Мэдди удивляла его. Сотни раз он смотрел на жену и находил ее прекрасной. Своей серебряной простотой, спокойной грацией она очаровывала его. Кристиан гордился ею: она не приседала перед королем, не теряла своей прямоты, не изменяла себе самой. Она даже потратила полчаса на беседу с Веллингтоном. Боже, несомненно, обсуждая с ним что-то политическое! Кристиан мог обернуться и увидеть множество женщин, каждая из которых могла стать его женой. Но невозможно было представить ни одну, кто мог бы пройти рядом с ним через такой прием. Черт возьми, что она не умеет танцевать. Это только делает ее еще более неповторимой.

Жерво постоянно высматривал Маннинга и Стонхема, но никак не видел их. Можно представить, какие у них лица! Когда кареты начали отъезжать от дверей, оставляя дом наполненным запахом вина и духов, ему хотелось только лечь и позволить блаженной бесчувственности овладеть собой.

Он смотрел, как Кальвин закрыл дверь и нагнулся, чтобы поднять с пола перо. Мэдди исчезла чуть раньше, и он не винил ее за это. Кристиан настолько устал, что еле шевелился.

Он поднялся по лестнице мимо салона, где слуги начали уборку. Идти выше не было сил.

У лестницы появился его лакей. Кивнув, Кристиан отпустил его и прислонился к колонне. Еще один пролет, и Мэдди должна быть там. Ему хотелось лечь рядом с ней и заснуть. Хватит этого странного расстояния между ними.

Тот поцелуй… У него участился пульс. Этой ночью…

Собственно говоря, было уже утро. Он про себя улыбнулся и медленно пошел по лестнице.

В верхнем вестибюле на ковре развернулся веер раннего света из открытой двери гостевой комнаты. Кристиан постоял перед дверью, пытаясь собраться с мыслями. Он вдруг обнаружил, что стесняется войти к собственной жене. Возможно, он сможет притвориться, что не приказал приготовить себе спальню. Или поцелует ее еще раз. Уложит на кровать и поцелует. Во всяком случае, у него было такое желание.

В комнате он слышал негромкие женские голоса. С усилием приведя свое тело в движение, Кристиан оторвался от стены.

— Мэдди? — он несколько робко заглянул в дверь без какого-либо разумного предлога или извинения.

Гостевая комната была оформлена в чисто женском вкусе — в солнечно-розовых тонах. На маленьком пуфе сидела девушка, которую Кристиан никогда раньше не видел.

Она держала младенца, который бил неловкими ручонками по ленточкам своего чепчика.

На мгновение у него появилось ощущение, что он не у себя дома. Комната казалась незнакомой, девушка странной, а младенец…

Он уставился на них.

— Черт возьми! — воскликнул Кристиан и сделал два шага. На кровати лежало, поблескивая металлическими нитями, бальное платье Мэдди вместе с диадемой и письмом. Он повернулся к девушке:

— Что это… значит?

При звуках его голоса ребенок перестал лепетать. Девушка, сидевшая неподвижно, проговорила:

— Госпожа велела ждать здесь вашу милость.

Она встала, прижала младенца к плечу и присела в реверансе.

— Эту маленькую девочку, сэр, миссис Сазерленд оставила мне вчера и велела принести вам.

Кристиан схватил письмо. Правая рука дрожала и действовала неуклюже. Он разорвал бумагу почти напополам до середины листа и, казалось, не мог сложить половинки. Он не мог заставить себя вникнуть в смысл текста. Он слышал, как произносит что-то невразумительное и впадает в панику, наклоняясь на туалетный столик и пытаясь расправить бумажку. Но слова ускользали, когда он смотрел на них.

«Кристиан, — прочел он. Он видел буквы, сообщающие ему нечто, что он не хотел читать. — Я должна теперь тебя покинуть. Я ошиблась. Твой мир. Свадьба. Незаконны. Аннулированы. Твоя дочь».

Он закрыл глаза и склонился над запиской. Дыхание, казалось, оставило его, словно от сильного удара в грудь.

— Вый… да, — сказал он. — В соседнюю комнату. Прочь. Выйди.

— Хорошо, сэр, — девушка быстро прошла мимо, он слышал, как открылась и закрылась дверь.

— Мэдди, — думал он, — Мэдди, Мэдди…

Кристиан дернул звонок. Он хотел пойти за ней, привести назад, объяснить и уже вышел из комнаты на лестницу, захлопнув за собой дверь.

