Меня поставили на стол в самой большой комнате гостиницы, величиной, вероятно, в триста квадратных футов. Моя нянюшка стояла на табурете возле самого стола, чтобы охранять меня и давать мне указания. Во избежание толкотни хозяин впускал в комнату не более тридцати человек сразу. По команде девочки я маршировал взад и вперед по столу; она задавала мне вопросы, и я громко отвечал на них. Несколько раз я обращался к присутствующим, то свидетельствуя им свое почтение, то выражая желание снова их видеть у себя. Я брал наперсток, наполненный вином, который Глюмдальклич дала мне вместо рюмки, и выпивал за здоровье публики. Я выхватывал кортик и размахивал им, как это делают учителя фехтования в Англии. Моя нянюшка дала мне соломинку, и я проделывал с ней упражнения, как с пикой. В юности меня обучали этому искусству. За день у меня перебывало двенадцать групп зрителей, и каждый раз мне приходилось сызнова повторять те же штуки. В конце концов все это страшно надоело мне и утомило до полусмерти. Видевшие представления рассказывали обо мне такие чудеса, что народ буквально ломился в гостиницу. Оберегая свои интересы, мой хозяин не позволял никому, кроме дочери, прикасаться ко мне; из предосторожности скамьи для зрителей были отставлены далеко от стола. Тем не менее какой-то школьник успел запустить в меня орехом. Орех был величиной с нашу тыкву. К счастью, мальчишка промахнулся, иначе орех наверное раскрошил бы мне череп. К моему удовольствию, озорника отколотили и выгнали вон из зала.

Хозяин объявил по городу, что в ближайший базарный день он снова будет меня показывать. Тем временем он изготовил для меня более удобное походное жилище. Я очень нуждался в нем. Первое путешествие и непрерывное восьмичасовое представление довели меня до полного изнеможения. Я еле держался на ногах и едва мог выговорить слово. Мне понадобилось целых три дня, чтобы отдохнуть и прийти в себя, тем более что и дома я не знал покоя. Соседние дворяне, наслышавшись обо мне, постоянно приезжали к хозяину посмотреть на диковину. Каждый день у меня бывало не менее тридцати человек с женами и детьми. Мой хозяин наживал на этом хорошие деньги, так как, показывая меня дома, он всегда требовал плату за полную залу, хотя бы в ней находилось только одно семейство. Таким образом, в течение нескольких недель я почти не имел отдыха (кроме среды — их воскресенья), несмотря на то что меня не возили в город.

Видя, что я могу принести ему большие барыши, хозяин решил объехать со мной все крупные города королевства. Собрав все необходимое для долгого путешествия и сделав распоряжения по хозяйству, он простился с женой, и 17 августа 1703 года, то-есть через два месяца после моего прибытия, мы отправились в столицу, расположенную почти в центре этой страны, на расстоянии трех тысяч миль от нашего дома. Хозяин посадил позади себя свою дочь Глюмдальклич. Она держала меня на коленях в ящике, пристегнутом к ее поясу. Девочка обила стенки ящика самой мягкой материей, какую только можно было найти, а пол устлала войлоком, поставила мне кроватку куклы, снабдила меня бельем и всем необходимым и вообще постаралась устроить меня как можно удобнее. Нас сопровождал один работник, ехавший за нами с багажом.

Мой хозяин показывал меня во всех городах, лежавших на нашем пути. Иногда он сворачивал на пятьдесят и даже на сто миль в сторону от дороги, в какой-нибудь поселок или в имение знатного человека, где надеялся хорошо заработать. Мы делали в день не больше ста сорока или ста шестидесяти миль, потому что Глюмдальклич, заботясь обо мне, жаловалась, что устает от верховой езды. По моему желанию, она часто вынимала меня из ящика, чтобы дать подышать свежим воздухом и посмотреть окрестности. При этом она крепко держала меня за помочи. Мы переправились через пять или шесть рек, в несколько раз шире и глубже Нила или Ганга. Едва ли по дороге нам встретился хоть один такой маленький ручеек, как Темза у Лондонского моста. Мы пробыли в пути десять недель. В течение этого времени меня показывали в восемнадцати больших городах, не считая множества деревень и частных домов.

25 октября мы прибыли в столицу по имени Лорбрульгруд, или Гордость Вселенной. Мой хозяин остановился на главной улице, неподалеку от королевского дворца, и выпустил афиши с точным описанием моей особы и моих дарований. Он нанял большой зал, шириной в триста или четыреста футов, и поставил в нем стол футов шестидесяти в диаметре; стол этот был обнесен решеткой, высотой в три фута, чтобы предохранить меня от падения. На нем я должен был проделывать свои упражнения. К общему удовлетворению и восхищению, меня показывали по десяти раз в день. В это время я уже довольно сносно говорил на местном языке и превосходно понимал все задаваемые мне вопросы. Мало того, я выучил азбуку и мог читать нетрудные фразы. Этим я был обязан моей Глюмдальклич, которая занималась со мной дома, а также во время путешествия. Она взяла с собой маленькую книжечку, заключавшую в себе краткий катехизис для девочек. По этой книжечке она выучила меня азбуке и чтению.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Ежедневные представления, продолжавшиеся в течение нескольких недель, сильно подорвали мое здоровье. Чем больше денег получал хозяин, тем ненасытнее он становился. Я совсем потерял аппетит и стал похож на скелет. Заметив это, фермер пришел к заключению, что я скоро умру, и потому решил извлечь из меня все, что только возможно. Но как раз в это время к нему явился слардрал, или королевский адъютант, с требованием немедленно доставить меня во дворец для развлечения королевы и придворных дам. Некоторые из этих дам уже успели посмотреть меня и распустили необыкновенные слухи о моей красоте, хороших манерах и большой сообразительности. Ее величество и свита пришли от меня в неописанный восторг. Я упал на колени и попросил позволения поцеловать ногу ее величества, но королева милостиво протянула мне мизинец, который я обнял обеими руками и с глубоким почтением поднес к губам. Она задала мне несколько вопросов относительно моей родины и путешествий. Я отвечал на них коротко и отчетливо.

Затем она спросила, буду ли я доволен, если меня оставят во дворце. Я низко поклонился королеве и скромно отвечал, что я раб своего хозяина, но что если бы я был свободен распоряжаться своей судьбой, то с радостью посвятил бы свою жизнь служению ее величеству. Тогда королева спросила моего хозяина, согласен ли он продать меня за хорошую цену. Мой хозяин очень обрадовался случаю отделаться от меня, так как боялся, что я не проживу и месяца. Он запросил тысячу золотых, которые тут же ему были отсчитаны. В переводе на английские деньги эта сумма равна примерно тысяче гиней. Когда сделка была закончена, я обратился к королеве с просьбой.

«Теперь, — сказал я, — в качестве преданнейшего вассала вашего величества, я осмеливаюсь просить у вас особой милости. Моя нянюшка, Глюмдальклич, всегда была очень добра и внимательна ко мне. Она прекрасно изучила мои привычки и отлично ухаживает за мной. Поэтому я прошу ваше величество принять ее к себе на службу, чтобы она попрежнему осталась моей нянюшкой и наставницей».

Королева согласилась на мою просьбу. Отец девочки "был очень доволен, что его дочь устроена при дворе, а сама Глюмдальклич не могла скрыть свою радость. Мой бывший хозяин удалился, пожелав мне всякого благополучия. Он прибавил, что оставляет меня на прекрасной службе. Я не ответил ему ни слова и ограничился только легким поклоном.