Первая попытка была неудачной: едва перейдя на американскую сторону, группа наткнулась на пограничный патруль. Все стремглав понеслись обратно, юркая один за другим в отверстие забора, как мыши в нору. Египтянин и палестинец продолжили бегство в глубь мексиканской территории, что вызвало у проводников приступ буйного хохота: они-то знали, что агенты Иммиграционной службы США не имеют права преследовать беглецов за границей. Для пущей убедительности они постояли несколько минут около изгороди, обмениваясь с американцами изощренной руганью.
Второй раз границу перешли благополучно. Дальше проводники должны были в условленном месте передать иммигрантов своим коллегам, которым предстояло довести их до Лос-Анджелеса. Им по-прежнему угрожала опасность, так как патрули Иммиграционной службы расставлены на всех крупных магистралях Южной Калифорнии.
«Сменщики» оказались американо-мексиканскими бандитами самой мрачной наружности. Абдунасера без лишних объяснений положили в багажник старого «понтиака» и втиснули сверху еще двух малорослых перуанских индейцев. Египтянина, двоих эквадорцев и одного колумбийца проводники разместили на заднем сиденье, сами уселись спереди — и тяжело нагруженная машина покатила кружным путем в «город ангелов», быстро нагреваясь на июльской жаре.
Примерно через полтора часа до слуха контрабандистов донесся глухой стук из багажника и сдавленные крики: «Uno muerto! Onе dead!»[15] Некоторое время они не реагировали, но в конце концов все-таки остановили машину и вынули из-под индейцев бледно-зеленого Абдунасера, который действительно чуть не умер от духоты. Абдунасер думал, что его через пару минут засунут обратно, но мексиканцы, сжалившись, дали ему место в салоне. В багажник отправили одного из эквадорцев, который перенес это совершенно стоически.
Уже ночью машина остановилась у какого-то склада на окраине Лос-Анджелеса. Иммигрантов завели внутрь. Двое индейцев, как оказалось, за время пути тихо сомлели, и контрабандистам пришлось с руганью обливать их холодной водой из шланга. Абдунасер, набравшись храбрости, сообщил мексиканцам, что денег у него при себе нет, и попросил, чтобы ему дали позвонить знакомым арабам в городе. Контрабандисты, посовещавшись, принесли ему сотовый телефон и сказали, чтобы к 8 часам утра человек с деньгами приехал на близлежащую бензоколонку «Тексако». Абдунасер эту бензоколонку запомнил и решил сыграть ва-банк. Дозвонившись до своих знакомых, он как можно более кратко описал им ситуацию (разумеется, по-арабски) и попросил приехать к четырем часам утра, без денег, но по возможности с оружием. Уже через минуту Абдунасер начал сомневаться в правильности своего поступка. Мексиканцы отвели его в дальний угол склада и приказали лежать тихо до утра, а сами уселись сторожить. На всякий случай с палестинца сняли обувь, а также продемонстрировали ему два огромных мачете. Абдунасер, как уроженец Ближнего Востока, попытался было похвалить качество их клинков, но мексиканцы посмотрели на него очень мрачно и сказали только: «No dinero — uno muerto»[16] Эти слова Абдунасер уже знал.
В итоге расчет Абдунасера все же оказался верным: утомленные долгой дорогой, мексиканцы постепенно начали засыпать. Возможно, они просто его недооценили. К четырем часам утра контрабандисты уже развалились на стульях и громко сопели. Словно Багдадский вор из сказок Шехерезады, Абдунасер босиком прокрался мимо стражи, выскользнул в открытое окно и что есть силы помчался к бензоколонке. «Лэнд-ровер» с тремя нервными арабами дожидался его в предрассветной мгле. Абдунасер распахнул дверь, прыгнул внутрь, и машина рванулась с места, хотя никакой погони не было.
Через несколько часов палестинец, которого друзья снабдили деньгами и парой обуви, сидел на борту авиалайнера Лос-Анджелес — Нью-Йорк. На внутренних линиях США паспорт не требуется, и волноваться Абдунасеру было не о чем. В Нью-Йорке его встретил брат, Абдунасер начал подрабатывать в его офисе, и новые впечатления постепенно стали вытеснять воспоминания о латиноамериканских кошмарах.
