После этого материалов о компании стало заметно больше, и фамилия Грачева начала фигурировать почти в каждом из них. Расширение фирмы, приобретение колхозов и элеваторов, рост урожайности, рост инвестиций — все в положительном тоне, а сам Грачев уже выступал в роли «отца-благодетеля» областной экономики. Кроме того, «Деметра» занялась благотворительностью, и в газетах начали писать и об этом. Стиль был такой же, как в материалах «На правах рекламы», хотя такое словосочетание там отсутствовало.

Мелехов выписывал себе в блокнот все, что считал полезным или интересным — фамилии, названия хозяйств, элеваторов, партнеров и клиентов. Очень сильно помог юбилей компании. Одна из областных газет посвятила этому событию целую полосу. Из нее, например, Кирилл узнал, что покойный директор элеватора Шувалов начинал в «Деметре» простым заготовителем.

В газете было написано многое, но, разумеется, о том, откуда появились деньги на создание «Деметры», там не было сказано ни слова.

Мелехов понимающе усмехнулся. «Туманное происхождение первоначального капитала — общее место современного российского крупного бизнеса». Где-то он такое уже то ли читал, то ли слышал. Или по телевизору кто-то сказал, или где-то это было написано в газете? Впрочем, неважно. Главное, что это правильно.

Все дальнейшие новости шли только в положительном ключе. Урожайность, инвестиции, урожайность и инвестиции. В одном месте попеняли, что «Деметра» упорно отказывается заниматься животноводством. Впрочем, на соседней же полосе другой автор авторитетно объяснял, почему никто не хочет в него вкладываться. А в такой компании сидели явно не дураки, и тратить средства на заведомо убыточные проекты совершенно не собирались. Так чего удивляться?

Правда, в городской оппозиционной газете проскользнула информация, что Максимовский элеватор достался «Деметре» не вполне законным путем. Однако и здесь журналист был максимально осторожен, и постоянно оговаривался, что это «неподтвержденная информация», и особенно доверять ей не стоит. «Боится», — отметил Кирилл, усмехнувшись.

Потом он наткнулся на заметку о ДТП, в котором погибла Инга, и улыбка сползла с его лица. Мимоходом было отмечено, что водитель «Москвича» не справился с управлением, столкнулся со встречным автомобилем, и погиб вместе со всеми своими пассажирами.

Мелехов скрипнул зубами, отложил подшивку, и долго смотрел невидящим взглядом в стенку. Библиотекарь даже обратила на него внимание, и поинтересовалась, все ли у него в порядке. Мелехов с трудом вынырнул из дурмана, и хрипло ответил, что да, все в порядке, просто он немного задумался.

Скоро ему начали попадаться статьи о «расстреле в музее». Об этом отписались абсолютно все региональные издания — с той или иной степенью подробности. В целом речь шла о борьбе честных предпринимателей против криминала, а погибшие от номера к номеру все больше и больше приобретали черты великомучеников. Грачев публично обещал, что дети погибших сотрудников, в том числе и чоповцев, ни в чем не будут нуждаться до самого совершеннолетия.

Почему сам Грачев отсутствовал в этот день на таком грандиозном празднике, не написал никто. Даже и вопросом таким никто не задался.

«А не он ли сам имеет отношение к этому делу?» — подумал Кирилл.

Он помнил, что учредителей «Деметры» было несколько, и основные как раз и погибли в музее.

В тех сериалах, которые так часто смотрела Инга, учредители фирм, как правило, всегда стремились истребить друг друга с той или иной степенью изобретательности. И, как подозревал Мелехов, сценаристы не просто выдумывали все эти события из головы. Если уж криминальная хроника пестрела сообщениями, как изводят из-за имущества друг друга близкие родственники, то что говорить о чужих людях?

Однако Кирилл с трудом мог представить, что может быть общего между местным бандитом Коляном и его подручными, и Грачевым? Впрочем, сейчас встречались сочетания и покруче.

