Болтовня Милти рассмешила Розу, что бесконечно обрадовало его.

– Прекрасно, Милти, – она нежно положила ладонь на его рукав, – и благодарю вас. Вы самый замечательный друг, какого только может пожелать женщина.

Расплывшийся в улыбке, возбужденный Милти, спотыкаясь, вышел из ложи. Роза только головой покачала: ну до чего же неуклюжий! Да уж, он наткнется на множество людей, и в самом буквальном смысле слова. Как убедить его отказаться от этих нелепо высоких каблуков и того, что она называла боевой раскраской? На самом деле он очень привлекательный мужчина и пользовался бы успехом у дам, если бы только умел преподнести себя в более выгодном свете.

– Леди Уайз, я вижу, вас бросили. Ваш кавалер сбежал? Или просто потерялся в этой толпе?

Неприятный голос Шэрон Бартли-Бейкон проник в сознание Розы. Вот уж с кем ей меньше всего хотелось встречаться! Но, увы, ее соперница уже усаживалась в кресло, только что покинутое лордом Филпотсом. Роза удивленно подняла брови, увидев, что жеманную блондинку сопровождает весьма привлекательный молодой человек. Она никогда раньше его не встречала, хотя могла бы поклясться, что знает всех мало-мальски заметных представителей бомонда.

– Нет, мисс Бартли-Бейкон, я сама выбрала уединение… сегодня музыка для меня важнее светской болтовни, – заявила Роза, надеясь этим прозрачным намеком отправить Шэрон втыкать словесные иголки в другую несчастную жертву. Однако Шэрон только уселась поудобнее, как будто намереваясь оставаться в ложе весь антракт. Роза смирилась, подавив вздох.

– Позвольте представить вам месье Анри Бонэра. Насколько я понимаю, он был знаком с вашей подругой из ателье. Когда я об этом услышала, то сразу решила, что и вы захотели бы с ним познакомиться. – Раскрыв веер, чтобы использовать его как ширму, она наклонилась к Розе и доверительно зашептала: – Боюсь, он еще не получил трагических известий о кончине мадам Говард, и я думаю, такое лучше услышать не от совершенно посторонних людей.

Роза пристально посмотрела на Шэрон, но не смогла различить ни насмешки, ни злобы на красивом лице. Неужели это правда? Повернувшись к джентльмену, Роза увидела самые невероятно синие глаза, какие ей когда-либо доводилось встречать. Белое тонкое лицо было почти женственным, густые черные ресницы оттеняли нежную кожу под глазами.

– Месье Бонэр, я рада познакомиться с вами. Пожалуйста, садитесь. Это правда, что вы знакомы с моей дорогой Лафи?

Анри Бонэр откинул фалды безупречного фрака и элегантно уселся под настенным канделябром, считая, что свет свечей очень выгодно подчеркивает его напомаженные черные локоны.

– Да, именно так. Она моя родственница с материнской стороны. Мама послала меня убедить Лафи вернуться на родину.

– О Боже! Тогда вы действительно не знаете, – сказала Роза, печально качая головой. – Мне очень жаль, месье Бонэр, но… – она порывисто положила ладонь на его руку, – дорогая Лафи скончалась… от воспаления легких… в самом начале этого года.

– Какое горе, – сказал Анри, печально отводя взгляд и опуская голову, и сжал ладонь Розы, словно скорбь разрывала его сердце.

Роза озабоченно склонилась к столь явно страдающему юноше. Говорят, что французы более чувствительны, чем уравновешенные англичане. Она не знала ни одного француза, кроме Лафи – а Лафи, бесспорно, была весьма эмоциональна. Роза могла помочь юноше лишь сочувственными словами.

– Она мучилась недолго. И я была с ней до самого конца. Мне очень, очень жаль, месье. Она была для меня самым дорогим другом.

Анри поднял на Розу полные слез глаза.

– Я плачу не из-за себя, мадам. Когда Лафи уехала, я был очень мал. Я плачу при мысли о маме. Представляю ее отчаяние, когда я должен буду рассказать, что Лафи умерла и лежит в чужой земле, и она не сможет даже положить цветы на ее могилу.

– Увы, – прошептала Роза. – Это ужасно!

Шэрон подняла глаза к небесам. Какое трогательное зрелище! Не знаешь, что смешнее: бездарное лицедейство Анри или доверчивость Розы.

