Однако, как только речь заходила о Сааре, переговоры заходили в тупик. Позиции оказывались полярными. Мендес-Франс настаивал на европеизации Саарской области, имея в виду окончательное отделение Саара от Германии. Аденауэр эту точку зрения не принимал, высказывался за проведение референдума для определения воли народа. Канцлер требовал установить срок окончания французского управления в горнодобывающей промышленности, предоставить возможность немецкому банковскому и промышленному капиталу осуществлять инвестиции в Сааре.

Недоговоренности по Саару грозили сорвать подписание Парижских соглашений. Аденауэр срочно вызвал в Париж представителей фракций коалиционных правительственных партий, председателя внешнеполитического комитета бундестага, а также представителей социал-демократической партии. Канцлер не исключал возможности срыва переговоров и его отъезда из Парижа. Подобное решение он хотел принять в присутствии парламентских представителей. В душе же надеялся на достижение договоренности с французами при поддержке Даллеса и Идена. Так оно и случилось.

К согласию пришли во время ночной беседы в библиотеке английского посольства, о которой упоминалось в предыдущей главе. Ужин у Идена проходил в напряженной обстановке. Все понимали, что на карту поставлена тщательно разработанная система договоров, определявших будущее развитие Западной Европы. Когда после десерта Аденауэр и Мендес-Франс уединились в библиотеке, Даллес заявил, что готов взять на себя роль посредника, если они и сейчас не придут к согласию.

Лишь за полночь Аденауэру удалось убедить Мендес-Франса отказаться от решения, предусматривающего окончательное отделение Саарской области от Германии. Договорились о следующем: в Сааре проводится плебисцит о международном статусе области, отклонение его будет означать волю населения остаться в составе Германии.

Аденауэр с удовлетворением думал о том, что удалось спасти Парижские соглашения. Но и не давала покоя мысль об огромной ответственности, которую он взвалил на себя: при неблагоприятном исходе плебисцита Саар уйдет из Германии. Канцлер надеялся на патриотические чувства саарских немцев, но предсказать однозначно результат народного опроса не мог никто. Мендес-Франс и Аденауэр согласились не будоражить по возможности саарский вопрос в своих странах, чтобы избежать националистических проявлений, и не мешать положительному развитию франко-германских отношений.

Тем не менее проблема Саара в Федеративной Республике стала предметом широкой публичной полемики. Против международного статуса решительно выступили социал-демократы. Они говорили о нем как о свершившемся деле. Не верили в положительный исход референдума. Эрих Олленхауэр, ставший председателем СДПГ после смерти в 1952 году Шумахера, заявил в выступлении по радио, что канцлер бросает на произвол судьбы миллион немцев в Сааре, что парижские договоренности по Саару вредят франко-германским отношениям и ухудшают международное положение Федеративной Республики. Одна из социал-демократических газет писала, что Саар предан и продан канцлером; другая вторила: Аденауэр — самый непригодный министр иностранных дел в истории Германии. Он заплатил непомерно высокую цену за французское согласие на вступление ФРГ в НАТО; делает несчастным население Саара и вовсе не достигает примирения с Францией.

О своем отклонении саарских договоренностей заявила союзная с Аденауэром Свободная демократическая партия. Да и в самих ХДС/ХСС проявлялись тревожные настроения. Канцлер и его соратники, ведя полемику с сомневающимися, говорили, что населению Саара гарантирована политическая свобода. Оно само должно принять решение и есть все основания надеяться, что плебисцит приведет к отклонению международного статуса.

По соглашению с Мендес-Франсом Аденауэр не мог публично и прямо выступать против международного статуса и выражать надежду на его отклонение. Тайно, однако, он финансировал лидера саарских пронемецких сил Генриха Шнайдера, а тот публично критиковал канцлера за то, что он не содействует воссоединению Саара с Германией, обвинял его в отступничестве. Брентано и другие лидеры ХДС/ХСС также поначалу высказывали критические замечания, но затем стали выдвигать на первый план довод: они верят, что население Саара выскажется за его принадлежность к Германии.