В соседней комнате немедленно закричал младенец. Этот звук остановил Кристиана. У него мелькнула мысль, что все это — ошибка. Мэдди выслушает его, если он сможет объяснить, что все это ошибка. Это дочь миссис Сазерленд, она должна забрать ее. Вышло недоразумение, несчастное недоразумение.

Жерво распахнул дверь спальни. Девушка дико взглянула на него. Ребенок встретил его усилившимися воплями.

— Извините, ваша светлость!

Девушка стала укачивать ребенка.

— Она не будет кричать! Она очень послушная, ваша светлость!

Выражение ужаса в ее глазах заставило Кристиана замереть в дверях. Внезапно плач прекратился. Девушка прислонила младенца к себе, открывая маленькое личико.

Девочка хныкала. На Кристиана смотрели две наполненные слезами пуговки глаз. Тревожно и внимательно. Лобик сморщился, как будто пассажир вышел из кэба и понял, что это не его остановка.

Со сверхъестественной силой узнавания и откровения Кристиан увидел самого себя. Не в круглом бледном личике, не в соломинках волосиков, не во всем облике ребенка… Кристиан увидел маленькое недоуменное замешательство, зарождающееся осознание, познание мира — странного и непостоянного; немного дурацкое, беспомощное ощущение того, что, возможно, ты ступаешь на зыбучие пески.

Жерво знал это чувство.

Рука его разжалась, он отпустил дверь и сделал шаг в комнату. Круглые, немигающие глаза следовали за его движением с ошеломленным недоумением. Младенец смотрел на его рубашку и черный плащ, рассматривая его как объект огромной, но непостижимой важности.

Девочка взглянула ему в лицо. И вдруг озарилась улыбкой, как при неожиданной встрече возлюбленного в толпе. Ты здесь: молчаливое послание осветило ее как свеча, вызывая в нем внезапный ответ. Наконец, ты здесь!

Девочка замолотила ручонками и усиленно загулюкала. Кристиан сделал шаг назад, потрясенный охватившим его чувством.

— Черт тебя побери, — тихо проговори он, а девочка засмеялась ему в ответ.

— Сэр? — голос лакея, раздавшийся сзади, заставил его обернуться…

С трудом Кристиан сфокусировал взгляд на слуге.

— Герцогиня… — Жерво понял, что теперь весь дом узнает, что произошло. Его охватил гнев. — Когда она уехала? Узнай.

— Ваша светлость, повар говорит, что хозяйка вышла через кухню два часа назад и запретила кому-либо следовать за ней.

Кристиан знал, куда она пошла. К своим квакерам, темным трезвенникам, которые были здесь вчера.

Или к Ричарду Гилю.

В нем взорвалась немая злоба. Тогда пусть уходит! Отпустить ее, отдать ему.

Кристиан толкнул дверь плечом, от чего она хлопнула о стену и отскочила. Младенец громко заревел.

— Тише, тише, — зашикала девушка, а ребенок заревел еще громче. Девушка встала и подняла ребенка на плечо. Девочка продолжала реветь.

— Она успокоится. Я сейчас уложу ее… — заверила девица сквозь завывания. — Если вы только разрешите ее где-нибудь уложить. Я бы присматривала за ней всю ночь…

— Положи! — Кристиан махнул рукой на кровать. — Здесь.

Он взялся за звонок. Девушка стала укладывать ребенка. Младенец! Чертов ребенок… Ричард Гиль… Мэдди… Мэдди… Она будет связана с этим мулом… Так ведь? Благочестивый хмырь, он и не знает, как…

Кристиан вспыхнул от злости.

Его. Она была его женой. Он не должен позволять Гилю прикасаться к ней. Опять он дернул звонок.

— Мой плащ, — рявкнул он лакею. — Вызвать экипаж.

У одного из длинных выставочных залов Баттерфильдз-Ламбет, прикрытом рядами цветов в горшках, ожидая, стоял Кристиан, поставив ногу на скамейку. Он похлопывал хлыстиком для верховой езды себе по ноге, в то время как квакер шел к нему вдоль теплицы.

Гиль остановился, но Кристиан не выпрямился, а лишь искоса смотрел на него.

За арочным проемом замерли последние звуки шагов садовника. Гиль вернул Кристиану напряженный взгляд, в котором не было ни триумфа, но и ни боязни и Кристиан сразу понял, ее здесь нет.