Изменить стиль страницы

Беатрис кивает.

— Теперь позвольте возразить, — говорю я. — Обвинитель задал вопрос, свидетельница ответила. Он не имеет права снимать вопрос потому, что ему не понравился ответ.

Беатрис смотрит на меня тяжелым взглядом:

— Просьба удовлетворена, адвокат. Ответ вашей свидетельницы действительно был невразумительным.

— Давайте еще раз вспомним вопрос и ответ. — Я обращаюсь к протоколисту, тощему бледному человеку в белой рубашке с галстуком-шнурком.

— Мы этого делать не будем! — Беатрис стучит молотком. — Мисс Никерсон, в чьем ведении находится этот зал?

А вот об этом я с удовольствием напомню присяжным.

— Этот зал, ваша честь, находится в ведении граждан штата Массачусетс.

— Кто отвечает за этот зал, мисс Никерсон?

— А вот отвечаете за него вы, — говорю я с улыбкой.

Она разворачивается к присяжным:

— Леди и джентльмены, прошу вас не принимать во внимание последний ответ.

Присяжные взирают на судью. Лица у них непроницаемые. Судья Нолан переводит взгляд на Патти:

— Впредь свидетельнице рекомендуется отвечать на поставленные вопросы и воздерживаться от комментариев. Вы понимаете меня, миссис Хаммонд?

— Боюсь, что нет, — качает головой Патти.

Этот ответ судье Нолан не нравится. Она собирается что-то сказать, но тут вмешивается Стэнли.

— Ваша честь, — говорит он, — у меня больше нет вопросов к свидетельнице.

Прежде чем объявить перерыв, судья Нолан бросает на меня испепеляющий взгляд. И вскакивает до того, как судебный пристав просит всех встать.

Гарри встает, подходит ко мне и говорит:

— Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, теперь она хочет упечь за решетку тебя.

Похоже, за время перерыва настроение судьи Нолан не улучшилось. Она с кислой миной усаживается в кресло. Разворачивает его к скамье присяжных и, пока присяжные рассаживаются, изучает стену.

Хорошо хоть на нас не смотрит. Бак серьезен и сосредоточен, сидит, сложив руки на столе. Он готов давать показания. И ему незачем смотреть на нашу злюку-судью.

— Леди и джентльмены, господа присяжные… — Беатрис одной рукой держится за подлокотник, а второй, на всякий случай, вцепилась в молоток. — Настало время защите и обвинению выступить с заключительным словом.

Мы с Гарри вскакиваем. На долю секунды мы оба лишаемся дара речи.

Гарри первым приходит в себя.

— Эгей… — произносит он.

Пришел в себя, называется. «Эгей» — не слишком подходящее для зала суда словечко.

Беатрис чуть не подпрыгивает.

— Эгей? — Она поднимает молоток и держит его на весу, как томагавк, который готова метнуть в любой момент. — Вы сказали «эгей», мистер Мэдиган?

Гарри морщится.

— Сказал, ваша честь. Но я не это имел в виду.

Беатрис опускает молоток себе на ладонь.

— Рада это слышать, мистер Мэдиган. Ну, так объясните же наконец, что вы хотели сказать.

— Я хотел сказать: прошу прощения, ваша честь, но защита еще не закончила. — Гарри делает шаг вперед. — У нас еще один свидетель, судья. Мистер Хаммонд — наш последний свидетель.

— Мистер Хаммонд? — спрашивает Беатрис с таким видом, будто ей сообщили, что сейчас даст показания фикус.

— Обвиняемый, — Гарри показывает на Бака, и Бак поднимает руку. Будто судья не знает, кто он такой.

— Подойдите ко мне, — морщится Беатрис.

Стэнли и Гарри оказываются рядом с судьей раньше, чем я, но судья Нолан не намерена ждать. Впрочем, это не имеет значения. Она говорит так громко, что ее слышно даже в последнем ряду.

— Что здесь происходит, господин адвокат?

— Что здесь происходит? — озадаченно спрашивает Гарри. — Обвиняемый готов дать показания. Вот что здесь происходит.

Беатрис раздувает ноздри:

— Что он намерен сказать?

— Не можете же вы у меня об этом спрашивать! — Гарри еле сдерживается.

— Разумеется, могу. Я — судья.

