– Ты оракул? – спросил он, упираясь пустым взглядом в темнокожего старика.

Под тяжестью этого взгляда оракул снова вздрогнул.

Мясник плотоядно улыбнулся, и свет масляной лампы блеснул на серебряном зубе во рту.

– Я пришел повидаться с тобой, – сказал он глупо. Тут его лицо пронзило удивление, будто он сам не мог понять, зачем явился.

Сатина беззвучно прокралась между оракулом и мясником. Опустив глаза, она сделала мяснику знак сесть на подушки.

– Пожалуйста, сэр, – попросила она, – подождите минутку, пока оракул приготовится ответить на ваши вопросы. – Она положила ему на плечо тонкую руку и заставила сесть с неожиданной для хрупкой фигурки силой.

Мясник удивленно взметнул брови, но плюхнулся на подушки.

– Как я попал сюда? – спросил он вслух.

Гладя нежной рукой плечо оракула, она ответила высоким гортанным голосом:

– Вы пришли узнать свою судьбу, как и все.

Доминик тупо кивнул, потом его глаза потемнели, он снова попытался встать, бормоча:

– У меня нет времени…

– Останьтесь, сэр, – приказала Сатина, поглаживая себя по бедру, – вы можете узнать, какая удача ждет вас сегодня вечером.

Как завороженный, следя за ее пальцами, мясник снова кивнул, опускаясь назад на подушку.

– И какая удача ждет меня сегодня вечером?

– Да, вы узнаете, как все пройдет, – отозвалась женщина, голос ее дрогнул, а на губах заиграла улыбка. – Но сначала мы должны узнать ваше прошлое.

Она положила изящную руку на ящик, в котором была заключена рука оракула. Губы ее что-то произнесли на ухо оракулу. Тот один раз вздрогнул, а потом успокоился, глаза его расширились и уперлись в мясника. Он прошептал что-то нечленораздельное, Сатина выслушала, глядя на его губы, а потом кивнула.

Мясник с любопытством подался вперед:

– Что он сказал?

Не поворачиваясь, Сатина прошептала:

– Вы человек крови и жестокости.

– Конечно, – отозвался Доминик, поглаживая лысеющую голову, – я ведь мясник.

– Больше того, – продолжала Сатина, вслушиваясь в бормотание оракула. – Вы и людей убиваете.

– Да. Иногда, когда мне приходится заступать на охрану города, – отозвался мясник удивленно. – А что в этом плохого?

Оракул снова задрожал, и какие-то стоны и крики сорвались с его губ. Сатина отпрянула, а оракул продолжал биться в своей черной клетке, как раненый зверь.

– Он видит ножи и кровь, – произнесла она. От ужаса голос стал громче. – Множество убитых. Сотни…, или тысячи.

– Довольно! – прорычал мясник, ударяя в пол тяжелым каблуком своих грубых башмаков.

Сатина замолчала, дрожа и со страхом глядя на него. Жестокая улыбка искривила губы Доминика, сложив руки вместе, он спросил:

– А сегодня? Как все будет сегодня?

– Боюсь, не слишком хорошо, – раздался тонкий голосок из-за занавеса. А потом и сам Моркасл выступил вперед. Теперь он оказался между Сатиной и мясником.

Доминик побледнел, сжал руки в кулаки, вскочил, но вдруг увидел великана, который загораживал ему выход из комнаты.

– Месье Доминик, – проговорил Моркасл, – вы арестованы за убийства Панола, Банола, Борго и многих сотен артистов Карнавала.

Мясник метался между двумя мужчинами, теперь Сатина была уже в безопасности, а Доминик с трудом улыбнулся, снова блеснул серебряный зуб.

– Это шутка, да?

– Боюсь, нет, – на этот раз голос был женским, но исходил не от Сатины. Оглянувшись, Доминик увидел в бархатном проеме темный силуэт Марии, едва заметный среди карнавального хлама. Она вышла вперед к свету, сейчас ее юная красота особенно контрастировала с пустыми белыми глазами. В руках женщина держала поблескивающие кинжалы.

– Мы нашли отпечатки ладони, – произнес фокусник, делая шаг к мяснику, – без указательного пальца. Нашли следы башмаков и следы работы ножа на затылке каждой жертвы.

– О чем вы говорите? – прохрипел мясник.

– Думаю, вы знаете, о чем, – отозвался Моркасл, делая еще шаг. – Последним доказательством будет шрам на спине.

