Компания разбилась на группки, рассеялась по пляжу: кто-то все еще сидел у костра, другие — за импровизированными столами, иные отдыхали под деревьями. В поисках Маркуса она обошла почти всех.

Найдя его, она со вздохом облегчения опустилась на песок рядом, не успев даже подумать, не покажется ли странной ее поспешность, не осталось ли на ее лице следов от поцелуев. Хорошо, что губной помадой она не пользовалась. А что, если от нее пахнет лосьоном для бритья?

Маркус повернулся к ней.

— С тобой все в порядке, дорогая?

В его голосе была забота любящего человека, и ничего больше. И сердце ее постепенно успокаивалось. Она сжала его руку и склонила голову ему на плечо.

— Все хорошо.

— Чудесная ночь. Теперь я понимаю, почему вы так любите это озеро.

Он верит мне. Любит меня. Ему нравится то же, что и мне. Он сильный и надежный. Как я могла сомневаться в своих чувствах к нему?

— Я так и знала, что тебе понравится. Я рада. — Потом она придвинулась ближе к нему и тихо сказала: — Может, когда-нибудь мы тоже купим здесь коттедж, дорогой, когда поженимся?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Утром она проспала, и ее разбудил глухой шум на чердаке, прямо над ее спальней.

— Великолепно, — пробормотала она. — Я рада, что мама проявляет такой энтузиазм с переездом. Но почему в такую рань?

Она взглянула на часы на ночном столике и тут же вскочила с кровати. Вовсе не так уж и рано, а ей еще предстоит проверить, что там с этими смокингами. И цветочник интересовался ее мнением о том, как закреплять букеты цветов. Сабрина пожелала, чтобы в бассейне плавали цветы.

Небольшой пес с живыми глазами выбрался из корзинки в углу кухни и, радостно повизгивая, побежал ей навстречу, будто увидеть Кэтлин было для него нежданным сюрпризом.

Но Кэтлин не польстило его внимание.

— Тихо, Шнудель, пожалуйста, — сказала она раздраженно. — Мама услышит и спустится вниз, а ты же знаешь, что я ничего не соображаю, пока не выпью кофе.

Она гладила собаку, пока та не успокоилась, потом выпустила ее в сад. Приготовив кофе, она налила его из кофеварки себе в чашку и вышла на солнце.

Когда Кэтлин появилась, Шнудель с надеждой посмотрел на нее, но, увидев, что в руках у нее нет ничего заслуживающего его внимания — ни тарелки, ни корзинки, ни блюда с едой, — а только блокнот, ручка да календарь, вернулся назад обнюхивать бордюр у цветочной клумбы.

Воздух был уже теплым, предвещая безветренный жаркий день. Босыми ногами она ощущала приятную прохладу каменных плит внутреннего дворика. Кэтлин села за столик со стеклянным верхом, держа в одной руке чашечку, положила перед собой блокнот и принялась вырывать из него чистые листы, чтобы составить списки.

— Сделать сегодня, — тихо говорила она. — Сделать для моей квартиры. Что купить для упаковки вещей.

Она посмотрела в календарь и вздохнула. Две последующие недели были полностью расписаны, до того как она отметила там время для поиска квартиры и упаковки вещей. Почему с этим переездом нельзя подождать до следующего месяца, когда, похоже, вряд ли кому понадобятся ее услуги?

Скрипнула калитка, и не один раз, как обычно, а несколько, как бы выражая этим протест и создавая своеобразный ритм скрипов. Кэтлин заглянула за куст азалии и спросила:

— Что это тебя вдохновило на такой шум?

Пенн не взглянул на нее. Он осматривал калитку, изучая дверные петли.

— Знаешь, ее можно отремонтировать.

При звуке его голоса Шнудель оторвал свой нос от клумбы с барвинками и радостно завилял хвостом. Его визг и тявканье подействовали на Кэтлин так же, как если бы кто-то скреб ногтями по грифельной доске.

— Шнудель, — резко позвала она. — Прекрати, ты разбудишь соседей!

Калитка перестала скрипеть, и Пенн совсем рядом с ней произнес:

— Шнудель, старик, ты меня помнишь?

Он остановился, чтобы почесать собаку за ухом, и Шнудель униженно улегся на каменные плиты дорожки, извиваясь, пыхтя и оскаливаясь, как обычный нечистопородный шнауцер.

