– Мне «Розовую белку», двойную.

Бебс одарила ее взглядом и скривилась:

– «Розовая белка»? Шутишь? Что за «Розовая белка»?

– Не знаю, но вкусно.

Официант сказал:

– Похожа на «Кузнечика»… только розовая.

– А, ладно, – махнула рукой Бебс. – Мне тоже несите.

Официант ушел. Мэгги хотела было рассказать анекдот Хейзел про кузнечика по имени Гарольд, чтобы разрядить обстановку, но не стала и приступила прямо к делу:

– Прежде всего, Бебс, спасибо, что пришла. Я знаю, что вынудила тебя насильно, но, поверь, это письмо ничего не значит. Я написала его в момент, когда… В общем, неважно, просто я не думала, что его найдут.

– Зачем же оно там лежало, если не ждало, чтобы его нашли?

– Я собиралась поехать на работу и уничтожить его в резальной машинке. Мне в голову не пришло, что в праздник могут пожаловать посетители. В общем, мне очень жаль, что оно тебя расстроило, прости.

Подали коктейли, Мэгги выпила свой залпом… и подала знак официанту принести еще один.

– Я, когда писала это письмо, была в замешательстве. Ну, в общем, какой–то срыв у меня был, что–то вроде этого. У меня в последнее время слишком много разочарований.

– Да ладно, болтай, у кого их нет, – сказала Бебс. – Ты уверена, что у тебя с головой все в порядке? Письмо совершенно безумное.

На этот вопрос Мэгги не смогла ответить быстро и четко.

– По–моему, тебе надо проверить мозги.

– Может, ты и права, но сейчас, уверяю тебя, никаких глупостей я делать не собираюсь.

Бебс хлебнула напитка и скривилась:

– Гос–споди, до чего сладко! – Потом глянула на Мэгги: – Мне–то все равно, но просто любопытно. Как ты собиралась избавиться от своего тела?

– Э–э… Пообещай, что никому не станешь болтать, тогда скажу.

Бебс поклялась, и тогда Мэгги рассказала ей весь план от начала до конца. Бебс кивнула и заметила:

– Отлично, но ты забыла одну вещь.

– Какую?

– Лодка. У всех лодок есть серийные номера. Кто–нибудь нашел бы ее и попытался вернуть тебе.

А ведь Бебс права! Этого она не учла. Но Бебс об этом знать не обязательно, поэтому Мэгги откинулась на стуле и улыбнулась.

– Все верно, но… лодку никто никогда не нашел бы, вот в чем дело, – сказала она, лихорадочно пытаясь придумать почему.

На счастье, подошел официант с еще двумя бокалами, пояснив, что это от мужчины в коричневом габардиновом костюме у стойки. Мэгги улыбнулась ему вежливо, но не слишком дружелюбно, чтобы не подавать напрасных надежд.

Бебс спросила:

– Ну? И как бы ты избавилась от лодки?

– Ну… – протянула Мэгги, – проще простого… Я собиралась… привязаться к лодке веревкой для сушки белья, когда выгребу на середину реки.

Бебс нахмурилась:

– Веревкой для сушки белья?

– Точно. Потом проделала бы дыру в борту, и, когда воздух выйдет, не лодка меня поволокла бы, а я уволокла бы лодку на дно.

Мэгги поневоле загордилась, что смогла так быстро придумать выход.

На Бебс она явно произвела впечатление.

– Что ж, ты или безумнее, чем я думала, или умнее. Даже не знаю.

– Спасибо, Бебс. Короче, мне очень жаль, что именно ты нашла это письмо. Я знаю, ты не слишком меня жалуешь.

Бебс согласилась:

– Верно, не слишком. Даже если б ты прикончила себя, я бы ничуть не пожалела.

– Почему же ты так расстроилась?

– Не хотела, чтобы ты мне сорвала продажу в твоем кооперативе. Купят – прыгай себе в реку на здоровье.

– Бебс, я тебе не верю, ты просто так говоришь.

– Ничего подобного. Слушай, я к тебе отношусь точно так же, как ты ко мне.

– В каком смысле? Я не питаю к тебе неприязни.

– Да ладно, кого ты пытаешься обмануть? Как будто я не знаю, что все остальные риелторы меня ненавидят. И ты тоже.

Мэгги попыталась возразить:

– Да нет никакой ненависти, Бебс… Ты ошибаешься. – Но тут, вероятно, начали действовать четыре двойные «Розовые белки», выпитые на пустой желудок, и она сказала: – Впрочем… Что правда, то правда, есть такое дело.

