Прихожу домой около пяти, а вскоре звонок — и на пороге он, электрик. Я даже не успела переодеться, вышла в халатике. Он стоит на пороге, игриво на меня поглядывает, молчит и улыбается. Я ему говорю: «Идемте, я вам покажу, где авария». А он в ответ: «Да уж понятно, где у вас аварии случаются. Разберемся!» Я пожала плечами и веду его в кухню. Открываю перед ним дверь, а он вдруг вытаращил на меня глаза и говорит: «Так это ж кухня!» — «Ну да, вот, видите, вся стена черная — замыкание!» Он тут удивленно на меня посмотрел, хмыкнул и говорит: «А, так у вас и вправду авария. А чего ж вырядились, когда за мной пришли?» — «Да вам-то какое дело? Вырядилась на работу, концерт у меня был сегодня…» Тут он сбросил с плеча сумку с инструментом и давай стену долбить, а на меня уже больше и не взглянул. Я вижу, что парень за работу взялся и тоже ушла к себе в комнату. Когда он закончил работу и позвал: «Хозяйка!», я вышла, убедилась, что все в порядке и спрашиваю: «Сколько за работу?» А он оскалился и говорит: «За что ж платить? За проводку мне государство платит. Я ведь думал, вы по другой аварии меня вызываете. Ну, там у меня за кабель такса — десять рублей. Приспичит — я всегда готов». Тут я поняла, каким дополнительным заработком пробавляется наш электрик! С тех пор, если надо кого-то вызвать для ремонта, я всегда мужа посылаю.

Удивились женщины электрику-совместителю, а больше всех Альбина:

— Надо же, какая скромная такса! Как у последней грязнули от Московского вокзала! Видно больше из собственной потребности этим занимается. Но приятно слышать, что мы и в этом разлагающийся Запад догоняем!

— А что, разве у них такое есть?

— Мужчины-проститутки? Да сколько угодно! Я читала, что там даже специальные публичные дома для женщин есть. Пошла, выбрала себе по вкусу — и забавляйся, сколько карман позволит. Впрочем, может и врут опять наши газеты, не знаю…

— Фу, гадость какая! — воскликнула Иришка.

— А когда все это тайком творится — не гадость?

И все согласились с Альбиной, что подпольная проституция ничуть не лучше открытой, после чего свой рассказ повела Эмма.

История девятая,

Я вам расскажу о том, как изменяли мужьям блондинки одного провинциального города. Почему именно блондинки? А вот послушайте. Было это в южном городе, уж позвольте мне не говорить, в каком именно — мало ли где у кого из вас есть знакомые и родственники! Уже после развода с мужем работала я там в театре главным режиссером и была, как говорится, на виду. Поклонников у меня целый хвост, но был и хороший друг, начальник управления культуры. Когда-то он учился со мной на одном курсе в театральном, но потом решил выступать на другой сцене, номенклатурной, и продвинулся наверх довольно скоро. Но когда я приехала в его город работать, он вспомнил дружбу прежних студенческих лет и принялся опекать меня. Устроил сразу главрежем, выбил квартиру, словом, помогал во всем. И совершенно бескорыстно, хотя бабник был отчаянный еще с тех же студенческих лет.

Подошла моя первая зима в этом южном городе и зима, я вижу, довольно суровая: город хоть и на юге, но в горах, климат континентальный — лето жаркое, а зимой держись. А я этого не учла, шубу свою сибирскую продала, когда от мужа уезжала, ходить мне не в чем. Бегаю в театр и обратно в своем довольно-таки пижонском замшевом пальтишке и чувствую, что до воспаления легких осталась мне максимум неделя-другая. Надо прибарахляться, что-то теплое покупать. Тут как раз вошли в моду дубленки и все богатые красавицы города в них щеголяют. Думаю, надо и мне такую, чем я хуже? Наши актрисы тоже пообзавелись дубленками. Спрашиваю одну, другую: «Где вы достали дубленку?» Все, как сговорились, отвечают, что в другом городе. Одна в Одессе, другая в Москве, третья в Риге. А дубленки все на один фасон, вот что меня удивило. Обратилась я за помощью к своему приятелю:

— Послушай, Гоги, я совсем замерзаю. Можешь ты мне помочь найти дубленку?

