«Если будут восстановлены казачьи войска (об этом я хлопочу), — заканчивает свое послание Краснов, — то на началах старого станичного быта и самой суровой дисциплины. Кругам и Раде не дадут говорить и разрушать работу атаманов, как это делалось в 1918–1920 годах, итак — все темно и неизвестно, нужно ждать конца войны, предоставив себя воле Божьей, и поменьше болтать»[121].

В этом послании Краснов еще говорит о возрождении России, но уже здесь виден акцент на возрождение казачества. Скоро размышления Краснова о возможностях возрождения страны в целом закончатся. Останутся только планы восстановления казачьих поселений, причем сначала — в местах традиционного проживания казаков в пределах России, затем — вне ее пределов, на территории Южной Европы. Положение дел, отразившееся в письмах Балабина — Граббе и Краснова — Балабину, характеризует первый этап идейного развития казачьего антисоветского движения в годы Второй мировой войны. Второй этап будет отмечен негласным признанием того факта, что победы над большевизмом не будет. На этом новом этапе цели казаков будут сводиться к следующим трем моментам: 1) обозначить себя политически в текущей войне, продемонстрировав тем самым, что антисоветское казачье движение живо; 2) принять участие в вооруженной борьбе с большевиками, не столько оказывая помощь вермахту, сколько осуществляя акцию отмщения большевикам; 3) заслужить в глазах немцев, и прежде всего Гитлера, право на благополучное обустройство после окончания войны.

В связи с войной активизировали политическую деятельность не только ревнители «Единой и Неделимой России», но и казаки-сепаратисты (самостийники). Идею создания государства «Казакия» отстаивал издававшийся в Софии одноименный литературно-исторический журнал — печатный орган Центрального правления Союза казаков-националистов (СКН). Той же линии придерживалась газета «Единство и независимость», выражавшая взгляды Общества ревнителей казачества (ОРК), находившегося в Париже.

Идею казачьей государственной независимости отстаивали представители калмыцкой диаспоры. Они видели будущее своего народа в качестве автономной части государства «Казакия». Калмыцкая национальная организация «Хальмак Тангаин тук» работала в контакте с Союзом казаков-националистов. Калмыцкий журнал «Ковыльные волны» выходил во Франции.

Эти издания от лица представляемых ими организаций вели полемику со сторонниками воссоздания единой России после падения большевизма. Наиболее показательным в этом отношении является доклад Шамба Балинова, прочитанный на собрании Общества ревнителей казачества в Париже. Журнал «Ковыльные волны» опубликовал доклад отдельной брошюрой, снабдив его предисловием: «Они (эмигранты-оборонцы — Ю. Ц.) пытаются доказать наличие политической эволюции большевиков, говорят о национальном перерождении Сталина. Для усиления своей пропаганды везде и всюду пишут и говорят о 160-ти миллионном русском народе, стараясь выставить его как единый монолит, „забывая“ то, что добрую половину этих 160-ти миллионов составляют нерусские народы, охваченные идеей национальной независимости и не желающие иметь никакого дела не только с русскими большевиками, но и вообще с Москвою…»[122]

Вся логика доклада Балинова свидетельствует о том, что автор, представляющий Союз казаков-националистов, считает казачество особым народом, задачей которого является обретение в ходе войны национальной и государственной независимости. Балинов заявил, что в СССР под красным флагом «осуществляется старый русский империализм»[123]. Стремление эмиграции отстаивать целостность страны он рассматривал исключительно как «борьбу с освободительным движением угнетенных народов»[124].

Наибольшую активность в отстаивании идей сепаратизма проявило Казачье национально-освободительное движение (КНОД), возглавляемое В.Г. Глазковым. Центральное правление КНОД находилось в Праге, там же издавался печатный орган — журнал «Казачий вестник».

После нападения Германии на СССР Центральное правление КНОД направило приветственную телеграмму на имя Гитлера, Геринга, фон Риббентроппа и фон Нейрата[125].

