– Кто она на самом деле?

Последовала пауза. – Ну, а вот это хороший вопрос.

Удовлетворение в низком голосе было не тем, что жаждешь услышать: оно означало, что ваши яйца зажаты в тисках, и кто-то с садистскими наклонностями схватился за рукоятку.

Джим закрыл глаза. – Я не вернусь назад. Я говорил, что выхожу из дела.

– Да ладно, Захария, тебе известны правила. Ты отвяжешься от нас, только схлопотав бирку на палец ноги. Я позволил тебе взять небольшой отдых только потому, что ты дошел до грани. Но, кто бы мог подумать, сейчас, судя по голосу, тебе намноооого лучше.

Джим поборол желание ударить кулаком в стену.

– Хоть раз в своей жалкой, богом проклятой жизни ты можешь сделать одолжение, не ожидая ничего взамен? Попробуй. Может, тебе это понравится. Можешь начать прямо сейчас.

– Прости. Только переговоры.

– Твой отец выбил из тебя все моральные принципы? Или ты сразу родился куском дерьма?

– Ты мог бы спросить его, но он уже годы как мертв. Бедный парень, попал под мою пулю. Чертовски жаль, на самом деле.

Джим закусил чертову губу, напрягая каждый мускул на подбородке и шее. – Пожалуйста… мне нужна информация на нее. Просто скажи. Это важно.

Как и следовало ожидать, ублюдок Матиас не купился на хрень в духе «мама, ну пожалуйста».

– «Услуга», которую я предположительно задолжал тебе, дальше не распространяется. Захочешь знать больше, дашь мне что-то взамен. Решать тебе. И прежде чем ты спросишь – задание, которое имею в виду, по твоей части.

– Я больше не убиваю людей.

– Хмм.

– Матиас. Мне нужно знать, кто она.

– Охотно верю. И ты знаешь, где найти меня.

Телефонная линия отключилась, и на мгновение Джим серьезно подумывал запустить трубку через всю комнату. Его остановил Пес, который поднял свою сонную голову и каким-то образом умудрился избавить его руку от этой потребности.

Он бросил телефон на покрывало.

Пока мысли проносились в голове, он кипел от злости и не знал, что, черт возьми, с собой сделать… поэтому потянулся к животному и попытался пригладить мех, торчащий между ушами.

– Ты только посмотри на себя, дружище. Выглядишь как Эйнштейн, когда просыпаешься… на самом деле.

***

Зрительный контакт – самое главное, когда попадаешь в тюрьму.

Вин выучил это правило, побывав в исправительном учреждении для малолетних преступников: за решеткой то, как ты встретишь взгляды своих сокамерников, и было твоим «Привет, меня зовут…», и здесь выделяли пять основных категорий.

У наркоманов зрачки были расфокусированы, как правило, потому что они могли контролировать оптические нервы не лучше, чем потовые железы, кишечник или нервную систему. Словно тюремные эквиваленты садовых скульптур, они стремились выбрать место и оставались там, в основном избегая заварушек, потому что наркоманов было трудно спровоцировать, к тому же легкие цели быстро наводили скуку.

С другой стороны, у мальков, которые, как правило, впервые попадали в исправительные учреждения и были чересчур ошарашены, нерешительные глаза бегали вокруг как шарики в пинг-понге, во взгляде читалось «я здесь ненадолго». Они становились идеальными кандидатами для насмешек и словесных оскорблений, но, в большинстве случаев, не для кулаков…потому что именно эта категория звала охрану по малейшему поводу.

В противоположность им, у придурков был выискивающий взгляд, они прощупывали чужие слабости и всегда были готовы к нападению. Именно они ко всем придирались, любили роль задир, но не представляли опасности. Их можно было спровоцировать, но до конца все доводили горячие головы… они лишь дети в песочнице, которые ломают игрушку и спихивают вину на другого.

Горячие головы обладали диким взглядом и любили драться. Нужна лишь искра, и такие ребята моментально шли в разнос. Больше сказать нечего.

