В американской тюрьме почти все иммигранты превращаются в горячих патриотов родных стран, и Даже Амижана это не миновало. Он часто вспоминал детство в Басре, где его отец еще при англичанах служил начальником аэродрома. Однако когда израильтянин Давид по-дружески посоветовал Амижану подписаться на депортацию в Ирак (чтобы не сидеть больше восьми лет), ассириец посмотрел на него, как на сумасшедшего.

Зато другой заключенный-иностранец, турок Атилла, только о депортации и говорил. Ему в конце концов действительно удалось добиться досрочной высылки в Турцию — после шести лет вместо присужденных ему восьми. Атилле помогло то, что Турция и США недавно заключили договор, позволяющий гражданину одной из этих стран отбывать наказание у себя на родине за преступления, совершенные в другой. Договор этот был разработан по инициативе Соединенных Штатов, желавших вызволить своих граждан из турецких застенков, знакомых здешней публике по фильму «Полночный экспресс». Американских чиновников весьма удивил турецкий уголовник, желавший по собственной воле туда отправиться. Им, очевидно, было невдомек, что за умеренную плату турецкие полицейские обещали снять с Атиллы наручники немедленно по приземлении в Стамбуле.

Американский срок Атилла получил за совершенную им серию дерзких ограблений нью-йоркских борделей. Действовал он по одной и той же, по-своему элегантной схеме. Атилла был моряком турецкого торгового флота и служил на сухогрузе, периодически совершавшем рейсы в Нью-Йорк. Само собой, товарищи-матросы снабдили его адресами наиболее популярных нью-йоркских «массажных салонов». На стоянке Атилла, однако, не спешил покидать судно. Лишь незадолго до отхода корабля в обратный рейс он и его сообщник сходили на берег, отправлялись в одно из заведений и с оружием врывались внутрь. Брали все подчистую: деньги, драгоценности, личные вещи клиентов и даже некоторые аксессуары «массажисток», которые в Турции тоже можно было сбыть. По завершении налета турки молниеносно возвращались на борт сухогруза и через несколько часов были уже в океане.

Некоторое время нью-йоркская полиция даже не знала об этих ограблениях: большинство заведений, не желая привлекать к себе внимание, ничего не сообщали властям. Однако во время одной из стоянок Атилла с сообщником напали на салон, который любили посещать сотрудники правоохранительных органов. Одного из них, агента U.S. Marshal Service ,[17] матросы застали голым в объятиях «массажистки». Добежать до своей кобуры агент не успел: турки взяли его на мушку. Заинтересовавшись, почему этот человек так резво вскочил, Атилла обнаружил в кармане его пиджака служебную бляху. Турок это очень позабавило, и они в дополнение к обычному набору бросили к себе в мешок всю одежду агента, включая нижнее белье, а также прихватили табельное оружие, которым предварительно еще и съездили хозяину по голове.

Такая удаль туркам дорого обошлась. Агенту ничего не оставалось, как сообщить об этом инциденте своему начальству, которое тут же подключило к расследованию нью-йоркскую городскую полицию. Были записаны все приметы налетчиков и составлены фотороботы. Более того, по несчастному для преступников стечению обстоятельств ограбленный ими агент когда-то служил на американском военном аэродроме в Турции и поэтому узнал язык, на котором они переговаривались между собой. Правда, полицейские не могли вначале предположить, что речь шла о «гастролерах», и без толку ходили по всем турецким ресторанам и ночным клубам Нью-Йорка. Но вскоре Атилла и его сообщник снова прибыли в США на своем сухогрузе и засветились уже совершенно по-глупому.

Атилла перед выездом на очередную «точку» принял изрядную дозу кокаина, и его сдерживающие центры стали отказывать. Налет на бруклинский «салон» проходил оперативно и четко до того момента, когда Атилла вдруг схватил одну из перепуганных женщин, повалил ее на пол и принялся на виду у всех насиловать.