28 июня 1941 года в Праге состоялось «манифестационное собрание», на котором была принята резолюция, приветствовавшая германское вторжение. 29 июня эта резолюция была принята собранием, организованным активистами КНОД в Берлине. На собрании присутствовал и поддержал резолюцию представитель П.П. Скоропадского полковник Мурашко. Скоропадский, генерал-лейтенант Русской императорской армии, в связи с началом распада Российской империи и образованием на ее территории новых национальных государств, в том числе Украины, переименовал вверенный ему 34-й армейский корпус в 1-й Украинский. В 1918 году, будучи гетманом Украины, пользовался поддержкой германских оккупационных властей. После капитуляции Германии и перехода Украины под контроль С. Петлюры Скоропадский эмигрировал[126].

Председательствовавший на собрании Глазков заявил, что из Протектората Чехия и Моравия, Силезии, Болгарии и Генерал-губернаторства (Польша) уже вышли готовые казачьи группы, чтобы вместе с немцами воевать против большевиков[127], что не соответствовало действительности. Самостийники призвали всех казаков вступать в свои ряды, так как якобы только они могут рассчитывать на возвращение в родные края[128].

Резолюция была одобрена представительствами КНОД в Вестмарке (Эльзас и Лотарингия), Генерал-губернаторстве, Словакии, Венгрии, Болгарии и Франции. Вслед за этим последовали распоряжения Глазкова относительно подготовки казаков, учета казачьих сил, создания национального казачьего фонда[129].

Глазков издал несколько персональных обращений к казакам в эмиграции по поводу вторжения Германии на территорию СССР и, спустя четыре месяца, в связи с вступлением немецкой армии на казачьи земли. Эти обращения не отличались по смыслу от уже имевшихся резолюций КНОД[130].

В коллективных и персональных документах сепаратистов проявилось стремление к окончательному размежеванию с наиболее видными представителями русской военной эмиграции — «бывшими». Тем самым сепаратисты стремились переманить на свою сторону по возможности максимальное число рядовых эмигрантов. Одновременно тон воззваний и обращений сепаратистов стал доходить до неприличия. Любое упоминание о Гитлере самостийники превращали в панегирик, чего русская военная аристократия себе все-таки не позволяла: «От него (Гитлера. — Ю. Ц.) бегут, как черт от Бога, или зарываются вглубь, как крот от света, и наши „бывшие“. По свойственной им природе они не пристали к нему, как не пристает пыль и ржа к золоту. Но подобно тому, как все живое, ярко-зеленое и пышно цветущее, клонится к Солнцу, так и казачьи националисты пошли с Адольфом Гитлером»[131].

12 июля 1941 года Глазков сообщил представителю Центрального правления КНОД в Болгарии И.М. Евсикову о своем признании правительством рейха в качестве руководителя КНОД. Евсиков воспринял это сообщение как свидетельство того, что рейх предоставил возможность казакам-эмигрантам активно участвовать в борьбе с коммунизмом и пригласил их «строить Новую Жизнь в Родных Краях».

Специальным распоряжением от 12 июля 1941 года Евсиков обязал все станицы, хутора, группы казаков и отдельных представителей казачьей эмиграции, проживающих в Болгарии, немедленно прислать ему свои постановления или отдельные заявления о готовности принять участие в «общеказачьем национальном освободительном деле». Указывалась форма, в которой должны были составляться эти документы. Евсиков сообщал, что все анкеты, заполненные казаками ранее, то есть по призыву «единонеделимцев», для него как представителя КНОД, являются недействительными. До получения нового предписания казаки должны были оставаться на своих местах и «спокойно заниматься своим делом», но быть готовыми по первому же приказу явиться на место, которое будет указано. Все заботы о семьях казаков руководство КНОД обязалось взять на себя. Евсиков обещал свое покровительство казакам, которые состояли в организациях, выражавших «антигерманские настроения», соглашаясь считать их введенными в заблуждение руководством соответствующих организаций[132].