— Нет, потому что сейчас тебе уже пора спать. Я просто пришел поцеловать тебя перед сном.
— А Фиби, — спросила Тара, — ее ты тоже поцелуешь на ночь?
Наступила тишина. Фиби почувствовала, как ее бросило в жар, и густо покраснела.
Она видела, как внимательно наблюдает за ней Доминик, стоявший по другую сторону кровати.
На одно безумное мгновенье она позволила себе представить, что бы ощутила, если бы его губы коснулись ее, и сделала шаг назад, как будто он действительно дотянулся до нее. И увидела, как искривился его рот, когда он наклонился к своей дочери.
— Нет, — ответил он.
— Почему?
— Потому, что ей еще не время ложиться спать. По крайней мере, пока, — тихо добавил он. Его печальная улыбка тронула Фиби, вызвав томительную тревожную дрожь, охватившую все ее тело.
Потом он наклонился и поцеловал Тару:
— Хороших снов, любовь моя!
У двери он обернулся.
— Увидимся за ужином, мисс Грант, — произнес он официально.
— Я думаю, он поцелует тебя после ужина, — сказала Тара. — Да?
— Тара! Ты невыносима!
Что, в сущности, было мало похоже на ответ.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Доминик сидел на диване и просматривал местную газету.
Когда вошла Фиби, в новой клетчатой юбке и розовой блузке, он повернулся, брови удивленно поднялись.
— Снова — выбор Кэрри? Одобряю ее вкус.
— Мне тоже очень нравится. — Фиби напряженно примостилась на краешке противоположного дивана.
Его глаза внимательно изучали ее волосы, гладко зачесанные назад и стянутые заколкой-пряжкой на затылке.
— Вы никогда не распускаете свои волосы?
Фиби смущенно протянула руку к волосам.
— Так аккуратнее.
— Хотите хереса?
— Нет-нет, спасибо.
— В таком случае, как всегда, тоник?
— Ничего, благодарю вас.
— Вы всегда были трезвенницей?
Фиби посмотрела на свои руки.
— Я давно поняла, что алкоголь не для меня.
— Жаль, — пробормотал Доминик. — Потому что глоток спиртного помог бы вам расслабиться. Вы в полной безопасности, — язвительно добавил он. — Я никогда не набрасываюсь на женщин на пустой желудок.
После внезапного испуга губы Фиби растянулись в невольной улыбке.
— Это очень успокаивает. — Она старалась говорить непринужденно.
В его голосе послышались резкие нотки:
— Тогда сделайте усилие и успокойтесь. Кстати, у меня для вас что-то есть. — Он протянул ей коричневый конверт.
— Зарплата? — Она была озадачена. — Но я только что приступила.
— Это от миссис Престон. Я заехал туда, после того как мы расстались днем, и она попросила меня передать это вам. — Он стал загибать пальцы. — Ваша зарплата до вчерашнего дня плюс недельная оплата за вынужденное увольнение и немного причитающихся вам отпускных.
Фиби нахмурилась:
— Но она совсем не обязана…
Эштон метнул конверт в ее сторону, Фиби поймала его и положила в карман юбки.
— Ну что ж, теперь я могу расплатиться с вами за одежду.
— Нет никакой спешки, — решительно прервал он ее. — Почему бы вам не побаловать себя немного и не пробежаться по магазинам? Я мог бы повезти вас завтра в Мидбартон, после того как мы оставим Тару в школе.
Какое-то мгновенье Фиби колебалась. Прошла целая вечность с тех пор, как у нее было время просто поглазеть на витрины. А теперь у нее есть деньги, так что идея очень заманчива.
Но она отрицательно покачала головой.
Он пересек комнату, взял ее руку и поднял ее на ноги, так что она оказалась прямо перед ним, всего в нескольких дюймах.
— Что вы делаете? — Она выдернула руку, с раздражением чувствуя, что у нее перехватило дыхание и голос ее едва слышен.
— Просто спешу сообщить, что ужин подан, — с вызовом ответил он. — И я голоден.
Фиби глубоко вздохнула и прошла в столовую.
Они ели картофельный суп с луком-пореем, за которым подали сочный пирог с дичью и на десерт крем-брюле. Кэрри была прекрасным поваром, и Фиби по достоинству оценила все блюда.