Хотя «массажистке» по долгу службы следовало бы привыкнуть ко всякого рода эксцессам, она начала пронзительно визжать, и несколько ее коллег бросились в разные стороны, к окнам и дверям, с криками о помощи. Второй турок, размахивая пистолетом, пытался их задержать, но тщетно. Остановить не в меру раздухарившегося напарника ему тоже не удавалось. Через несколько минут, когда под окнами завыла полицейская сирена и группа захвата бросилась наверх, отчаявшийся матрос сам швырнул на пол пистолет и стал лицом к стене, подняв над головой руки. Атилла, на бегу застегивая одежду, пытался спастись через черный ход, но его мгновенно схватили и обезоружили.

Атилле с сообщником могли дать и гораздо больше восьми лет, но им опять-таки повезло с юристом, которого подыскало для них турецкое торговое пароходство. Прокуратура согласилась на так называемый plea bargain — признание преступниками вины в обмен на заранее оговоренный срок, возможно, не желая выводить их на суд присяжных, где неизбежно всплыла бы история с федеральным агентом в борделе. Неожиданно для Атиллы опозоренный агент в один прекрасный день появился в комнате свиданий на острове Райкерс. Турок, не поинтересовавшийся у дежурного, кто именно к нему пришел, был совершенно ошарашен, когда через разделительный барьер вдруг перескочил человек и со страшной руганью бросился его бить, пока не вмешались надзиратели. Как ни странно, Атилла в тот момент испытал нечто вроде угрызений совести и крикнул по-турецки: «Извини, друг!» — когда агента повели к выходу.

Когда Атилла рассказывал о своих похождениях, мне вспомнилась история другого моряка — Эдварда Кетчума, который некоторое время спал на соседней койке в тюрьме «Ривервью». Это был довольно странный арестант — наполовину еврей, наполовину пуэрториканец, вечно небритый, с нервным тиком правого глаза и фарфоровыми зубами. Хотя Кетчум уже не в первый раз сидел за торговлю наркотиками, вел он себя в высшей степени неуравновешенно, то впадая в многодневную депрессию и апатию, то принимаясь бомбардировать администрацию жалобами, на которые никогда не получал ответа. Впрочем, он был высокого о себе мнения. Однажды, когда какой-то негр обозвал его бомжом, Кетчум очень этим возмутился. «Что он понимает, — в сердцах сказал мне Кетчум, — меня ведь здесь держат как опасного международного преступника!» Заметив, что я посмотрел на него несколько скептически, Кетчум, горячась и сбиваясь, начал рассказывать мне историю своей предыдущей отсидки.

В Нью-Йорке у него была состоятельная тетя, которой принадлежала небольшая яхта. Тетя давно не виделась с племянником, и Кетчум сумел на какое-то время ее к себе расположить. При первой возможности он Украл ее яхту — наркоманов обычно не останавливает чувство родства.

В планы его входило провести яхту через Панамский канал в Тихий океан, затем подняться вдоль побережья до Сан-Франциско и там ее продать. В юности Кетчум прослужил два года на катере американской береговой охраны и умел с грехом пополам держать штурвал. Хотя мореходных карт у Кетчума не было, он уверенно пустился в путь, запасшись кое-какой едой и дешевым кокаином. Мореплаватель упорно держал курс на юг, предполагая, что канал неизбежно должен показаться справа по борту. Но наблюдение он вел, судя по всему, невнимательно. Через несколько недель голодного и накокаиненного Кетчума сняли с яхты британские военные моряки у побережья Фолклендских островов. Несмотря на свое отчаянное положение, он долго не давался им в руки, предполагая, очевидно, продолжать путь до Антарктиды. Поскольку яхта давно была в розыске, путешественник оказался в тюрьме города Порт-Стэнли, где он в течение полутора лет питался рыбой и чаем.

Хотя я навидался всякого в своих американских скитаниях, этой истории я никогда бы не поверил, если бы Эдвард Кетчум с гордостью не предъявил мне свой официальный «послужной список», где среди семи или восьми его судимостей фигурировал и фолклендский инцидент.