— Послушай меня, — произнес он где-то возле ее лба. — Сейчас ты должна покинуть Хоуксмур. Мне надо знать, что ты в безопасности, Эмилин.
Откинув назад голову, она заглянула мужу в глаза — серо-зеленые, словно мох, растущий на камнях.
— Но я не могу уехать, по крайней мере, еще несколько дней. Деревенский священник просил меня быть на мессе в честь Двенадцатой ночи. Как баронесса и поскольку тебе еще не разрешено появляться на мессе, я обязана принять приглашение. А потом, милорд, — если вы пообещаете, что с вами ничего не случится, — я уеду, послушная вашей воле, как и подобает покорной жене.
— Хорошо, несколько дней. Я многое готов отдать за это обещание. — Он усмехнулся уголком губ. Эмилин сморщила носик.
— Увы. Милорд, нечасто вам удастся слышать подобные слова, так что оцените их по достоинству.
— Вспоминаю, что когда-то мы уже так торговались, — с улыбкой произнес Николас. — Займитесь сборами, миледи, но не трогайте стекла из моих окон.
Эмилин рассмеялась, вспоминая.
— Милорд, я не трону ваших окон — я ведь скоро вернусь.
Николас улыбнулся, потом прижался к ее губам в таком страстном поцелуе, что Эмилин едва не задохнулась и не растаяла от удовольствия. Рука его своевольно скользнула под плащ жены, следуя изгибу ее талии и бедер и поднимаясь выше — к груди. Эмилин сама удивилась силе желания, охватившего ее и наполнившего тело готовностью ко всему, что сделает Николае.
— Сэр, — прошептала она со смехом, — мы же в конюшне…
— А… — прорычал он и жадно провел губами по ее щеке. — Думаешь, этот парень скоро вернется?
Она отрицательно покачала головой и обвила руками его шею, как можно крепче прижимаясь к нему всем телом.
Глава 21
Деревня утонула в густом тумане. И без того неясная граница между покрытой снегом землей и серым небом исчезла совсем. Эмилин и Элрис, дрожа от холода, вместе вышли из старинной, саксонской постройки, церкви.
Попрощавшись со священником, служившим мессу в честь Двенадцатой ночи и Крещения[8], дамы заспешили к своим коням. Слуга ожидал, чтобы помочь им сесть верхом.
Рядом шесть вооруженных всадников охраняли закрытый фургон. В нем сидели дети и няня. Процессия выехала на занесенную снегом дорогу и направилась в Хоуксмур. Предстояло проехать несколько миль.
Эмилин натянула поводья своего гнедого жеребца.
— Надо спешить, Вильям, — обратилась она к молодому рыцарю, возглавлявшему конвой. — Похоже, что скоро начнется сильный снегопад. Тот согласно кивнул и пришпорил коня.
— Стало жутко холодно и сыро, — с кислой улыбкой процедила Элрис.
Улыбнувшись в ответ, Эмилин напомнила себе, что в последнее время Элрис явно старается проявлять дружелюбие. После долгого враждебного молчания она снова начала разговаривать с Эмилин и даже улыбнулась однажды Николасу. Казалось, все обиды по поводу их женитьбы забыты и взамен предлагается сдержанная вежливая дружба.
Когда Элрис сказала, что тоже хочет послушать мессу в день Крещения, Эмилин предложила, чтобы они вдвоем ехали верхом, отдав повозку детям. Ей была нужна встряска, физическая усталость. Но сейчас, в эту ужасную погоду, она с тоской думала о толстых стенах замка и об уютном огне камина. Кроме того, хотелось поскорее вернуться к Николасу — ведь уже завтра ей предстоит расстаться с ним и уехать в Эвинкорт.
Отлучение от церкви не позволило Николасу присутствовать на мессе, но священник был признателен приезду Эмилин и благодарен за подарки: соленое мясо, сыр, восковые свечи.
Эмилин оглянулась на повозку. Дети высунулись из-под полотняного навеса и весело махали ей. Бетрис, плотная черноглазая девушка, не терпевшая озорства, по какой-то странной прихоти рано увела их со службы. И сейчас, слыша их хихиканье, Эмилин поняла, что шалуны переполнены нерастраченной энергией.
Впереди дорога петляла по болотистой равнине. При виде унылого, размытого туманом зимнего пейзажа девушке стало не по себе.
