Несмотря на это, я мог слышать все.

Ее слова были понятны и сладки, как поднимающиеся и угасающие ноты отдаленной флейты.

Это напомнило мне о чем-то, на что я не могу однозначно указать.

Мелодия была той же, что Дедан напел во время своей истории.

Я не понял ни слова, кроме ее имени в последней строчке.

Тем не менее, я чувствовал этот соблазн, необъяснимый и настойчивый.

Будто невидимая рука достигла моей груди и пыталась вытянуть меня на поляну через сердце.

Я сопротивлялся.

Я оглянулся вокруг и схватился рукой за ближайшее дерево, чтобы удержать себя на ногах.

Позади меня я слышал Мартена, шепчущего: - Нет, нет, нет, - тихим голосом, будто он старался убедить самого себя.

- Нет нет нет нет нет.

Ни за какие деньги мира.

Я оглянулся через плечо.

Глаза следопыта были лихорадочно сосредоточены на поляне перед ним, но он казался скорее испуганным, чем возбужденным.

Темпи стоял, не скрывая удивления на его, как правило, бесстрастном лице.

Дедан стоял неподвижно на одной стороне, его лицо было искажено, тогда как глаза Хеспе метались между ним и поляной.

Тогда Фелуриан запела снова.

Это было как обещание теплого домашнего очага холодной ночью.

Это было как улыбка юной девушки.

Я обнаружил, что думаю о Лози из Однопенсовика, о ее красных локонах, похожих на языки пламени.

Я помнил выпуклости ее груди, и как она пробегала пальцами по моим волосам.

Фелуриан пела, и я чувствовал притяжение этого.

Оно было сильно, но недосточно сильно, чтобы я не мог вернуть себя на место.

Я посмотрел на поляну снова и увидел ее, чья кожа была серебристо-белой под вечерним небом.

Она изогнулась грациознее, чем танцовщица, чтобы погрузить руку в воду озера.

Быстрая вспышка мысли озарила меня.

Чего я боялся?

Сказочки?

Здесь была магия, настоящая магия.

Более того, это была магия песни.

Упусти я эту возможность, я бы никогда не простил себя.

Я оглянулся на моих напарников.

Мартен ощутимо трясся.

Темпи потихоньку отступал.

Руки Дедана сжались в кулаки, прижатые к его бокам.

Я что, пойду, как они, на поводу у предрассудков и страхов?

Нет. Никогда.

Я был членом Арканума.

Я был заклинателем имен.

Я был одним из Эдема Руэ.

Я чувствовал дикий смех, закипающий во мне.

- Я встречусь с вами в Однопенсовике через три дня, - сказал я и шагнул на поляну.

Теперь я почувствовал притяжение Фелуриан еще сильнее.

Ее кожа блестела в лунном свете.

Ее длинные волосы развевались вокруг нее как тени.

- Черт возьми, - услышал я Дедана позади себя.

- Если он идет, тогда я и...

Произошла короткая потасовка, закончившаяся ударом чего-то о землю.

Я оглянулся назад и увидел его, лежащего ничком в травке.

Хеспе придавливала его поясницу коленом, а руку выкрутила сзади.

Он слабо сопротивлялся и сильно матерился.

Темпи бесстрастно наблюдал за ними, как если бы судил борцовский бой.

Мартен яростно жестикулировал в мою сторону.

-Мальчик, - угрожающе шипел он.

-Живо возвращайся!

Мальчик!

Вернись!

Я повернулся обратно к ручью.

Фелуриан наблюдала за мной.

Даже за сто шагов, я видел ее глаза, темные и любопытные.

Ее губы растянулись в широкой и опасной улыбке.

Она расхохоталась диким смехом.

Это было красиво и чарующе.

И в этом не было ни единого человеческого звука.

Затем она резко бросилась через поляну, стремительная, как воробушек, грациозная, как лань.

Я бросился в погоню, и, несмотря на тяжесть рюкзака и меча на моем бедре, я двигался так быстро, что плащ развевался, как флаг позади меня.

До того я никогда не бегал так быстро, и никогда с тех пор.

Это было похоже на бег ребенка, легкий и быстрый, без малейшего страха упасть.

Фелуриан впереди.

В кустарники.

Я смутно помню деревья, запах земли, серость лунного камня.

