24 декабря [1943 г.]

Брониславка. Прошедшие сутки был занят формированием зимнего обоза, который должен был завтра выступить в далекий путь за вооружением и боеприпасами. 21 декабря [19]43 г. получил из Украинского штаба указание послать подводы за грузами в г. Овруч[244], который освобожден давно Кр[асной] армией. Расстояние ок[оло] 170 км лесами и болотами. Мне известно, что на пути к Овручу нет ни сел, ни фуража, ни продовольствия. Снежный покров незначительный. Поэтому пришлось этот путь рассчитывать на 10 суток в оба конца, как минимум. Решено было послать ок[оло] 100 парных подвод и отряд [им.] Микояна, которому приказал заготовить на 10 суток продовольствия: выпечь хлеб, наварить мяса и заготовить овса и сена на каждую лошадь не менее 3 кг и столько же сена. Фураж пришлось брать с боем — из-под носа у немцев и националистов. Для этой цели проведена пара операций [на] населенные пункты за р. Случь — Холопы и Моквин. Немцы вышли из м[естечка] Березне и пытались отогнать наши отряды. Однако удалось заготовить саней шт[ук] 50, овса, сена и продовольствия, остальную часть саней взяли у местных жителей.

Сегодня погода разочаровала. Вместо ожидаемого снега спустился густой и сырой туман. Последний снег исчезает. На дворе большие лужи воды. Решил срочно восстановить колесный транспорт и посылать за грузами на колесах. Даю сутки сроку на подготовку колесного обозу. Дал задание к 12.00 25 декабря выставить 100 парных лошадей. Вот канитель! Есть возможность получить груз, но нет возможности ехать. В эти дни, наверное, сто лет назад и в последующие годы всегда была зимняя дорога, а теперь нет. Кажется, и природа встала против нас. Надо предвидеть, что на обратном пути будет гололедица или глубокий снег, которые выведут конский состав из строя, если иметь в виду, что почти все кони не кованы и ковать нет времени и некому. Сегодня ездил к Шитову. Они, оказывается, еще 22 декабря послали 180 подвод в Овруч. Оказывается, они мобилизовали большую часть обоза у населения и послали, не снабдив фуражом. Надо думать, что половина конского состава будет брошена при такой поспешной организации дела. Мне думается, что надеяться на получение фуража севернее ж[елезной] дороги Сарны — Олевск невозможно.

В отношении Вуека у Шитова говорят прямо, что это дело рук «Карася». Был у Шитова ок[оло] 2 час[ов] времени. Играл баян, играл кобзарь, играл духовой оркестр. Шитов мне сообщил, что он дал задание духовому оркестру [выучить] встречный марш, чтобы не ударить лицом в грязь при скорой встрече Красной армии… Опять то же: они ждут, когда их освободит Кр[асная] армия. На обеде я не пил, т[ак] к[ак] боюсь этого зуда по всему телу, который теперь меня мучает. Уговорились, что Шитов в воскресение будет у меня. Обратно от Левачи до Брониславка ехал в своих санях по грязи, местами — по земле. О поездках на санях пока думать не приходится.

Одним словом, зима [19]43/44 г. начинается вяло, неудачно, не такая это зима, как в [19]41 и в [19]42 гг. Вообще зима [19]41/42 г. была очень благоприятна для партизан, зима [19]42/43 г. была тоже хороша. Был тогда для нашего брата простор и русские глубокие снега. В те времена от фронта до старых границ было далеко, и это давало возможность широко маневрировать. Теперь: позади нас — области Запад[ной] Украины, наводненные националистическими бандами; на север — нет ни одного целого села, нет продовольствия и фуража, нет квартир; на юге — асфальт, главные ж[елезные] дороги образуют фактически линию фронта к северу. Оно так и есть: от Овруча до асфальта нет сколько-нибудь значительных гарнизонов, а ведь в Овруче — красные части. Южнее асфальта — Каменец-Подольская и Тернопольская области — там главные коммуникационные линии противника, откуда противник идет огромной армией танков и др[угой] техники, на восток от Эмильчино до Коростеня и Житомира — фронт. Вот условия для маневра партизан зимой [19]43/44 г. Эта моя третья партизанская зима ставит меня в тупик. Я молю своего бога о том, чтобы немцы, до моего прибытия, выгнали бы бандеровские банды из Кременецких массивов и вообще с Западной Украины, тогда было бы легче. Моя первая партизанская зима была легче еще тем, что я воевал тогда на севере Сумской области, в глубоких снегах, где немецкая техника беспомощна, тем, что в лесах мы, партизаны, находили изобилие боеприпасов и различное вооружение. Я тогда имел неограниченное число пушек и снарядов — даже имел полковые минометы и орудия. [И] наконец, тем, что в ряды партизан приходили прекрасно обученные военному делу кадровые бойцы и командиры Кр[асной] ар[мии] из окружения.

