Сержант замолчал, насупился. Капитан успел за это времени подойти к нему, и вставить чеку обратно. При этом он сделал выразительное движение в сторону дежурного по дивизиону, и подтвердил свой беззвучный посыл мимикой лица. Дежурный хоть и на негнущихся ногах, но испарился так, как будто его и не было.

Гранату капитан сунул себе в карман, и, как и обещал, выпил вместе со всеми. Бачок окончательно опустел, и все участник попойки разбрелись по кроватям.

Карабасову, разумеется, об инциденте доложили, и теперь он сидел и думал, что же ему делать? Как поступить с этим сержантом? По идее, его нужно было бы отдавать под трибунал. Ну, или хотя бы посадить на гауптвахту. Однако ни на то, ни на другое полковник почему-то решиться не мог — может быть даже из-за того, что он не был уверен, что у этого сержанта нет при себе еще пары — тройки гранат. Но и совершенно оставить происшествие без последствий, а сержанта — без наказания, было бы совсем уж неправильно.

Гуталинов предложил совсем уж оригинальное решение — отправить сержанта на медосвидетельствование к психиатру, пусть там признают его не вполне вменяемым, и уволить этого бойца из армии к чертовой матери. И всем будет спокойнее, а бывший сержант на гражданке с таким диагнозом хлебнет немало лиха.

Карабасов возразил, что тогда все начнут кидаться с гранатами на офицеров, чтобы немедленно уволиться. И что тогда?

Но и Гуталинов был не так прост. Он возразил, что нормальный человек и так сообразит, что увольнение с таким диагнозом — это, мягко говоря, полная задница в дальнейшей жизни. А если человек этого не понимает, значит, он и правда, «того». И для армии будет гораздо безопаснее от такого кадра как можно быстрее избавиться.

Карабасов только хмыкнул, но все же не послушал майора, а приказал отправить провинившегося сержанта на «губу».

Однако правота Гуталинова проявилась уже через неделю, причем самым пренеприятнейшим образом, и там, где Карабасов ничего подобного не ожидал.

До войны практически все КПП во всех военных городках части были объектами скорее формальными, чем практически выполняющими свою функцию. Там постоянно торчали какие-то гражданские лица, из числа местной молодежи, гундели о чем-то с солдатами и сержантами, курили, выпивали из-под полы, и, при необходимости и желании, просачивались на территорию самой части.

В первом городке это было не так заметно, потому что здесь располагалось командование бригады, и за проникновение посторонних лиц на территорию, (если, конечно, заметят), дежурным по КПП могло не хило нагореть. А нарушителя могли запросто сдать в местную милицию, чего они откровенно боялись. Попасть туда было просто, а вот выйти оттуда — уже гораздо проблематичнее. Местная милиция, обладая, конечно же, многими своеобразными нюансами — («брат, кум, сват и т. д.») — тем не менее, за основной закон держалась так же твердо. «Если с человека можно срубить бабло — значит, нужно его срубить»!

Однажды, еще до войны, пробравшись через КПП, местные «джентльмены удачи» ограбили офицерское общежитие прямо на территории части. Когда выяснилось, как именно «джентльмены» попали на территорию, командир части вменил в обязанность своим заместителям ежедневно проверять правильность несения службы на КПП первого городка. После этого местные посещать их, конечно, не перестали, но притихли.

Что касается остальных военных городков, разбросанных по городу, то там творилось вообще черти что! Не КПП, а проходной двор. И даже два грандиозных скандала, когда ночью были вскрыты автомобили, принадлежащих приезжим офицерам, поставленные на территории части, прямо возле КПП, ничего не изменили.

Причина была банальна — и рядовые, заступившие в наряд, да и сами офицеры, включая местных — тупо боялись тех гражданских, которые приходили в ним в «гости». Однажды, в артдивизионе из-за чего-то наряд решил воспрепятствовать проходу местных гопников в расположение. Разумеется, к ним тут же подоспела помощь, наряд избили. Дежурный по части стрелял в воздух, гопники неторопливо уехали на машине. А потом этого дежурного подловили в городе, и отделали так, что он, отлежавшись в госпитале, предпринял все возможные меры для того, чтобы вообще навсегда свалить из этого города. По крайней мере, свою семью он мгновенно эвакуировал.

Обращение в милицию было, но закончилось ничем. Никого не нашли, а точнее, никого, видимо, и не искали.