Она смеется.

Она увиливает, танцует, тянет за собой.

Она поджидает, пока я подберусь настолько близко, что могу докоснуться, а затем ускользает.

Она сияет в лунном свете.

Цепкие ветки, брызги воды, теплый ветерок...

И я держу ее.

Ее руки запутаны в моих волосах, прижимая меня еще ближе.

Ее губы нетерпеливы.

Ее язык стеснителен и резок.

Ее дыхание в моем рту, заполняя мою голову.

Горячие соски ее грудей трутся о мою грудь.

Ее запах словно клевер, словно музыка, словно спелые яблоки, опавшие на землю...

И здесь нет места нерешительности.

Никаких сомнений.

Я точно знаю, что делать.

Мои руки на ее загривке.

Касаются ее лица.

Запутываются в ее волосах.

Скользят по гладкой поверхности ее бедра.

Крепко прижимая ее за бок.

Обхватывая ее тонкую талию.

Поднимая ее.

Опуская ее наземь...

И она извивается подо мной, гибкая и томная.

Медленно и тяжело дыша.

Ее ноги обхватывают меня.

Ее спина выгибается дугой.

Ее горячие руки сжимают мои плечи, мои руки, давят на поясницу...

Теперь она верхом на мне.

Ее дикие движения.

Ее длинные волосы легко касаются моей кожи.

Она запрокидывает голову, дрожа и трясясь, крича на языке, которого я не знаю.

Ее острые ногти вонзаются в плоские мышцы моей груди.

И для этого существует музыка.

Бессловные крики, которые она издает, распаляющиеся и угасающие.

Ее вздох.

Мое скачущее сердце.

Ее движения замедляются.

Я сжимаю ее бедра в неистовом порыве.

Наш ритм, как безмолвная песня.

Как внезапный гром.

Как едва слышное бренчание барабана вдалеке.

И все замирает.

Все во мне выгибается.

Я натянут, как струна лютни.

Дрожащая.

Болящая.

Я натянут слишком туго, и я лопаюсь...

Глава 96

Сама огонь.

Я проснулся, когда что-то скоблило края моей памяти.

Я открыл глаза и увидел деревья, простиравшиеся напротив сумеречного неба.

Шелковые подушки были разбросаны вокруг меня, в то время как всего в нескольких метрах лежала Фелуриан, ее обнаженное тело свободно распласталось во сне.

Она выглядела гладкой и совершенной, как скульптура.

Она вздохнула во сне и я упрекнул себя за такие мысли.

Я знал, что она не была, как холодный камень.

Она была теплой и мягкой, как гладкий мрамор точильного камня.

Моя рука потянулась прикоснуться к ней, но я остановил себя, не желая нарушать простиравшуюся передо мной идеальную сцену.

Далекие мысли начали ворчать на меня, но я отмахнул их подальше, как раздражающих мух.

Губы Фелуриан приоткрылись и вздохнули, создавая звуки, как у голубки.

Я помнил прикосновения этих губ.

Я воспылал страстью и заставил себя отвести взгляд от ее мягких, как цветочные лепестки, губ.

Ее веки были узорчатые, как крылья бабочки, переливающиеся от темно-фиолетового и черного цвета с узорами из бледного золота, смешиваясь с цветом ее кожи.

Когда ее глаза двигались осторожно во сне, картина изменялась, как будто бабочки расправляли свои крылья.

Только зрелище этого, вероятно, стоило цены всех мужчин, которые должны были заплатить за то, чтобы увидеть это.

Я поедал ее глазами, зная все песни и рассказы, которые я слышал, были ничем.

Она была той, о ком мечтали мужчины.

Из всех мест, где я был, из всех женщин, которых я видел я встретил равную ей только один раз.

Что-то в моем разуме кричало на меня, но я был зачарован движениями ее глаз под веками, формой ее рта, который как будто целовал меня, даже когда она спала.

Я снова отмахнул мысли прочь, раздраженный.

Я собираюсь сойти с ума или умереть.

Эта мысль наконец пробилась до моего сознания и я почувствовал, что каждый волосок на моем теле встал торчком.

У меня был момент совершенного ясного просветления, которое напомнило мне набрать воздуха и быстро закрыть глаза, чтобы попытаться погрузить себя в «каменное сердце».