Договоренности по Саару голосовались в бундестаге в те же дни, что и комплекс Парижских соглашений. Они были одобрены 264 голосами против 201. Незначительным большинством приняло их и французское Национальное собрание.

Страсти вокруг Саара несколько утихли. В самой Саарской области пронемецкие силы объединились в Патриотический союз и повели энергичную кампанию за отклонение международного статуса. 22 октября 1955 года состоялся плебисцит. 63 процента принявших в нем участие высказалось против статуса.

Через два месяца прошли выборы в саарский ландтаг. Они дали Патриотическому союзу 65 процентов голосов. Новое правительство Саара объявило его частью Германии. 1 января 1957 года по согласованию с французами было официально провозглашено объединение земли Саар с остальными землями Федеративной Республики. При этом предусматривалось, что в течение трех лет угледобывающая промышленность перейдет в полное управление немцев, а за Францией останется право преимущественного получения саарского угля, а также свободного обмена товарами с Сааром. Судоходный Мозель, как и верхний Рейн, мог использоваться на равных правах обеими странами.

1 января 1957 года Аденауэр на специальном поезде прибыл в Саарбрюккен. Население встретило его довольно прохладно, ибо многие считали его сторонником международного статуса Саарской области. Отношение изменилось после выступления канцлера в городском театре. Он говорил с патриотическим пафосом, закончил словами: нынешний день является самым прекрасным в его жизни.

Возвращение Саара стало одним из крупнейших успехов канцлера Аденауэра. При этом не была нарушена основная линия на примирение с Францией, на европейскую интеграцию и включение Федеративной Республики в атлантические структуры. Осуществляя эту линию, Аденауэр опирался на Соединенные Штаты, находил поддержку у американских лидеров и прежде всего у Даллеса. Канцлер не одобрял изоляционистской по многим вопросам позиции Англии, ее прохладное отношение к интеграционным процессам на европейском континенте, но сохранял хорошие отношения с Черчиллем и Иденом, что обеспечивало взаимопонимание.

После 1 января 1957 года окончательно определилась франко-германская граница. Вековые территориальные споры пришли к концу. Открылся путь для установления взаимного доверия, добрососедства и дружбы. Оба государства теперь могли действовать сообща, прежде всего в развитии экономики, что давало ощутимые плоды для промышленности и сельского хозяйства.

В Федеративной Республике саарский успех Аденауэра был встречен без особой помпы. Канцлер сознательно сбивал феерические настроения в своем стане. Оппозиция, столь недавно уверявшая, что канцлер предает и продает Саар, помалкивала, признавая успех Аденауэра и свое поражение. Население приняло возврат Саара, как в свое время и Рура, спокойно, как нечто само собой разумеющееся. Аденауэра это устраивало. Он жертвовал триумфом ради дальнейшего сближения с Францией и осуществления европейской идеи. При всем преклонении перед Америкой — ее мощью и лидерством в западном мире Аденауэр считал, что в Европе главную роль должны играть Франция и Германия.

Временное удаление позволяет утверждать, что историческое примирение двух стран — это во многом, в решающем личная заслуга Аденауэра, который мыслил широкими категориями, выходящими за рамки сиюминутных национальных чувств и потребностей, который в очередной раз проявил себя искусным тактиком, не отклоняясь от принципиальных стратегических целей.

Глава XV

Расколотая Германия в расколотом мире

Из всего написанного об Аденауэре самые противоречивые оценки касаются его политики в германском вопросе. Одни считают, что он действовал разумно, но упустил ряд возможностей в решении вопроса о воссоединении. Другие обвиняют его, рейнца и антипруссака, говорившего с кёльнским акцентом, в нежелании воссоединяться с берлинцем Ульбрихтом и понять его саксонский выговор.