— Нет такой моды. Ее собственная блажь скорее всего. Цвет помнишь?

— Цвет? Ах да, конечно, — пурпурный. Мы информацию о ногтях пока от прессы придерживаем — следствию может пригодиться.

— Сколько времени тело оставалось в воде? — не отставала я от Малкольма.

Он неопределенно покачал головой.

— Не возьмусь точно определить. Ручей довольно мелкий, так что солнце и насекомые поработали как следует. Кроме того, тело изувечено, а это влияет на скорость разложения. Я бы сказал, она мертва от семи до десяти дней. Принимая во внимание прочие факторы, могу предположить, что ее убили в начале недели.

Зазвонил мобильный телефон Малкольма. Я и прежде слышала у него эту мелодию из «Изгоняющего дьявола». Малкольм искоса взглянул на номер, высветившийся на дисплее, перевел взгляд на часы и только потом ответил на вызов.

— Малкольм Шерри слушает. С кем я разговариваю? — Он недовольно посмотрел на меня. — Даррен Бирн? Откуда у вас мой номер? Вам хорошо известно, что я не делаю заявлений для прессы.

Даже с того места, где я сидела, развязный голос Бирна был отчетливо слышен. Несколько раз он повторил слово «вуду».

Малкольм ерзал в кресле от возбуждения.

— Нет, я не собираюсь ни отрицать, ни подтверждать информацию об имеющихся на теле повреждениях. Со всеми вопросами обращайтесь в пресс-службу полиции.

Он отложил телефон в сторону.

— Ты не поверишь! Звонит среди ночи и хочет, чтобы я прокомментировал характер ран на теле жертвы!

— Бирн живет где-то здесь, и если ему удастся подготовить материал для газеты, сможет пару дней не ездить в Дублин.

— Никто не против: пусть занимается своим делом, — но звонить главному патологоанатому — это слишком. Я не могу ставить под угрозу работу следствия, а потом и судебное разбирательство. — Несвойственная Малкольму резкость была признаком того, что он по-настоящему обеспокоен обстоятельствами и возможными последствиями убийства. — Бирн уже столько всего накопал, что ритуальную сторону преступления от прессы не утаить.

— А если поднять на ноги руководителей африканской общины? — предложил Финиан.

— Пусть полиция решает. Только прежде чем они раскачаются, вся страна узнает, что в Каслбойне творится.

— Может, это вообще не ритуальное убийство, — усомнился Финиан.

Малкольм вздохнул.

— Кто знает? Я потому и воздерживаюсь от комментариев — вдруг ошибаюсь. Пришлось обратиться за помощью. К нам подключили следователя из южноафриканской полиции, Питера Грута. На родине он входил в состав спецподразделения по раскрытию ритуальных преступлений. Если подтвердится, что мы правы, Грут посоветует, среди кого искать убийцу. Он уже вылетел из Кейптауна.

Я бросила взгляд на часы.

— Мне тоже пора двигаться.

Зная, сколько спиртного выпил Малкольм за вечер, я поняла, что ему предложили переночевать в Брукфилде. Спать он, похоже, не собирался, а развлекать его до полуночи разговорами не было настроения. По субботам я обычно завтракала с матерью, и возвращение домой меня вполне устраивало.

— Только один вопрос, Иллон, пока не уехала, — задержал меня Малкольм, когда я подошла попрощаться. — Мы недоговорили о «черной смерти». Еще в прошлом веке выяснилось, что переносчики бубонной чумы — крысиные блохи и прочие паразиты.

— Никто не сомневается, что бубонная чума разносится именно так. Но по скорости распространения и числу жертв ей до «черной смерти» далеко. И симптомы у них не вполне совпадают, если верить средневековым хроникам.

— Никто не доказал, что это разные заболевания.

— Верно. Однако не доказано и обратное. Кстати, кто-нибудь заметил, как Терри, лежа на траве, бормотал «розочки в колечках»? А ведь полагают, что в старом детском стишке упоминаются симптомы чумы.