Но однажды на пороге конторы появился египтянин, у которого Абдунасер одолжил 2 тысячи в Гвадалахаре. Абдунасер как честный мусульманин слово свое сдержал: он, собственно, и оставил египтянину еще в Мексике адрес компании, а по прилете в Нью-Йорк первым делом занял у брата необходимые деньги. Абдунасер, однако, не мог не заметить разительной перемены в наружности египтянина: лицо его пересекал широкий свежий шрам. Как оказалось, мексиканцы, взбешенные исчезновением Абдунасера, а вдобавок еще и обоих индейцев, набросились на египтянина, отобрали у него все деньги, а в довершение всего и вправду его порезали. Египтянин теперь явился за компенсацией: он требовал, помимо долга, те сэкономленные Абдунасером три тысячи, которые мексиканцы вытрясли из него. Вопреки совету более прагматичного брата Абдунасер повел египтянина к мулле. Нью-йоркский мулла, выслушав обе стороны, объявил, что Абдунасер по справедливости должен компенсировать египтянину не только все пять тысяч, но и его собственные деньги, оставшиеся в карманах мексиканских бандитов. Обескураженный палестинец пытался торговаться, но мулла был неумолим.
Конечно, брат Абдунасера мог заплатить и эти деньги, но ситуация получилась странная: Абдунасер приехал в Америку, чтобы заработать, а в результате только влез в долги. Брат уже начал на него косо посматривать. Откуда было взять деньги? В конторе Абдунасер получал не больше тысячи в месяц. И тут в голове палестинца все более настойчиво стал возникать образ иорданского торговца, хозяина магазина ковров на Пятой авеню, который несколько раз заказывал у них грузовой фургон. Когда иорданец снова появился в офисе — договариваться о доставке ковров с пригородной базы — и заявил, что сам поедет вместе с грузчиками, Абдунасер не смог устоять. Иорданцу пришлось провести неприятные сутки в подвале, а Абдунасер и сообщник-шофер, которых полиция быстро вычислила, загремели на скамью подсудимых. Оба получили по девять лет. Роковой мулла, из-за которого Абдунасер был вынужден рухнуть в объятия уголовной преступности, в качестве утешения присылал ему мусульманские книги по шариату, суфизму и джихаду. Они и составили ту солидную коллекцию, которую я видел у палестинца в Фишкиллской тюрьме.
Гастролер и «белое золото»
Ассириец Амижан очень обижался, когда его принимали за араба. Я был одним из немногих заключенных Фишкиллской тюрьмы, который знал о существовании его нации. В Москве ассирийцев можно было встретить в самых разных сферах: от сапожных будок до Нового дворянского собрания. В Америке также есть община ассирийцев, хотя большинство их до сих пор живет в Ираке.
У них существуют собственное летосчисление (от сотворения мира), свой алфавит (сходный с арамейским) и своя церковь. Амижан как-то раз одолжил мне кассету с ассирийскими песнями, выпущенную на средства одного ресторатора из Лос-Анджелеса. Добрая половина посвящена была борцам с иракским режимом, который в последние десятилетия преследовал ассирийцев немилосердно, вплоть до закрытия их школ и газет. Связь самого Амижана с ассирийским сопротивлением заключалась в дезертирстве из иракской армии, которое и привело его в конце концов в США.
В Нью-Йорке он стал таксистом, купил со временем собственный «медальон» и жил вполне благополучно, пока не случилась трагическая семейная ссора. После горячего спора между Амижаном и его женой, с некоторой долей рукоприкладства, к ним домой приехали на разборку несколько жениных братьев. Темпераментный Амижан встретил их с револьвером в руках и первым же выстрелом убил одного из вошедших. Ассирийцу грозило 25 лет, но суд признал его виновным по не столь серьезной статье — «тяжкие телесные повреждения, приведшие к смерти потерпевшего». Он должен был отсидеть не менее восьми и не более шестнадцати лет, в зависимости от резолюции комиссии по УДО.