26 декабря [19]43 г.

Вчера и сегодня был занят формированием обоза. Дело трудное. Нужно было набрать 100 подвод. Выжал из всех отрядов лучший конский состав и упряжь. Самое трудное это сбруя и овес. В отрядах нет овса. Самый лучший обоз и кони были в «Червонном» п[артизанском] о[тряде], но его здесь нет — он ушел на юго-восток, и теперь о нем не слышно. С большими трудностями к 8.00 обоз в количестве 110 подвод был собран и в 9.00 партизан[ский] отряд [им.] Микояна выступил в путь. Таким образом, я отправил самую лучшую свою силу и лучших офицеров — Осипяна, Лобача, Величко. Им вручил заявку на вооружение, где особый упор сделал на артиллерию и минометы. Сегодняшней радиограммой т[ов]. Строкач ориентирует на получение только боеприпасов и тола. Видимо, не удается получить пушки, ПТР и пулеметы, а без них воевать уже трудно. Пока я не имею пушек — райцентры приходится обходить. Будь хотя бы одна 76-мм пушка — ни один райцентр не устоял бы. Пушки пробили бы мне дорогу к боеприпасам, которых в отдаленных райцентрах — очень много. Погода опять неблагоприятная. Сухо. Дорога твердая, оттепель закончилась. Боюсь, что упадет много снега и тогда придется посылать за грузами сани, но лошадей уже больше нет. Надо делать специальную операцию по заготовке лошадей, чтобы быть готовым послать сани вдогонку или на встречу п[артизанскому] о[тряду] [им.] Микояна.

2 января 1944 г.

Брониславка. Какое скверное настроение!.. Трудно все объяснить по порядку. Как может быть много неприятностей у партизанского командира, может понять только тот, кто им был. Мне не хочется сейчас писать об этом в дневнике, [когда], как говорится, все валится из рук. И с таким скверным настроением обычно игроки проигрывают, стрелки не попадают в цель, полководцы терпят поражения, супруги ссорятся.

Я долго обдумывал в одиночку о причинах такого скверного состояния и пришел к выводу, что ему предшествует, во-первых, скверное состояние здоровья. Уже в течение месяца у меня по всему телу рассыпались какие-то розового цвета язвы, которые по ночам причиняют невыносимый зуд — хочется содрать себе кожу и мыться, а у меня, как назло, нет даже мыла (много раз просил Украинск[ий] штаб прислать мыла, при этом хотел даже радировать, что я опаршивел). Последнее время и трофейное мыло не попадается, как назло! Доктор Тарасов говорит, что эта болезнь — результат переутомления нервов и неправильного обмена веществ в организме. Рекомендовал не пить водки, хотя я этим никогда не злоупотреблял и теперь не пью ни капли, а употребляю самый крепкий самогон для того, чтобы натирать все тело, и мою им руки.

Во-вторых, скверное самочувствие в том, что, по-моему, партизанская война зашла в какой-то тупик. Сам я, несмотря на то что уже около двух месяцев имею задачу от тт. Хрущева и Строкача выйти в район Здолбунов, не могу этого сделать. Причины те же: нет медикаментов, радиопитания и шифродокументов, противотанков[ых] патрон[ов], тола. Нет снега — нет маневренности. Украинский штаб проявляет в то же время какую-то непонятную инертность. Даже не отвечает на радиограммы, чувствуется, что не следит за нашими действиями, не живет нашей жизнью. Так, например, дней через 10 по выходе из Эмильчино тов. Старинов[245] пишет мне: «Принимайте самолеты на аэродроме Эмильчино» (?). Все другие партизанские соединения не выходят на выполнение поставленных задач, оправдываясь различной объективщиной. Одно из двух: или задачи, поставленные ЦК КП(б)У и Укр[аинским] штабом, — непосильны и нереальны, или основные двигатели партизанской войны, как Ковпак, Федоров, чем-то уязвлены и выжидают, когда другие покажут свою способность воевать, а эти другие, [как и] все остальные, привыкли к тому, чтобы никуда не ходить и задач не выполнять. Со своей стороны, я считаю, что всякую задачу выполнить можно, и для этого требуется совсем немногое — это любить Родину больше, нежели себя. Что касается моего соединения, то ему требуется дополнительно к этому, что безусловно уже есть и много раз доказано, совсем мало. Нам нужен самолет один, всего один самолет груза, которого никак не хотят дать. Я уже просил один самолет, но ответа не получил. Что мне нужно? Несколько мешков с медикаментами и перевязочным материалом, десяток комплектов радиопитания, несколько ящиков патрон[ов] к ПТР, и уже можно выступать в путь, куда угодно, уже можно было бы решать кое-какие задачи. Но ведь с сентября м[еся]ца прошло ровно 3 месяца, а самолета — нет. Раненые — почти каждый день. Спасали пока трофейные медикаменты.