Выпускникам присваивали следующее звание, и новоиспеченные старшие лейтенанты приступали к службе на новом поприще. Те, кому повезло, оставались в Москве — в Первом главном управлении КГБ. Путин, проучившийся год, был возвращен в ленинградское управление и зачислен в 1-й (разведывательный) отдел.
Четыре с половиной года он проработал в родном городе.
Чем занимался разведотдел ленинградского управления?
Об этом пишет в своей книге отставной генерал госбезопасности Олег Калугин, бывший начальник Путина. В 1980 году Калугина отправили в Ленинград первым заместителем начальника управления. Ленинградские коллеги показались профессиональному разведчику безнадежными провинциалами.
«Я был потрясен убожеством, — пишет Калугин, — отсутствием реальных дел и перспектив их заведения. Ни одного сигнала по шпионажу или антигосударственной деятельности. Сплетни, пересуды, жалкие потуги выдать болтунов за политических противников, доносы на сослуживцев — вот к чему сводились заботы моих подопечных… Оторванные от оперативных реалий, не имея представления о методах и тактике работы западных спецслужб, они варились в собственном соку, издерганные бесконечными понуканиями разоблачить шпионов и антисоветчиков…
Меня особенно умилял повторявшийся каждый год клич искать агентов-нелегалов, заброшенных с Запада и осевших в сельской местности для того, чтобы в день X, под которым подразумевался канун ядерной войны с Америкой, выступить в качестве некоей подрывной силы в тылу советских войск… Ни одного шпиона за двадцать лет управление не поймало, хотя израсходовало десятки миллионов рублей на поиски этих неуловимых фантомов…»
Владимир Путин, уже будучи директором ФСБ, назовет своего бывшего начальника «предателем», хотя у нас нет сведений о том, что состоялся суд над Калугиным и что этот суд признал его виновным в чем-либо помимо того, что он откровенно рассказал о своей работе в КГБ. В свое время именно за эти смелые разоблачения краснодарцы избрали Калугина народным депутатом СССР. Времена меняются…
Чем занимались офицеры разведотдела ленинградского управления?
Пытались разрабатывать иностранцев, которые попадали в город, в надежде кого-нибудь из них завербовать. Прежде всего интересовались иностранными моряками как морально нестойкими — с ними знакомились в так называемом Интерклубе, заполненном агентами КГБ.
Разрабатывали советских людей, которые ездили за границу, — на предмет их зарубежных контактов.
У меня был знакомый, который примерно в те же годы работал в разведотделе КГБ одной из Прибалтийских республик. Работа у него, помню, была самая что ни на есть муторная: он обходил людей, которые съездили за границу — в командировку или в туристическую поездку, и выспрашивал, что они там видели и слышали.
Времена были уже не свинцовые, многие его просто выставляли за дверь, откровенно над ним издевались. Но он терпел, потому что была цель. И его стойкость была вознаграждена: он сумел перевестись в Москву, в центральный аппарат, а вскоре поехал за границу под журналистским прикрытием…
Владимир Путин служил, видимо, неплохо, получил майорские погоны и был отправлен в Москву на переподготовку — в Краснознаменный институт имени Андропова (теперь это Академия внешней разведки). А потом его отправили в первую и последнюю загранкомандировку — в представительство КГБ в Германской Демократической Республике. Это был 1985 год.
Молодой человек, пожелавший стать разведчиком, выбирал сферу деятельности, в которой не действуют обычные правила морали и нравственности. Задача разведчика — уговаривать других идти на преступления: ведь завербованного агента заставляют красть документы, выдавать секреты, лгать всем, включая самых близких, предавать друзей и родину. И при этом офицер-вербовщик знает, что его агент может закончить свои дни за решеткой или даже погибнуть.
Для того чтобы с чистой совестью и уверенностью в собственной правоте заставлять других преступать закон и мораль, надо, видимо, что-то изменить в себе. Циниками, как и солдатами, не рождаются, а становятся.