Ей было очень скучно. Когда все общество весело прохаживается по фойе и вестибюлю, приходится сидеть здесь и притворяться, что ее огорчает смерть какой-то паршивой портнихи. Так бы и убила их всех: Элмо, Розу и Джефри! По ее мнению, все трое были равно ответственны за ее несчастья.

– Вы так добры к скорбящему незнакомцу, мадам, – сказал Анри, стараясь придать как можно больше скорби своему голосу и умоляющему взгляду. – Позвольте просить вас об огромном одолжении. Я должен все узнать о нашей Лафи. Чтобы рассказать маме, как вы понимаете. – (Свечи стали гаснуть, предвещая начало второго акта и прерывая доверительные излияния.) – Могу ли я просить позволения нанести вам визит, мадам?

– Конечно, месье Бонэр. Я буду очень рада поговорить с вами о Лафи, – поспешила заверить его Роза.

– Ах, благодарю вас. Благодарю вас, добрая мадам.

Милти ввалился в ложу и, увидев, что его место занято, резко остановился, плеснув охлажденным шампанским, предназначенным Розе, на свои панталоны из серебристого атласа. Роза поспешно, громким шепотом представила всех присутствующих. Месье Бонэр приподнялся и, слегка поклонившись, сел на прежнее место за Розой. Поскольку Шэрон захватила кресло лорда Филпотса в первом ряду, тому пришлось усесться в глубине ложи, где он и выпил залпом шампанское. Заметив, что французишка совершенно открыто держит за руку жену Джефри, он нахмурился.

Благодарность переполняла юношу, и горе было так ясно написано на его красивом лице, что Роза сделала исключение и оставила свою руку в его. Однако теперь, остро ощущая присутствие нового и очень красивого мужчины, она не могла сосредоточиться на музыке. Она также осознавала, что месье Бонэр внимательно изучает ее в полумраке. И пока шел второй акт, музыка, его восхищение и тепло его руки согревали ее одинокую душу.

Когда опера закончилась, и вновь зажегся свет, Роза мягко высвободила руку. Анри нежно улыбнулся ей и чуть поклонился. Смеющиеся глаза и улыбка усиливали его обаяние и создавали неуловимо интимную атмосферу. Роза не могла противиться ей и, улыбнувшись в ответ, мельком подумала, что, если бы не глубочайшая любовь к Джефри, ее сердце могло бы сейчас оказаться в опасности.

Она скрыла смущение, вызванное этой мыслью, под лихорадочной деятельностью: с помощью хмурого лорда Филпотса надевала пелерину, убеждала Шэрон в том, что не может проехаться с ней и французом по самым популярным среди театралов местам. Затем Милти в свою очередь убеждал мило уговаривающую Шэрон: он вынужден отклонить ее приглашение, так как ни при каких условиях не может пренебречь своим долгом кавалера леди Уайз. Даже если месье Бонэр так любезно предлагает безопасно доставить маркизу на Лестер-стрит, 1.

– О, лорд Филпотс, вы так… – Шэрон положила ладонь на его широкую грудь, зазывно глядя на него и хлопая ресницами, возмутительно пользуясь его слабостью к женскому полу, – надежны. Это внушает девушке ощущение безопасности и защищенности.

– Ну, теперь… – Совершенно сбитый с толку Милти отступил и зацепился за кресло. Лишь целая серия почти танцевальных па спасла его от падения. Обретя равновесие, он хмуро повернулся к Анри Бонэру, открыто смеющемуся над его неуклюжестью.

Шэрон смотрела, как краска заливает напрягшуюся шею виконта и поднимается к его щекам. За все время своего знакомства с лордом Филпотсом она едва удостаивала его вниманием. Но теперь, с тревогой наблюдая, как виконт грозно хмурится, глядя на бедного месье Бонэра, она решила исчезнуть поскорее, пока он открыто не проявил свои чувства. Элмо особенно подчеркивал необходимость избегать лорда Филпотса, а она умудрилась столкнуться с ним лицом к лицу, и за это еще получит выговор. Пропади все пропадом!

Роза ободряюще улыбнулась великану.

– Лорд Филпотс, месье Анри Бонэр лишь недавно приехал из Франции. Он дальний родственник моей благодетельницы мадам Говард, – разъяснила она, поскольку в антракте успела лишь назвать имена.

– Милорд, – Анри прижал изящную, украшенную кружевами руку к груди и поклонился так галантно, как только позволяло ограниченное пространство театральной ложи.