Нет ничего, чего бы не сделал Шнудель ради расположения Пенна. У этого создания совсем нет гордости…

Пенн прекратил почесывать собаку и выпрямился. Сегодня он казался выше, чем обычно, но, возможно, это из-за отрезанных до колена джинсов и наполовину расстегнутой рубашки, приоткрывавшей грудь. Даже и она загорела под вьющимися темными волосами. На коленях загар того же приятного темно-коричневого оттенка.

Где это удалось ему так загореть? Неужели на работе телохранителя?

— Итак? Хочешь, чтобы я отремонтировал калитку?

Кэтлин пожала плечами.

— Калитку? Не беспокойся. Об этом позаботятся новые хозяева.

Если она думала удивить его, то ошиблась.

— Да, я слышал, что дом продан. Не представляю, чем газеты зарабатывают в этом городе, — задумчиво произнес он. — Тут ни у кого нет необходимости их читать. Хотя забавно, что до прошлого вечера никто не сказал мне о твоей помолвке. Я ожидал услышать это, как только появился в городе. — Он был наивно любопытен, будто серьезно ожидал ответа на свой вопрос.

Кэтлин отхлебнула кофе и снова вернулась к своим спискам. Бечевка, карандаши-маркеры…

— Удивляюсь, как распространяются эти слухи? — мило сказала она.

— Думаю, мне и в самом деле придется извиниться перед Маркусом за нарушение чужого владения вчера вечером.

Он взял стул и развалился на нем.

— Пожалуйста, не беспокойся.

— Да? Почему? Ты не хочешь, чтобы он услышал о том поцелуе?

Кэтлин пожала плечами.

— Об этом не стоит даже говорить.

Пенн накренил стул на две ножки, откинулся на его спинку и тихо спросил:

— Давно ли вы помолвлены? Я сам подумал, что Маркус был слегка ошеломлен вчера, будто для него это было новостью… Понял! Ты сделала ему предложение, вместо того чтобы наоборот.

Громко скрипнула задняя дверь, и появилась Одри.

— Смотри, что я нашла, Кэтлин… О, привет, Пенн. Это, дорогая, твое одеяльце, без него в детстве ты никак не хотела засыпать.

Кэтлин с неприязнью посмотрела на вытертое серое фланелевое одеяло и посоветовала:

— Выброси его.

— Нет, дорогая. Ты будешь по-другому к этому относиться, когда у тебя появятся свои дети. Я положу его в коробку вместе с твоими детскими платьями.

Кэтлин вздохнула.

— Мама, ты только этим и занималась все утро? Перебирала для хранения мои детские вещи?

Придется взять это на себя. У мамы уйдут годы, прежде чем она освободит дом.

— Нет, я искала свое подвенечное платье. Конечно, я не собираюсь предложить тебе надеть его на твою свадьбу. Просто после того, что вы с Маркусом мне вчера сказали, я становлюсь немного сентиментальной.

Улыбка озарила лицо Пенна и заиграла в глазах, и у Кэтлин появилось искушение бросить ему в лицо чашку с кофе.

— Это меняет ваши планы, Одри, — сказал он. — Полагаю, что вам придется подыскивать дом поменьше, ведь Кэтлин переедет к Маркусу.

Одри встревожилась.

— О, она не сделает этого до венчания… — Она остановилась и, наконец, неуверенно добавила: — Не правда ли, дорогая?

— Это моя ошибка, — сказал Пенн ровным голосом. — Конечно, она не сделает этого. Венчание будет грандиозным событием, я уверен. А когда оно состоится?

— Мы не говорили об этом, — неохотно ответила Кэтлин.

— Удивительно. Я думал, что это первое, что надо бы обсудить. Конечно, после кольца, которое дарят при помолвке, — добавил он, бросив многозначительный взгляд на ее палец, на котором его не было.

Она крепко сжала ручку кофейной чашки. Пенн посмотрел на побелевшие суставы ее пальцев и сказал:

— Ну, мне пора. Я просто зашел сказать, что, если вам понадобится какая-либо помощь с переездом, Одри, пожалуйста, скажите мне. Калитка, например…

— О, неужели можно избавиться от ее ужасного скрипа, Пенн? — слова Одри прозвучали почти с обожанием. — Как трудно теперь найти человека для такой мелкой работы. Эта калитка меня раздражает.