А он как подскочит!

— Что?! Дубленку, тебе? Ни за что в жизни, хоть режь! Все что хочешь проси, только не это. Хочешь, машину выпишу, будешь в театр в теплой машине ездить?

— Да ты что, Гоги! Зачем мне машина, я и водить-то не умею. Я дубленку хочу, замерзаю я.

— Нет, дубленку ты от меня не получишь. Ты порядочная женщина, мы с тобой последним кефиром перед стипендией делились, ты для меня как сестра — не будет тебе дубленки!

А почему — молчит. Решила я, что это какая-то местная придурь — считать, будто дубленки носят непорядочные женщины. Потом случайно узнала. Оказывается, мой друг Гоги, как все кавказцы, безумно любил блондинок и считал делом чести перепробовать всех стоящих блондинок в городе. Еще в институте Гоги любил говорить, что со всеми блондинками не переспишь, но нужно к тому стремиться. А здесь их было не так уж много, город был южный и черноволосых красавиц в нем было больше. Гоги соблазнял своих блондинок дубленками, которые ему поставлял кто-то с Западной Украины, где наладили их производство. В конце концов он снабдил дубленками чуть ли не всех наших белокурых красавиц, в том числе жен местного начальства, актрис, преподавателей местного вуза, врачих. И несколько посвященных друзей, а в конце концов и я, знали: если на блондинке дубленка — значит от Гоги. Между прочим, многие из блондинок в дубленках были женами весьма высокопоставленных мужей — прокурорская жена, супруга секретаря горкома партии. Мужья могли бы спокойно им эту дубленку и сами достать. И вот надо же, ни одна не устояла — только через Гоги подавай им дубленку! А я потом Гоги поддразнивала: «Счастье твое, что тут мало блондинок, а если бы тебе нравились черненькие?» Гоги делал вид, что впадает в панику и хватался за голову: «Через год одно из двух кончилось бы: либо дубленки на фабрике моего приятеля, либо я!»

Наступила очередь последней рассказчицы, Иришки. И тут она всех огорошила:

— Я вам расскажу, как я своему Сереженьке три раза подряд изменила.

— Ты?! У вас же такая любовь!

— Вот именно поэтому. Слушайте.

История десятая,

Живем мы с Сереженькой, живем, и вдруг появляется у меня новая подружка Сонечка. Хорошенькая, как куколка, но стерва! Начала она меня допекать, что я жизни не знаю, в мужчинах не разбираюсь, а все потому, что никого, кроме Сереженьки своего, никогда не знала.

— Ты хоть целовалась с кем-нибудь другим? — спрашивает она меня как-то.

— Целовалась. С родственниками, с подружками.

— А с другими мужчинами?

— Нет, конечно! Зачем это мне?

— Ну, так ты даже не знаешь, что из себя твой Сереженька представляет по сравнению с другими мужчинами. Может, он как раз не твой тип, а ты этого даже не знаешь.

Начала она мне объяснять про сексуальную несовместимость. Я ей возражаю:

— Но ведь мне с моим мужем очень хорошо, мы по воскресеньям, если есть возможность, вообще из постели не вылезаем, целый день голубимся.

А она говорит:

— Вот видишь! А с другим ты, может, неделю бы не вылезала. Ты же не знаешь других, как слепой котенок ткнулась в своего Сереженьку и довольна.

И так она меня задевала, задевала и растревожила. Стала я задумываться: а что, если и вправду есть кто-то лучше Сереженьки моего, а я об этом и не догадываюсь? И так эти мысли стали меня изводить, что спасения от них нет. В кино вижу красивого актера и думаю: а вот как бы мне с ним было целоваться, лучше или хуже, чем с Сережкой? Лежим с мужем в постели, а я воображаю, что это не он, и пытаюсь понять, что бы я при этом почувствовала? Похудела даже от этих мыслей, представляете, какой ужас? Просто наваждение!