— Мне плевать, кто вы такая. Я защитник. А он, — Гарри показывает на Бака, — обвиняемый. Это значит, что он имеет право давать показания без предварительного обсуждения с обвинителем.

Беатрис хмурится:

— Он не имеет права давать ложные показания.

— Ложные? — хором восклицаем мы с Гарри.

— И вы не имеете права его на это подстрекать.

— Подстрекать? — снова хором говорим мы.

— Вы объяснили вашему клиенту, что ему грозит за дачу ложных показаний, господин адвокат? — Беатрис переводит взгляд с Гарри на меня.

— Почему мы должны были это делать, судья?

Беатрис тянется через стол и хлопает рукой по телевизору.

— Я видела запись, адвокат. Пленка не лжет. Если ваш клиент собирается давать показания, противоречащие тому, что есть на этой пленке, значит, он собирается лжесвидетельствовать. А этого я не допущу.

Она вызывающе смотрит на нас, но нашего ответа не ждет.

— А если он не собирается противоречить тому, что есть на пленке, тогда его свидетельство — сплошное безрассудство. Вы ему давали советы по этому поводу? Если вы не отговорили его давать показания, это подтверждает вашу некомпетентность. И я отстраню вас от защиты.

— Отстраните?

— А если вы его отговаривали, а он вас не послушал, значит, ваши действия были неэффективными. И я все равно отстраню вас.

Беатрис все продумала.

В зале сотни людей, и все сидят не шелохнувшись. Слышно только, как тяжело дышит Беатрис. В ее взгляде — открытый вызов, и я его принимаю.

Я разворачиваюсь и направляюсь к протоколисту. Наши глаза на миг встречаются. «Только меня не впутывайте», — всем своим видом говорит он.

— Защита вызывает в качестве свидетеля Уильяма Бака Хаммонда.

Все замирают, в том числе и протоколист. Я стою перед ним и говорю:

— Вы должны были это записать.

Он бросает неуверенный взгляд на судью и начинает печатать. Она, конечно, судья, но я рядом, могу, если что, его и стукнуть.

— Мисс Никерсон, вы слышали мои вопросы?

— Да, судья. Я слышала ваши вопросы и слышала ваши угрозы.

— Угроз не было, мисс Никерсон, но я бы хотела, чтобы вы ответили на мои вопросы. Если, конечно, вас это не затруднит.

Я не спеша подхожу к ней.

— Вы только что слышали мой ответ. Защита вызывает в качестве свидетеля Уильяма Бака Хаммонда. — Я даю Баку знак встать и подойти к свидетельскому месту. — Это наш ответ, судья, на все ваши вопросы.

Бак уже идет по проходу, но тут Беатрис вопит:

— Одну минуту, мистер Хаммонд!

Он останавливается, смотрит на меня. Я киваю головой: иди, мол.

Беатрис стучит молотком, но Бак не обращает на это внимания. Он подходит и спокойно усаживается на свидетельское место.

— Что вы делаете, адвокат?

— Я вызвала своего клиента для дачи свидетельских показаний. Если вы хотите запретить мистеру Хаммонду дать свидетельские показания, вы можете это сделать. Но я не допущу, чтобы вы сделали это во время якобы закрытого совещания с представителями защиты и обвинения. — Я показываю на Бака. — Если вы лишите этого человека слова, ваше решение попадет в протокол.

Беатрис открывает рот, но не издает ни звука. Я подхожу к судейскому столу и говорю, тихо, но так, чтобы присяжные меня слышали:

— И вас отстранят сразу же после этого дела.

Беатрис поджимает губы:

— У меня не было намерения лишать мистера Хаммонда слова, адвокат. Секретарь суда, приведите свидетеля к присяге.

Взгляд Беатрис красноречивее слов. Этот бой она проиграла, но война еще не закончена.

По Баку Хаммонду видно, что ему терять нечего. Ему разрешено было надеть на суд собственную одежду, но она на нем болтается. Ни ремня, ни шнурков нет. Волосы у него взлохмачены, на щеках щетина, под глазами круги.

Бак выше Гарри сантиметров на пять, но он сутулится — его спина словно согнулась под невидимой ношей. По его огромным серым глазам трудно что-нибудь понять. Дело не в том, что у него не осталось никаких вопросов, просто на вопросы, которые его действительно интересуют, нет ответов.