Специалисты уверены, что работа в разведке сама по себе наносит тяжелый ущерб психике разведчика. Он вынужден постоянно вести двойную жизнь. Вот почему в разведывательной школе слушателей пытаются морально вооружить, объясняя, что во имя Родины надо идти на все.
Впрочем, сотрудники спецслужб — такие же люди, как и все. Среди них есть и дураки, и умные, дальновидные и недалекие, порядочные и не очень. Есть, конечно, черты, характерные именно для сотрудников спецслужб или, во всяком случае, для большинства из них.
Правила конспирации — на всю жизнь; болтунов в госбезопасности не терпят, хотя ничто человеческое и им не чуждо, и после обильных возлияний они иногда выкладывают женам то, что тем знать совсем не обязательно.
Разведчики не только привыкают Скрывать свое подлинное занятие, но и таят свои истинные эмоции, чувства и взгляды. Когда разведчик с кем-то беседует, он пытается узнать о собеседнике все, при этом ничего не сказав о себе. Он постоянно прикидывает, что вы за человек, можно ли с вами иметь дело, выясняет, какие у вас связи. Разведчик подозрителен, его так воспитывали.
Возможно, это остается на всю жизнь. Бывший помощник Ельцина Георгий Сатаров говорит, что Путин «не доверяет никому. Ельцин мог увлекаться, влюбляться, доверять, иногда незаслуженно. В Путине ощущается тотальное недоверие… Ельцин не боялся сильных людей в своем окружении. Новых масштабных фигур, выдвинутых Путиным, не видно».
В разгар кризиса вокруг НТВ весной 2001 года Путин принял одиннадцать журналистов — после того как Светлана Сорокина обратилась к нему с телеэкрана с просьбой встретиться и поговорить. Они были давно знакомы, оба из Ленинграда, к Светлане президент относился с уважением. После разговора Сорокина, похоже, была разочарована больше других. Она, видимо, надеялась, что сумеет что-то объяснить президенту, раскрыть ему глаза, убедить, что он не прав, и натолкнулась на железную стену.
Журналисты потом говорили, что Путин делит мир на своих и чужих. И потому достучаться до него невозможно.
Он внимательно слушает, но не для того, чтобы понять точку зрения собеседника или оппонента, а потому что его этому учили. У собеседника это создает иллюзию не только внимания, но и согласия, которого в реальности нет и в помине. Путин соглашается только с теми, кого считает своим. А к остальным относится с подозрением. У Путина есть свое мнение, и он сопоставляет это мнение с наблюдениями за человеком, который напрасно пытается его в чем-то убедить…
Работа в разведке — это не совсем воинская служба, но все-таки что-то от военного было и в сотруднике КГБ. Разведка — это военизированная организация, хотя там не надо поминутно щелкать каблуками и можно дискутировать со старшим по званию. Может быть, поэтому политологи отмечают, что Путину привычнее и приятнее иметь дело с людьми в погонах, которые не только слушают, но и слушаются, что «он действует как отец-командир, а не как лидер демократической державы. Он предпочитает командовать, а не убеждать».
Всем разведчикам присваивают воинские звания, но форму они не носят. Надевают мундир, только когда нужно сфотографироваться на удостоверение. Для этого в служебном фотоателье хранятся форменные рубашки с галстуками и несколько кителей с разными погонами.
Естественно, в разведке обращаются друг к другу не по званиям, а по имени-отчеству, то есть атмосфера более демократическая, не сравнишь с другими структурами госбезопасности, особенно с контрразведкой. Атмосферу в разведке определяют и сами люди — с двумя образованиями, владеющие несколькими иностранными языками, поработавшие за рубежом. И в центральном аппарате разведки, и в зарубежных резидентурах было принято все проблемы обсуждать. Каждому офицеру предоставлялась возможность высказаться, изложить свою точку зрения, хотя последнее слово оставалось, разумеется, за руководителем.