Она пыталась успокоиться, повторяя, что наемники короля Джона не придут в их края, но мрачное предчувствие не исчезало. Должно быть, непрерывные разговоры о войне и способах защиты ;
Хоуксмура подействовали на нее отрицательно.
Тяжелое бледное небо, холодное напряжение в воздухе — все предвещало снежную бурю. Но расстояние ведь всего в несколько миль — поездка абсолютно безопасна, пыталась успокоиться Эмилин. Снег пойдет еще не скоро. Дрожа, она пришпорила коня. Один из конвойных держал бело-зеленое знамя Хоуквуда — символ неприкосновенности баронессы Хоуксмур. Ничего плохого не может сегодня произойти.
В низинах туман становился гуще и воздух казался совсем белым. Если бы можно было представить, насколько будет холодно, сыро и неуютно, то детей непременно оставили бы дома. А сейчас — лишь бы скорее добраться!
Впереди на холме показались какие-то фигуры. Совсем скоро они превратились в отряд, состоящий примерно из тридцати всадников. Они приближались. Эмилин заметила плащи цвета ржавчины:
Уайтхоук! Она изо всех сил сжала поводья. Тишина наполнилась стуком копыт по обледеневшей дороге и храпением лошадей. Подъехав ближе, главный из всадников поднял руку. Остановившись, Вильям тихо приказал что-то своим людям. Они поставили коней полукругом, защитив повозку и двух женщин, путешествующих верхом.
Эмилин расправила плечи под тяжелой накидкой и остановила коня. Рядом с ней Элрис сидела в молчаливом напряжении.
Хью де Шавен выехал вперед и остановился перед сержантом, остро взглянув на Эмилин и покачав головой.
— Миледи баронесса, — начал он. Взгляд его остановился на Элрис. — Миледи. С Новым годом вас обеих!
— Барон де Шавен, — заговорила Эмилин, — зачем вы остановили нас? Сегодня очень холодно, а мы везем детей. Любое дело может быть улажено под крышей, в тепле. Вам лучше проводить нас в Хоуксмур или же ехать своей дорогой.
Шавен улыбнулся, обнажив длинные желтые зубы. Один глаз, казалось, повернулся к Вильяму.
— Миледи, позвольте мне сопровождать вас в замок Грэймер для встречи с лордом Уайтхоуком по его просьбе.
— Передайте ему, что все вопросы он должен решать с моим мужем или же в суде. Пропустите нас!
— Миледи, я вынужден настаивать на том, чтобы вы ехали со мной.
— Барон де Шавен! — вмешался сержант, — Лорд Уайтхоук не имеет права командовать здесь, на земле Хоуксмура. Предложение моей госпоже, подобное вашему, милорд, может быть расценено только как призыв к оружию.
Шавен тихо вздохнул и отвел взгляд, как будто размышляя о чем-то.
— Ну что ж, пусть будет так, — ровным голосом согласился он и подал сигнал своему отряду. Числом тот намного превосходил сопровождение Эмилин. Закованные в железо воины быстро окружили небольшую процессию. Словно почувствовав удар, Эмилин осознала, что это и было целью Шавена спровоцировать столкновение. Сердце ее забилось быстрее. Она еще раз пожалела, что взяла с собой детей.
— За Уайтхоука! — провозгласил Шавен, обнажая меч.
— К оружию! — призвал Вильям. — За Хоуксмур и Святого Георгия!
Эмилин услышала страшный звон металла, первые удары, жутким эхом разносившиеся в тумане.
Она постаралась подъехать как можно ближе к повозке, маневрируя между боевыми конями, каждый из которых казался больше и сильнее ее возбужденного жеребца. Дамская верховая лошадь Элрис полностью перестала подчиняться хозяйке, и та сидела, едва живая от испуга. Эмилин заметила, как всадник в плаще цвета ржавчины ударом сбил возницу. Нагнувшись, он вытащил Кристиена из фургона, перекинул мальчика через седло и, словно молния, исчез в тумане.
Крича, но не имея возможности подвести коня ближе, Эмилин с ужасом смотрела, как двое других воинов схватили Изабель и Гарри, а третий пытается вытащить из повозки Бетрис. Также взвалив пленников на седла, они ускакали, защищенные гремящей шеренгой солдат Шавена.
Крики Эмилин смешались с детским плачем и резким звоном стали. Внезапно она почувствовала, как железная рука сжала ее талию и безжалостно тащит с коня.
8
Двенадцатая ночь — Twelfth Night — канун Крещения; Двенадцатый день — Twelfth Day — Крещение.