И, наконец, были истинные социопаты. Им на все плевать, они могли убить тебя и съесть печенку. Или не съесть. Это уже не будет иметь значения. Их взгляды бродили повсюду, глаза, словно акулы, плавали посреди комнаты… пока не идентифицировали жертву.

Когда Вин сидел среди представительной выборки вышеозначенных лиц, он не принадлежал ни к одной группе, подпадая под категорию, очевидно нетипичную для здешних мест: он оставался в стороне и от остальных ожидал той же учтивости. А если не получал ее?

– Миленький у тебя костюм.

Вин сидел, прислонившись спиной к бетонной стене и уставившись глазами в пол, и не нужно было поднимать взгляда, чтобы понять, что среди других одиннадцати парней в камере один он был в костюме. Ах, да, придурок вступил в игру.

Вин намеренно наклонился вперед и уперся локтями в колени. Обхватив ладонью кулак, он медленно повернул голову в сторону говорившего парня.

Жилистый. Татуировки на шее. Сережки в ушах. Волосы подстрижены под самый череп. И сукин сын, мелькнув сколотым зубом, улыбнулся так, будто смотрел на ужин, которым собирался насладиться.

Очевидно, он считал, что ухватил за хвост малька.

Вин сверкнул своими собственными зубами и, один за другим, щелкнул костяшками атакующей руки. – Нравятся мои тряпки, говнюк?

Когда до придурка дошел ответ, Мистер Задира понял, что этот орешек ему не по зубам. Его карие глаза быстро оценили размер кулака Вина, и потом вернулись к его уверенному взгляду.

– Я спросил тебя, – сказал Вин, громко и медленно, – Нравятся ли тебе, говнюк, мои тряпки?

Пока парень обдумывал ответ, Вин надеялся, что реакция будет оскорбительной, и кое-что обнаружил: пока остальные парни строили из себя зрителей на теннисном матче, крутя головами влево-вправо, плечи придурка расслабились.

– Да, он хороший. Реально клевый костюм. Ага.

Вин оставался на своем месте, в то время как парень напротив него откинулся на скамейке. Один за другим Вин взглянул в глаза каждого сокамерника… и они по цепочке посмотрели вниз, на пол. Только тогда Вин позволил себе немного расслабиться.

В то время как часть его мыслей занимала, так сказать, служебная политика, вторая часть гадала, как, черт возьми, он умудрился здесь оказаться. Девина нагло соврала полиции, и, да поможет ему Господь, он выяснит, что произошло на самом деле. И, насчет «приятеля»? О чем она, раздери ее, думала?

Он вспомнил голубое платье, на котором учуял мужской одеколон. От мысли, что она трахалась с кем-то за его спиной, Вин слетал с катушек, поэтому он заставил свои мозги заняться более важными проблемами. Типа того, что ее избил кто-то другой, а не он, но в камеру загремели его член и яйца.

Боже, если бы система безопасности у него дома была из той же серии мониторинга, что и в его офисе. Тогда, у него были бы записи каждой комнаты, двадцать-четыре часа семь дней в неделю.

Звон ключей объявил появление охранника.

– ДиПьетро, прибыл ваш адвокат.

Вин встал со скамейки, и когда дверь со щелчком открылась, он вышел в коридор и убрал руки за спину, предоставляя их охраннику для наручников.

Этот жест удивил копа с ключами, но не парней, которые стали свидетелями его поведения в стиле Рокки Бальбоа с тем придурком.

Раздалось два щелчка, и потом полицейский повел Вина вдоль по коридору к очередной решетке, которую открыли с другой стороны. Они еще раз повернули направо, потом налево и остановились перед дверью, словно сделанной для средней школы: она была раскрашена в отвратительный беж, стекло на окне укрыто мелкой проволочной сеткой.

Внутри комнаты для допросов, Мик Роудс прислонился к дальней стене, скрестив ботинки; Мистер Задира одобрил бы его двубортный пиджак.

Мик хранил молчание, пока охранник снимал с Вина наручники, а потом и вовсе вышел из комнаты. Когда дверь закрылась с другой стороны, адвокат покачал головой.

– Не ожидал, что такое случится.