– Конечно, ненавидите, но знаешь, в чем разница между мной и всеми вами? Мне плевать, что вы обо мне думаете.

– Бебс, ну как тебя может это не волновать?

– Запросто. Не волнует, и все.

– Правда?

– Правда.

Мэгги посидела, откинувшись на спинку, подумала, затем подалась к Бебс:

– Послушай, я не со зла, но… У тебя нет ни малейшего понятия о приличиях и ни капли порядочности, это, видимо, и помогает тебе плевать на чужое мнение.

Бебс подумала и кивнула:

– Наверное, не без того.

Мэгги продолжала с любезной улыбкой:

– Честно говоря, ты, вероятно, самое злобное, самое презренное человеческое существо из всех, с кем мне довелось встречаться.

Бебс посмотрела с интересом:

– В самом деле?

– Да. Без сомнения, ужаснее человека я не знаю. – Мэгги покачала пальцем, подчеркивая свои слова: – И должна добавить, ты совершенно испорчена, испорчена до мозга костей. Не удивлюсь, если в один прекрасный день тебя кто–нибудь переедет.

Допивая четвертую «Розовую белку», Бебс вдруг расхохоталась. Ей внезапно показалось, что Мэгги говорит дико смешные вещи.

– Правда, Бебс. Не понимаю, как ты с собой уживаешься. Ты же сущий дьявол, двуличный кровопийца, змея подколодная. И кстати, твои туфли вышли из моды еще в семидесятых. И, Бебс, гранатовые серьги! Никто уже не носит гранатовые серьги, тем более днем. Ты начисто лишена вкуса и этики. Ты груба, полна ненависти, ты гадкая, лживая мошенница и преступница.

Бебс уже буквально корчилась от хохота.

– Вообще–то тебе давно место в тюрьме. – Мэгги помолчала. – Не удивлюсь, если окажется, что ты законченный социопат!

Бебс аж взвизгнула от смеха при этом слове. Как и Мэгги!

Женщина в красивом зеленом платье с кружевным воротником, сидевшая в углу зала, сердито зыркнула на них и пихнула мужа под локоть:

– Гляди, Кертис, напились вдрызг, причем на Пасху!

Когда они взяли наконец себя в руки, Бебс полезла в сумку, выдала Мэгги бумажный платок, с трудом перевела дыхание и сказала:

– А что ты думаешь обо мне на самом деле?

И обе снова грохнули.

Обретя способность говорить, Бебс объявила:

– Может, у тебя в башке солома, но ты презабавная.

Вытирая глаза, Мэгги ответила:

– Спасибо. Надеюсь, тебя не обидело слово «социопат».

– Меня–то? Да меня и хуже обзывали.

Мэгги отдышалась и поглядела на нее с некоторой завистью:

– Ох, Бебси, скажи, каково это – плевать на то, что о тебе думают?

– Да замечательно!

– Просто позавидуешь. Мне бы хоть чуть–чуть поменьше об этом заботиться. Но скажи правду, в глубине души неужели тебя совсем, ни капли не волнует мнение других?

Бебс подумала и ответила с уверенностью:

– Не. Ничуть.

– Правда?

Бебс пожала плечами:

– Ага, ни вот столько.

– А я думаю, что все–таки волнует. Думаю, это все равно действует, просто ты сама не догадываешься как. И возможно, никогда не узнаешь.

– Каких еще «других»? Я лучший риелтор в штате. Остальное меня не трогает.

– А я все равно думаю, что это важно – чтобы о тебе были хорошего мнения.

– Почему?

– Почему? Ну представь, случись с тобой что–то плохое, неужели тебе не хочется, чтобы люди говорили: «Ах, как жаль» вместо «Так ей и надо»?

Бебс пожала плечами:

– Плевать.

– Не хочется, чтобы тебе желали добра?

– Да плевать.

– Ох, Бебси, – сказала Мэгги, протягивая руку к бокалу и промахиваясь, – наверное, у тебя было кошмарное детство. Должна же быть причина такого ужасного поведения.

– Детство как детство, нормальное. Но раз уж мы на эту тему говорим, позволь кое–что спросить. Как тебе удалось украсть у меня «Гребешок»?

– Ах, это.

– Да, это.

Пойманной с поличным Мэгги оставалось лишь чистосердечно признаться.

– Я знакома с человеком, который ведет дела Далтонов, вот и позвонила ему.

Бебс удивилась: