Рейф наблюдал. Чужая речь обтекала его, как вода обтекает камни в сухом русле. Он немного изучил арабский по книге на пути в Египет, но речь этих двоих была слишком быстрой, чтобы распознать больше, чем случайные отдельные слова. Зато, можно много узнать о людях, просто наблюдая.

Она ругала мальчика, как матери во всём мире ругают провинившихся детей, но она была слишком молода, чтобы быть его матерью. В любом случае он, совершенно очевидно, араб, а она, столь же очевидно, арабкой не была. Таким образом…

– Не может быть!

Рейф моргнул, когда её голос прервал его мысли. Она смотрела на него со странным выражением на лице.

– Я не верю в это.

– Не веришь во что? – переспросил он.

– Он утверждает, что вы рассказали ему сказку на ночь!

Рейф отсутствующе посмотрел на неё.

– Что? – Он не собирался признаваться.

– Али Баба и сорок разбойников.

– Я не говорю по-арабски, как же я мог сказать ему что-нибудь, не говоря уж о сказке?

– Сезам, откройсяяя, – подхватил Али с усмешкой.

Маленький негодник.

Рейф встал и легко поднял девушку на руки.

– Теперь, когда ты убедилась, что мальчик цел и невредим, у меня есть к тебе вопросы. Ты, мальчик, – сказал он серьёзно, – спи.

– Сезааам, откройсяяя, – радостно ответил Али.

Рейф пинком захлопнул дверь. Он нёс её через всю комнату. Снова глубоко внутри вспыхнул гнев. В ней не было ничего, совсем ничего. Ничего, только кожа да кости и дерзкое мужество. И глаза, полные знания…

Будь оно всё неладно, он снова возбудился. Рейф бросил её на диван.

Аиша подняла связанные руки.

– Вы не собираетесь развязать меня?

– Нет.

– Разве вы не доверяете мне? – Её лицо, казалось, состояло из одних теней и углов.

– Ни на йоту. – Нос всё ещё болел. Так же, как и другие части тела. Рейф отвернулся, якобы зажечь лампу, а заодно обуздать недисциплинированное тело.

Он зажёг лампу и, повернувшись, обнаружил, что девушка отползла в дальний угол дивана и сидела, притянув колени к груди, и обхватив их связанными запястьями. Свернулась в узелок, словно пытаясь спрятаться.

Рейф поставил лампу так, чтобы свет падал на её лицо, между тем как сам он оставался бы в тени. Она сердито повернула к нему лицо, покрытое полосами грязи. Выглядела она лет на пятнадцать.

По словам её бабушки, девушке было девятнадцать, почти двадцать лет. Рейф пытался представить себе её чистой и в платье. Да, в платье ей можно будет дать девятнадцать. Но глаза её были глазами женщины намного старше.

– Сколько тебе лет?

Она положила маленький решительный подбородок на колени и ничего не ответила. Молчание затягивалось. Рейф тоже ничего не говорил. В армии он усвоил, что тишина может быть как средством воздействия, так и средством защиты.

Свет лампы ярко освещал хмуро поджатые мягкие губы, самую женственную составляющую этой кошечки. Нет, не самую женственную. Ладонь помнила мягкость, которую он почувствовал между её ног. Он скрестил руки на груди, делая всё возможное, чтобы прогнать воспоминания.

Это совершенно не нужно и абсолютно неуместно. Его послали найти эту девушку, а не вожделеть её.

– Не ваше дело. – Она смотрела на него подозрительно, враждебно, готовясь к неприятностям, старалась не допустить, чтобы он понял, как она боится.

Рейф нахмурился. Почему она всё ещё боится? Он несколько раз объяснял, что находится здесь в качестве доверенного лица её бабушки. Прибыл, чтобы спасти её. Он заверил её несколько раз, что не собирается причинять ей боль. И Аиша чертовски хорошо знала, что он не сделал больно Али, хотя и поймал мальчика на воровстве.

Но она, казалось, нервничала ещё сильнее, чем раньше. Подумав, Рейф понял: она, наверное, заметила, в каком он состоянии. Проклятье!

– Несмотря на то, как это выглядит, со мной ты в полной безопасности, – твёрдо заверил он. – Я не причиняю боли женщинам.

Он пересел на другой стул – подальше от неё.

– Скажите это моим синякам.

