинка и забросил его в ножны. Потом поднял руку, дождался мертвой тишины, и начал:
- Воины армии Делирии! Сегодня мы с вами сделали великое дело: спасли родной город от отряда воинов графа Утерса, ошибочно считающихся непобедимыми…
- Графа Гайоса Ранмарка, ваше высочество… - чуть слышно подсказал Игрен.
Принц мгновенно забыл о своем намерении произнести речь, и развернулся к начальнику Ночного двора:
- Не понял?
- Это - солдаты из Золотой тысячи графа Гайоса Ранмарка… - вздохнул граф.
- Ты уверен? - уставившись на четверку израненных пленников, валяющихся около колодца, спросил Коэлин.
- Да, ваше высочество…
- А что они делают в Свейрене?
- Мстят…
Глава 24. Аурон Утерс, граф Вэлш.
Илзе поднялась ко мне часа за два до рассвета. Открыла дверь, посмотрела на меня пустым, ничего не выражающим взглядом, потом прошла в спальню, и, не говоря ни слова, рухнула на мою кровать. Мне стало не по себе: такого выражения в ее глазах я не видел даже тогда, когда вез ее из Свейрена в Вэлш!
Пока я думал, что мне сделать, чтобы вывести ее из этого состояния, Илзе начало трясти, как при лихорадке. Я укутал ее в одеяло, потом сообразил, что можно затопить камин и в два прыжка оказался рядом с ним. Удар кресалом о кремень - и сноп искр воспламенил высушенный мох, а тот, в свою очередь - тоненькие полоски бересты. Выдох, затем другой - и на тоненьких прутиках, лежащих под сложенными 'елочкой' чурбачками заиграло пламя.
Решив, что дров лишних не бывает, я добавил к 'елочке' еще десятка полтора поленьев, и, удостоверившись, что огонь не погаснет, вскочил на ноги. Рывок к двери, чтобы закрыть ее поплотнее, потом к окну - проверить, насколько хорошо оно закрыто, - и я вернулся к Илзе.
Почувствовав, что я сел на кровать, она нащупала мою руку и легонечко потянула ее на себя. Объяснять мне, что это значит, не было необходимости: Илзе хотелось, чтобы я ее обнял.