Как букварь читает школьник,

Так читаю я в лесу.

Вижу в листьях — треугольник,

Колесо ищу в глазу.

Вижу, вижу, как в идеи

Вещи все превращены

Те — туманней, те — яснее,

Как феномены и сны.

Возникает мир чудесный

В человеческом мозгу.

Он течет водою пресной

Разгонять твою тоску.

То не ягоды не клюквы

Предо мною встали в ряд —

Это символы и буквы

В виде желудей висят.

На кустах сидят сомненья

В виде галок и ворон,

В деревах — столпотворенье

Чисел, символов, имен

Перед бабочкой пучина

Неразгаданных страстей…

Геометрия — причина

Прорастания стеблей.

Весел, ласков и красив,

Зайчик шел в коператив.

Целование шлет Николай Олейников

С кучей своих нахлебников:

Макара Свирепого, Кравцова и Н. Технорукова,

Мавзолеева-Каменского и Петра Близорукого,

Славной шестерки в одном лице —

«3абойской артели» — на донецкой земле!

Однажды, яблоко вкусив,

Адам почувствовал влеченье,

И, Бога-папу не спросив,

Он Еве сделал предложенье.

А Ева, опустив глаза

(Хоть и ждала мгновенья эти),

Была строптива, как коза:

— Зачем в Раю нам, милый, дети?

Адам весь выбился из сил:

Любви и страсти он просил.

Всевышний же понять не мог —

Кто он теперь — Бог иль не Бог.

В любви Адам был молодцом.

Он не ударил в грязь лицом.

Муха жила в лесу,

Муха пила росу,

Нюхала муха цветы

(Нюхивал их и ты!).

Пользуясь общей любовью,

Муха питалась кровью.

Вдруг раздается крик:

Муху поймал старик.

Был тот старик паук —

Страстно любил он мух.

…Жизнь коротка, коротка,

Но перед смертью она сладка…

Видела муха лес,

Полный красот и чудес:

Жук пролетел на закат,

Жабы в траве гремят,

Сыплется травка сухая.

· · · · · · · · ·

Милую жизнь вспоминая,

Гибла та муха, рыдая.

…И умирая.

Доедает муху паук.

У него 18 рук.

У нее ни одной руки,

У нее ни одной ноги.

Ноги сожрал паук,

Руки сожрал паук.

Остается от мухи пух.

Испускает тут муха дух.

Жизнь коротка, коротка,

Но перед смертью она сладка.

И вот с тобой мы, Генриетта, вновь.

Уж осень на дворе, и не цветет морковь.

Уже лежит в корзине Ромуальд,

И осыпается der Wald.

Асфальт, асфальт, я по тебе ступал,

Когда в шестой этаж свой легкий торс вздымал.

· · · · · · · · ·

· · · · · · · · ·

Я должен умереть, я — гений,

Но сдохнет также Шварц Евгений!

Утром съев конфету «Еж»,

В восемь вечера помрешь!

Залетела в наши тихие леса

Полосатая, усатая оса.

Укусила бегемотицу в живот.

Бегемотица в инфаркте — вот умрет.

А оса уже в редакции кружится,

Маршаку всадила жало в ягодицу.

И Олейников от ужаса орет,

Убежать на Невский Шварцу не дает

Искусала бы оса всех не жалея,

Если б не было здесь автора Корнея.

Он ногами застучал,

На осу он накричал:

«Улетай-ка вон отсюда ты, оса,

Убирайся в свои дикие леса!»

· · · · · · · · ·

А бегемотица лижет живот.

Он скоро, он скоро, он скоро пройдет.