Не успел мясник двинуться, как сильная худая рука Гермоса схватила его за воротник. С громким треском лопнул шелк на спине. Гермос раздвинул две половинки рубашки, и глаза его мрачно загорелись. На спине мясника красовался свежий порез, тянувшийся от правого плеча к левому бедру.

– У него есть… – Слова Гермоса были прерваны быстрым ударом, мясник со всей силы ударил его кулаком в живот. Гермос со стоном упал, загораживая своим долгим телом выход из комнаты.

Моркасл прыгнул Доминику на спину, набрасывая ему на шею связку разноцветных платков. Стягивая со всей силы узел, фокусник наблюдал, как лицо мясника краснеет. Но ему удалось рвануться вперед, Моркасл перелетел через мясистое плечо, упал на спину и вскрикнул. Доминик рассмеялся.

Поворачиваясь на его зловещий смех, Мария откинула бархатный полог и метнула в Доминика кинжал. Тот впился в его огромное плечо. Смех сменили стоны, Доминик тут же попытался вырвать нож из окровавленной раны, но его уже сжимали жилистые руки великана.

Гермос изо всех сил пытался повалить мясника на пол, держа его за горло. Блеснул серебряный зуб. Доминик зарычал и вцепился зубами в кисть великану. Великан закричал от боли, откатился на спину, и ударил мясника ногами. Тот, взревев, как дикий зверь, выхватил наконец кинжал из руки и всадил клинок в живот Гермосу. Тот нечеловечески закричал, а Доминик встал, обнажал окровавленные зубы в отвратительной усмешке. Он метнулся к оракулу, ударил огромным ботинком в чахлую грудь темнокожего прорицателя, оракул откинулся назад, черное кресло хрустнуло и повалилось, а Доминик бросился к стене палатки, прорезал бархат и пропал в шумной ночи, наполненной криками артистов и зрителей.

Держась за бархатную стену, Моркасл подобрался к истекающему кровью великану и встал перед ним на колени. Сатина подвела к Гермосу и Марию. Остальные жены, увидев, что мясник убежал, заполнили бархатную комнату, причитая на непонятном мелодичном языке.

– Назад, леди, назад! – воскликнул Моркасл в отчаянии, раскрывая одежду на животе великана и вглядываясь в страшную рану на животе. Он осторожно вытянул кинжал и теперь пытался закрыть порез тканью. Та немедленно пропиталась кровью.

Длинные узкие пальцы Гермоса схватили волшебника за плечо, великан печально и торжественно посмотрел на Моркасла.

– Пойди поймай его, – прохрипел он.

– Что? Не будь дураком, – ответил Моркасл, оглядываясь на прорезь в ткани палатки, в которой исчез мясник. – Ты ранен.

Теперь плеча фокусника коснулась ласковая рука Марии.

– Я помогу ему, Моркасл. Иди.

Волшебник оглядел своих товарищей, на его лице мешались страх и задумчивость. Потом он встал, сжимая зубы, и направился к дырке, в которую сбежал Доминик. Раздвинув бархатные края, Моркасл выглянул в пеструю карнавальную ночь и исчез.

Он сразу оказался в плотной толпе на главной аллее Карнавала. Люди текли рекой в сторону арены, но мясника нигде не было видно. Моркасл сжал кулаки и ринулся в толпу, рыская глазами по лицам. Крестьянин, купец, аптекарь, худенькая девочка с косичками, член Совета…

– Черт, – пробормотал Моркасл, и на него нашло трусливое чувство освобождения. Но, собравшись с духом, он перебежал аллею, взобрался на старую сцену и стал разглядывать толпу с высоты.

Наконец в самом начале зрительского потока Моркасл заметил спину Доминика. Он бежал, и неприкрытые рубашкой мышцы спины ходили ходуном, а царапина от плеча до бедра налилась от усилия кровью.

Моркасл открыл рот, чтобы закричать, но ему не хватало дыхания, сердце тяжело билось, а с губ срывалось одно слово:

– Убийство… Убийство… Убийство… В глазах фокусника потемнело, Доминик уже почти скрылся из виду.

– Убийство…, убийство…, убийство… Наконец его легкие наполнились холодным ночным воздухом, и он завопил:

– Убийца! Остановите его! Мясник Доминик убийца!

Толпа вокруг Моркасла вздрогнула и отпрянула, на всех лицах были написаны страх и шок.

Моркасл сошел с арены и бросился, расталкивая всех, по аллее.