Все новобранцы знакомились с устоявшимся порядком вещей; разумеется, менять в нем ничего не собирались, а просто запоминали, как себя вести в такой ситуации, чтобы спокойно служить, и не получать лишний раз по морде. Попробуй не пусти какого местного жителя в часть, если он, скажем, идет в гости к местному же контрактнику или папоротнику. Потом получишь в табло и от гостя, и от контрактника, и от папоротника. Если только сразу не получишь.

Ситуация изменилась, когда в город влились выведенные из Чечни части. Местное население они воспринимали так же враждебно, как и чеченцев. Никакого страха перед ними не испытывали — только злобу. Но местная гопота слабо разбиралась в этих переменах, и попробовала вести себя как обычно.

В тот крайне неприятный для Карабасова осенний день, а точнее, уже темный вечер, к КПП артдивизиона подрулила тонированная «девятка». Оттуда вылезли двое, и попытались для каких-то своих целей пройти через КПП. Причем шли они свободно, не обращая на наряд никакого внимания.

— Куда? Назад! Кто такие? — остановил их рядовой.

— Ты чего, черт, оборзел?!

От такой наглости местные сначала слегка опешили, а потом один из них — крепкий, под два метра ростом — ударил рядового кулаком в челюсть с такой силой, что сломал ему ее. В это время нарядам на КПП выдавали автоматы. Приехавшие, может быть, и знали об этом, но им и в голову не могло прийти, что кто-то в здравом уме и твердой памяти решится их применить. Они не учли, что ни здравого ума, ни твердой в памяти в данной случае у совершенно трезвых солдат и в помине не было — остались там, в Чечне…

Второй боец из наряда, сержант, видя такое дело, передернул затвор, и ни секунды не размышляя, дал очередь, которая обоих непрошенных гостей срубила в доли секунды. Потом сержант вышел за дверь, и расстрелял «девятку», из которой на помощь товарищам уже пытались вылезти остальные пассажиры.

Короче говоря, сержант убил их всех. А потом совершенно спокойно сообщил дежурному по дивизиону, что на КПП было совершено нападение неизвестными, ранен рядовой, нападение отбито, а все нападавшие уничтожены.

Дежурный майор подавился чаем, который пил в этот момент, вскочил так, что уронил на пол кружку, но не стал даже ее поднимать, а помчался на КПП так, как будто за ним гнались волки. Когда он смог оценить то, что произошло, то тут же, минуя всех и вся, напрямую позвонил Карабасову. Тот ужинал дома. Но когда узнал о происшествии, то мгновенно бросил все, вскочил в личный транспорт, и примчался на место событий.

Милиции не было, так как со стороны пострадавших никто ее не вызвать не мог, а майору не вызывать «ментов» приказал сам Карабасов. Сначала он хотел разобраться с тем, что случилось, на месте сам.

Когда он прибыл, здесь уже был и другой майор — Старков — командир подразделения, из бойцов которого и был назначен злополучный наряд на КПП.

— Вы что наделали? Вас посадят! — заорал Карабасов, когда сам лично увидел всю картину происшедшего.

— Вызывайте милицию, — приказал он дежурному по дивизиону. И тут получил совершенно неожиданный отпор.

— Сначала нужно обезопасить моих бойцов, — сказал Старков. — Их местным ментам сдавать нельзя. Они выполняли свой долг. Пусть менты разбираются, что это за «черные» на них напали.

Карабасову показалось сначала, что он ослышался, и он даже открыл рот, чтобы переспросить, но Старков его опередил, и достаточно ясно и жестко сообщил о своей позиции сам.

— Мне глубоко насрать, — сказал он, — на мою дальнейшую военную карьеру. Тем более, что я больше не хочу служить в этой армии господам Эльцину, Лебедю и прочей сволочи. Я вообще очень хочу уволиться, и свалить отсюда. У меня двоюродный брат в Канаде живет — он приглашает. Но у меня есть обязательства перед этими ребятишками, которые вместе со мной полвойны прошли, и меня спасали, и я их спасал. Я не отдам их на растерзание всякой местной сволочи. Приедут менты, я подниму свое подразделение в ружье. И тогда посмотрим, кто кого. Я лично между чеченскими бандитами, и местными, пусть и в ментовской форме ходят, никакой разницы не нахожу.