— Значит, все время о ней думал, — сказал Финиан.

— Да он сам не понимал, что говорит, — не соглашался Малкольм.

— Возможно, только жаль, ты не слышал, как на прощание он мне шепнул: «Это не то, что вы думаете. Это хуже, много хуже».

Малкольм пожал плечами; Финиан вообще не отреагировал.

Я попрощалась с Малкольмом, и Финиан проводил меня до входной двери.

— Обещают хорошую погоду на выходные, так что завтра и послезавтра дел будет невпроворот, — заметил он, вглядываясь в небо.

Понятно, о чем речь. Когда у Финиана возникали трудности, он избегал моего общества. Не скажу, что он стал неким подобием мистера Хайда[10] и вел двойную жизнь, просто на многолетнем опыте убедился, что в одиночестве работа у него лучше спорится. Скорее бы уже свадьба!

— Понадобится помощь — дай знать. Когда ты ждешь письмо из «Нэшнл траст»?

— Со дня на день. Найду время, и вместе его обсудим.

Мы поцеловались и пожелали друг другу спокойной ночи.

Когда я приехала домой, моя матушка и наш датский дог Горацио как раз возвращались с прогулки вдоль берега Бойна. Они забавно смотрелись вместе, особенно если мама вела Горацио на поводке. Она была такой миниатюрной, что казалось — это огромный пес вывел ее погулять. Я припарковалась рядом с красным «фордом», сбоку от просторного одноэтажного дома с верандой, где мы вместе живем. Река течет неподалеку от нас, параллельно дублинской дороге.

Обогнув фасад, я пошла им навстречу, чтобы поздороваться. Далеко на западе еще синела полоска неба, но вокруг было уже темно, и я порадовалась, увидев, что, уходя на прогулку, мама не забыла прихватить с собой фонарик.

Днем она ездила в Саммерхилл, где в частной лечебнице лежал мой отец, страдающий болезнью Альцгеймера.

— Не понравился мне его вид, — рассказывала она. — Он совсем плохой стал.

После Рождества физическое состояние отца ухудшилось. Об умственном и говорить нечего — разум давно его оставил.

Мы недолго постояли, любуясь ночным небом, прежде чем пошли к себе. Мама направилась к фасадной двери, а у меня с другой стороны есть отдельный вход в большую половину дома. Помимо жилых комнат там размещается офис Иллон Боуи, археолога-консультанта.

Не успела я зайти за угол, как она меня окликнула:

— Забыла сказать: сегодня вечером заходил Том Джерати.

— Советник Том Джерати?

— Мы старые друзья, ты же знаешь. — В глазах мамы зажглись искорки. Порой мне казалось, что «старые друзья» не только чаи в свое время распивали. Том Джерати был депутатом и председателем муниципального совета Каслбойна.

— И о чем вы беседовали?

— О разном, о тебе в том числе.

— Обо мне? Чему обязана таким вниманием?

«Спокойно, Иллон; она твоя мать и гордится тобой».

— Он просто спрашивал, когда замуж выходишь, собираетесь ли детишек заводить — все в таком духе.

— Мама, как ты можешь!

Спокойно? Да я готова была волосы на себе рвать, а лучше — перманентные кудряшки на своей мамочке.

— Полагаю, на самом деле его волновало другое, — продолжала она, словно не замечая моей реакции. — Статуя, которую сегодня нашли, сейчас на твоем попечении, и он интересовался ее дальнейшей судьбой. А сегодня вечером на молитве отец Берк заявил, что статую отдавать не намерен.

Я, как могла, сдерживалась.

— Ты помнишь, что он конкретно сказал?

— Что это Каслбойнская Мадонна — чудотворный образ, и что он начал кампанию в поддержку передачи статуи нашему приходу. Отец Берк хочет, чтобы в следующее воскресенье, в праздник Тела Христова, она стала украшением уличного шествия.

ГЛАВА 9

На прилавке газетного киоска высилась гора субботних номеров «Айрленд тудей» с кричащим заголовком на первой полосе: