—Номер машины записали? — заволновался дядя Андрей.
Мы переглянулись. Вот так горе-вояки! О главном-то забыли! Ведь запиши мы номер машины, и браконьеры уже не ушли бы от наказания. Растяпы, ох и растяпы!.. Настроение у нас свернулось, как перестоявшее молоко. Каждый из нас был зол на себя. Надо же — считали себя победителями, а нас вокруг пальца обвели. Правда, у насыпи лежали и мешки, и сачок, и лопата с кетменем — в панической спешке противник оставил нам трофеи. Но разве кетмень — это отпечатки пальцев? Попробуй по кетменю найти хозяина...
Кулак лежал в стороне, обхватив голову руками, и всхлипывал. Когда мы подошли к нему, он поднял голову и попытался улыбнуться. Но мы его улыбку резко отбили — как хрупкий теннисный шарик после робкой подачи.
—Уехали, да? — плаксиво спросил Кулак, осторожно ощупывая багровое ухо. — Браконьеры несчастные...
—Васька-то чего лежит? — удивился дядя Андрей.
—Свои его бросили и уехали, — сказал я. — Оставили на милость победителя.
Мы схватили «трофейные» лопату и кетмень и, сменяя друг друга, быстро залатали брешь в насыпи и заперли воду. Потом долго стояли и смотрели, как упруго упирается вода в запруду, наваливается, и отбегает назад.
—Ребята, — шепнул я. — А ведь мы озеро спасли... И рыбу..., И камыши...
И мы захохотали, вспоминая, как испугались браконьеры нашей меткой глины.
—Вставай, трофей! — сказал я Ваське. — В поселок пойдем.
Кулак поднялся — чумазый, перепачканный, жалкий. В руках он цепко держал по сазану.
— Ты чего это? — удивился Сервер.— Проголодался?
— А зачем добру пропадать, — огрызнулся Кулак. И тогда я вспылил не на шутку, подскочил к дяде Андрею и взмолился:
—Дядя Андрей, дайте, пожалуйста, ружьишко, надо этого браконьера доставить по месту жительства.
— Без баловства? — строго спросил дядя Андрей.
— Без... Честное пионерское — без...
—Тогда держи, — сказал он, извлекая из ружья патрон.
Я схватил ружье и приказал Кулаку:
—Пройдемте, гражданин!
Так вот и шли в поселок после турнира: впереди Васька, вздымая руки, испачканные рыбьей чешуей, а потом и все мы.
—Куда тебя доставить? — спросил я Кулака, когда мы подошли к окраине. — В школу к директору или к бате под ремень?
Васька захныкал:
— Никуда не надо, ребята. Я больше не буду... А проклятую рыбу эту чтоб я сто лет не видал.
— Рыба не виновата, — оборвал его Сервер. — Сам жадный.
— Отпустите, ребята! — снова заканючил Кулак. — А я за это одну важную вещь скажу,
— Это какую же?
—Да номер машины.
— Запомнил, что ли? — ахнул я.
—А я и не запоминал. Просто заметил, что 13—30. Ровно — сколько мне лет и сколько человек у нас в классе...
С той поры Кулак почти позабыл про свои распроклятые щелбаны. Да и Кулаком-то мы его теперь зовем лишь по привычке — разве забудешь, как он озерко наше предал? Только вот что я заметил: позора своего он нам же простить не может. Оттого и злой ходит. А кто ему виноват? Сам Кулачишко и виноват... Кулачо-нок... Кулачусенький...
Ну, а насчет браконьеров — мы здорово в тот раз просчитались, когда думали, что поймать их — дело двух дней. Прошло немало времени, прежде чем мы снова напали на их след. Да и нашли то их, честно говоря, не совсем мы. Но это уже другая история.
— Володька, в кино пойдешь? — Это Айгуль, сестра моя, студентка.
—Не-а! — отвечаю. Я, кажется, догадываюсь, почему она прямо-таки взашей прогоняет меня в кино. — И чего ты сегодня такая добренькая? Подозрительно...
— Ну пойди, Володь! Я тебе денег дам — и на билет, и на мороженое. А хочешь, и Сервера возьми,— уговаривает сестра.
— Не могу — послезавтра выборы отцов отряда.
— Кого-кого? — удивленно переспрашивает сестра.
— Отцов... Могу объяснить и популярно — совет отряда будем выбирать. Видишь — объявление о сборе писать собираюсь. Да и стенгазету надо сделать.
И я стал раскладывать на полу листы ватмана — я всегда рисую, устроившись на полу. Зазвонил телефон. Айгуль сняла трубку и защебетала, прикрывая рот ладошкой. Но я все равно слышал ее пугливый щебет.