– Мне очень жаль, но я понятия не имел, что имею дело с женщиной. Если кто-то пробирается в дом, одетый, как убийца… – Он пожал плечами.

– Так вы сожалеете?

Он посмотрел на неё.

– Я человек слова. Твоя бабушка не послала бы меня, если бы существовала опасность, что я могу причинить тебе вред.

Аиша фыркнула.

– У меня нет бабушки. Развяжите меня.

– Я сказал, что мне жаль, но я не глупец.

Она пробормотала что-то резкое на арабском.

– Просто на всякий случай. – Рейф откинулся в кресле. – Теперь, если ты закончила чернить заодно с моим и характер моих предков, я расскажу тебе о твоей бабушке.

– Говорю же, у меня нет бабушки.

– Тогда я расскажу тебе о леди Клив, вдовствующей леди Клив, бабушке мисс Алисии Клив, на чей портрет ты удивительно похожа.

Аиша посмотрела на него поверх коленей.

Рейф улыбнулся.

– Верно, мой маленький колючий слушатель, у тебя нет выбора.

Она вздохнула с многострадальным видом и закрыла глаза.

– Я встретил твою ба… леди Клив на свадьбе друга.

Он рассказал о леди Клив, о том, как встретил её в первый раз в декабре на свадьбе Гарри.

– Сначала я думал о ней просто как о старой леди, чьё место за столом по случайности оказалось рядом с моим. Каково же было моё удивление, когда она представилась как Алли Тодд, давней подругой моей бабушки.

Зелёные глаза оставались закрыты, но лёгкая морщинка хмурила гладкий лоб. Девушка следила за рассказом.

– Бабушка всегда называла её девичьей фамилией, Алисия Тодд, – объяснил Рейф, и морщинка исчезла. – Полагаю, тебя назвали Алисией в её честь.

Она по-прежнему не открывала глаз, но молчание её стало иным.

Он продолжал:

– Бабушка читала мне отрывки из её писем. Они не походили на обычные письма. Это были волнующие, захватывающе истории о змеях под кроватями, о поедающих коз и людей, тиграх, и о людях, которые сидя верхом на слонах, охотятся на тигров-людоедов.

Он заметил, что против воли она заинтересовалась.

– Эти письма заставили маленького мальчика мечтать о путешествии в Индию в поисках приключений. – Он поднял голову и бросил на неё взгляд – Аиша сразу закрыла глаза.

Рейф продолжал:

– Когда сэр Джон, её муж, умер, леди Клив вернулась домой в Англию. Это было восемь лет назад. Она обнаружила, что всё изменилось, большинство её старых друзей умерли.

Он хладнокровно добавил:

– Среди них и моя бабушка.

Его голос не дрогнул.

Рейф никогда не говорил о своём горе и не собирался начинать сейчас. Он был в школе в то время, и никто не подумал сказать ничего не значащему маленькому мальчику, что его бабушка умерла. Он узнал об этом недели спустя, когда на школьные каникулы его отправили в Эксбридж, а не к бабушке, как обычно. И когда Рейф спросил, почему, его отец сказал ему:

– Разумеется, потому, что твоя бабушка умерла.

Словно бабушка не была единственным человеком в мире, который заботился о нём…

Но это было в прошлом. Рейф предпочитал не жить прошлым.

Он сделал глоток коньяка и продолжил.

– Леди Клив собиралась приехать в Египет, она не видела твоего отца несколько лет, но её задержала война, а затем, как только это стало возможным и, наконец, всё было устроено, она получила известие о его смерти.

Он помолчал, подбирая слова, чтобы объяснить необъяснимое:

– Она не знала о тебе, не знала, что ты жива. Хотя я не понимаю, почему.

Аиша прижала колени к груди и опять не издала ни звука, её лицо застыло и выглядело недружелюбно, словно всё это её совершенно не заботило. Рейф не мог себе представить, на что была похожа её жизнь последние шесть лет, но не мог винить её за злость и недоверие.

– Видишь ли, за несколько лет до того леди Клив получила письмо от твоего отца, в котором он сообщил, что его жена и дочь мертвы. В письме не было никаких объяснений. Предполагаю, что от горя он писал бессвязно. – Рейф покачал головой. – Леди Клив думала, что он имел в виду, что ты умерла. Она просила меня передать, что ужасно оплакивала маленькую внучку-тёзку. До этого бабушка всегда посылала тебе письма и подарки, помнишь? Куклу с золотыми волосами?