К ее облегчению, Доминик поддерживал легкую непринужденную беседу, не заводя речи о присутствующих.
— Кофе мы будем пить в гостиной, — предложил он.
— Думаю, что свою чашку я возьму в другую гостиную, — быстро сказала Фиби, наблюдая, как он наливает себе какой-то крепкий напиток. Она не хотела находиться с ним наедине в интимной обстановке гостиной. — Я… я собиралась кое-что посмотреть по телевизору.
— В самом деле? — медленно произнес Доминик. — Я не подозревал, что вы такой заядлый зритель. В коттедже не было телевизора.
— Ничего-то от вас не укрылось, мистер Эштон. Но это был выбор хозяина — не мой, уверяю вас! Я люблю игры, телешоу, — отчаянно сочиняла она, — комедии, мыльные оперы. Фактически все то, что не требует напряженной работы ума. — И что отобьет у вас охоту присоединиться ко мне, добавила она про себя.
— В таком случае сегодняшний вечер — ваш. По программе сейчас по одному каналу международный футбольный матч, по другому — бокс. Ничего, что требует чрезмерного интеллектуального напряжения.
— Да, на самом деле, — согласилась Фиби, сдерживаясь. — Вероятно, вместо этого я просто пораньше лягу спать.
— Еще одна прекрасная мысль! Я мог бы присоединиться к вам. — Когда ее испуганные глаза поймали его взгляд, Эштон с издевкой ухмыльнулся: — Разумеется, не в буквальном смысле. Уж не вообразили ли вы, что я собираюсь поцеловать вас на ночь или еще что-нибудь в этом роде?
— Нет, — Фиби с негодованием почувствовала, как краска снова заливает ее лицо.
— Признайтесь, — с иронией продолжил он. — Вы весь вечер как на горячих угольях, словно боитесь, что я подойду к вам.
— Это неправда…
— Сомневаюсь! Эти ваши заколотые сзади волосы, чтобы их совсем не было видно, весь этот безжизненно-стерильный, монашеский вид. Вы же очаровательная, цветущая девушка! — В его голосе слышалось странное раздражение. — Вы должны ожидать, что каждый мужчина, с которым вы познакомитесь, захочет вас целовать, оказывать вам внимание, добиваться физической близости.
— Вы хотите сказать, что мне следует вести себя как уличной девке? — Фиби задрожала, с убийственной ясностью вспомнив все те грубые слова, которые он однажды бросил ей в лицо.
— Конечно, нет, — теряя терпение, произнес Доминик. — О чем, черт побери, вы говорите? Вы хотите сказать, что действительно выше всех этих грязных, первобытных желаний человеческой плоти? — Он медленно опустил голову. — Бог мой, Фиби, вы, должно быть, сверхчеловек.
— Я считаю это оскорбительным, — отрывисто произнесла она. — Существуют правила, регулирующие трудовые взаимоотношения между работодателем и работником, а это… это равносильно сексуальному домогательству. — Она пошла к двери. — Я иду в свою комнату и хотела бы, чтобы вы запомнили то, что я вам сказала.
— Есть также кое-что, что следовало бы запомнить и вам, дорогая. — Теперь его раздражение прорвалось наружу. — Это мой дом, и правила здесь устанавливаю я. И я не поддаюсь на шантаж. И раз уж вы обвинили меня в домогательстве, так тому и быть.
Она взялась за ручку двери, но Доминик, крепко схватив ее за плечи, повернул к себе. Глаза его сверкали, а выражение решимости на его лице заставило ее сжаться.
— Нет, — прошептала она. — Прошу вас. Вы не можете…
— Могу, — тихо ответил Эштон. Он оперся руками о дверь по обе стороны ее головы, лишив ее свободы передвижения и в то же время не дотрагиваясь до нее. Девушка могла чувствовать тепло его кожи, проникающее даже через ее одежду, вдыхать его запах, слышать неровный стук его сердца. Или, может быть, это пульсировала ее кровь, взбудораженная ощущениями, которые она прежде никогда не испытывала?
Ее зрачки расширились, когда она пристально смотрела в его хмурое лицо. Губы приоткрылись в легком вздохе, когда его рот медленно приблизился к ее губам, чтобы овладеть ими…
Его губы были нежными и неторопливыми, сначала только изучающими каждый изгиб ее рта.