Короче говоря, за несколько дней, проведенных в библиотеке, Кирилл собрал массу информации по интересующему его вопросу, и теперь сидел у себя дома, в зале, за столом, положив перед собой открытый блокнот, и рассуждал, периодически разговаривая сам с собой вслух.

— Тварь я дрожащая или право имею? — снова повторил он.

Когда-то в школе он писал сочинение по Достоевскому — «Преступление и наказание». Из чувства противоречия, так как в учебнике авторы явно осуждали поступок Раскольникова, Кирилл в сочинении отчаянно его защищал. Старуха бесполезна, более того — откровенно вредна, а деньги, которые она нажила неправедными путями, попав в руки Раскольникова, могли пойти на благое дело. Вот и выбор — жизнь хищной, алчной и вредной процентщицы, или благо многих хороших, но несчастных людей?

Мелехов отчаянно пытался доказать, что благо многих важнее, но не смог толком сформулировать свои мысли, и получил «трояк».

Теперь ему предстояло решать вопрос гораздо более важный. Речь шла не об абстрактной выдуманной старухе, а о живом человеке.

— Но можно ли его назвать человеком? — сказал себе Кирилл.

Подумал, и добавил:

— Наверное, можно. И все-таки…

И все-таки он спасал от наказания своего «человечка». Возможно, любовницу. Может быть, родственницу. Мелехов этого не знал. Но он с пронзительной ясностью ощутил, что для Грачева существование его Инги было абсолютной пустотой. Он никогда про нее не знал, и знать не хотел. Была она жива, ранена, или мертва — ему было совершенно безразлично. Как и существование ее мужа, детей, родителей… Он спасал свое! Свое! До чужой беды и боли ему и дела не было.

Это же очевидно!

Но тогда почему он — Кирилл Мелехов — должен переживать за Грачева? Кто он ему? Если бы не произошедшая трагедия, он также не слышал бы о нем ничего, да и не хотел бы. И узнал, только потому, что Грачев переступил через него, чтобы соблюсти свои интересы. Для него, получается, Кирилл был что-то вроде таракана.

— Но если я для тебя таракан, — сказал Кирилл вслух, — почему ты для меня не таракан? Ты даже не просто таракан. Ты — гнида! Потому что это не я отмазываю убийцу от наказания, а ты.

«Деньги и связи — как броня. Можно делать все, что считаешь нужным, что хочешь. И ничего тебе не будет. И считаешь остальных за холопов. Смотришь презрительно из окна своего «Мерседеса», как чернь копошится где-то там под колесами».

Листая подшивки, Кирилл случайно наткнулся на жуткую историю, которую он прочитал, несмотря на то, что искал совсем не это. Историю о молодом офицере, который повесился из-за того, что его жена занималась проституцией. Дело было обыденное и простое. У него было двое детей, жена не работала, потому что было негде работать, а его оклада на жизнь не хватало совершенно, потому что его еще и не выплачивали.

История была не свежая, еще начала девяностых годов, но Кирилл уже довольно осознанно помнил тот период времени. О том, что можно работать, и месяцами не получать зарплату, он знал на опыте своих собственных родителей.

Так вот. Двое маленьких детей, на фоне наступившего товарного изобилия, постоянно что-то просили и хотели. И самое обидное и жалкое было то, что просили они не только лишнее; но и на самое необходимое для детей часто не хватало денег. А чтобы их порадовать, и речи не шло.

Отец постоянно находился в части. Во-первых, потому что служба, а во-вторых, потому, что дома ему находится было очень тошно из-за этой проклятой нищеты. Поэтому все детские слезы и капризы доставались матери.

Как она пришла к решению пойти на панель, и как она туда попала — об этом газета умалчивала. Но, как бы то ни было, она туда попала. А так как женщина она была очень хорошенькая, совсем не потасканная, то пользовалась успехом. Деньги у нее появились, и, наконец, детей она смогла накормить досыта, одеть и обуть.

И хотя супруга старалась изо всех сил сохранить в тайне от мужа свою позорную работу, однажды кто-то ее все же выдал. Муж вначале не поверил, а прямо пошел к ней, и потребовал объяснений.