—В семь приходи... Будут... И папа будет,
— Алишер, что ли? — спросил я, не поднимая головы. — Жених беспокоит?
— Не твое дело! — огрызнулась Айгуль. — И не подслушивай чужие разговоры.
— Во-первых, я не подслушиваю. А во-вторых, ты мне не чужая, а законная сестра... И в-третьих, дорогая, догадываюсь, почему ты меня в кино решила любой ценой спровадить на весь вечер. Свататься, что ли, прибудет твой Алишер? Собственной персоной...
Айгуль зарделась и убежала на кухню. Всегда вот так: как семейное торжество — норовят меня подальше упрятать. И чего Айгуль меня испугалась — не стану ведь на стул под ее жениха кнопки подкладывать. Он и без того сегодня как на иголках будет вертеться. Сдалось мне ваше сватовство — у себя весь вечер проведу, работы по горло. Я зло водил по листу плакатным пером, одновременно придумывая, чем заполнить стенгазету и как украсить ее. А другая половина головы в это время лениво пыталась вообразить, как пройдут выборы.
...И вот как они прошли.
Алла Сергеевна пригласила к доске Стеллу Хван — она нами в пятом командовала.
— Ну-ка, Стеллочка, доложи, для начала, товарищам о проделанной работе.
Стелла только того и ждала — схватила изрядно помятый листочек и вышла к доске.
—Думаю, — заворковала она, — год мы даром не потеряли. Сто процентов ребят дружно перешли в шестой — это самое главное. Металлолома собрали целых пять тонн. Сорок два дерева посадили, двух старушек охватили теплотой и заботой и принесли им радость. Что еще... Ага, вот — починили в детсаду игрушки малышам! — постепенно робкое ее воркование переходило в уверенный клекот...
Алла Сергеевна вздохнула:
—Все у тебя?
— Если хотят, — пожала плечами Стелла, — пусть вопросики задают, отвечу.
— Ответишь? — возмутился я и даже почему-то оглянулся, будто это не я сам, а кто-то меня больно толкнул и приказал:
—Говори, Балтабаев!
Позади, конечно, никого не было. И теперь все взгляды сошлись на мне. Я выпалил:
—Гладко доложила — не придерешься!
— А ты хочешь придраться? — покосилась на меня Стелла.
— Не хочу. Но надо. А то что же получается?.. Если сейчас мы промолчим и твой докладик проглотим — значит, все в порядке? Значит, снова тебя в председатели?
Алла Сергеевна протестующе подняла руку и сердито сказала:
— Балтабаев, ты почему так агрессивно настроен? Чем ты недоволен?
— Сейчас скажу, мама! — выкрикнул я и осекся: — То есть не мама... Я хотел сказать — Алла Сергеевна...
Вот так всегда — называю ее мамой в самый неподходящий момент. Очень это неудобное дело, когда классный руководитель — собственная мать. Да-да, представьте себе — Алла Сергеевна моя мама. Непосвященные думают, что у меня не жизнь, а сплошная самса тандырная. Куда там — совсем наоборот. Самую жуткую задачку она вызывает решать у доски не кого-нибудь, а меня. Трудовой десант? Изволь, Володечка, возглавить, обеспечить, претворить и доложить! Я ведь у нее в классе настоящая Золушка. Это так папа меня называет: «Ну как, — говорит, — Золушка, вызывали? Не подвел нашу любимую Аллу Сергеевну?» Папа с мамой еще в студенческом стройотряде познакомился, когда в Москве учился.
Однажды Кулак мечтательно вздохнул:
— Завидую, Балтабаев! Своя рука в учительской. Сила!
—Тебе бы такая радость — каждый урок у доски стоять, — обиделся я.
Мне бы в другой класс перевестись — так и это невозможно. На всю школу только один наш шестой и есть. Хоть оставайся на второй год. Вот какая это радость: иметь мать — классного руководителя.
— Начнем со ста процентов, — сказал я. — Верно, в шестой перешли все. Но только давайте скажем спасибо «добреньким» учителям — это они весь год подсуживали Ваське Кулакову и Арику Дворянскому. А возьмите Юрку Воронова... Вроде ничего себе ученик, но только от его английского произношения выть на луну хочется. Да нашего Юрку вместо динамита на рыбалку брать нужно. Если ты, Юрка, пять английских фраз у берега океана скажешь — вся рыба со смеху лопнет и всплывет. Океан мигом убьешь!.. Ведь сколько раз долдонили тебе — тре-ни-руйся! И что же — добился своего! У нашей англичанки Тамары Петровны нервы слабые — вот она Юрку и не вызывает, здоровье бережет. А в конце четверти, глядь, невесть откуда троечка стоит. Да за эту троечку тебе, Юрка, если по-честному, пахать и пахать...