Из зала выходит ЖЕНЩИНА.
ЖЕНЩИНА. Я защитница не Сталина, а Памяти. Истории нашей, дорогой товарищ Фриц! Я сострадаю вашему горю, поверьте! Но ведь Сталин не знал обо всем этом! Его обманывали враги! Это был заговор Кагановича, Шварцмана, Бермана и прочих масонов!
ГЕСТАПОВЕЦ (охранявший немецких коммунистов). А почему вы упустили таких мерзавцев, как Эренбург и Юрий Левитан? Они тоже жидомасоны, разве нет?!
ФРИЦ ЗАЙФЕРТ (в зал). Товарищи, будьте бдительны! Если вы не скажете этой вашей «Памяти» с нинами андреевыми — «но паса-ран», «фашизм не пройдет», — вас ждет такая беда, какую страшно представить! Вы станете ужасом мира, и конец ваш будет таким, как это описано в «Апокалипсисе»... Да, я стал верующим, когда Сталин передал меня Гитлеру. Я верю в Бога, потому что лишь он — луч надежды на справедливость...
ВЫШИНСКИЙ. Подсудимый Рыков, вам не приходилось говорить с Гринько о Крестинском?
РЫКОВ. Нет. Мне с Гринько не было надобности говорить, я и так знал, что Крестинский троцкист. И Крестинский знал, что я... что я... Я... член нелегальной организации...
На просцениуме КРУПСКАЯ.
КРУПСКАЯ. Я, Крупская Надежда Константиновна, свидетельствую, что товарищи Рыков и Крестинский состояли в одной нелегальной организации большевиков, готовя свержение царизма... Внимательно следите за каждым словом обвиняемых ленинцев, товарищи! Вдумывайтесь в смысл каждой фразы!
Например, товарищ Радек на предыдущем процессе смог обмануть палачей. В своем последнем слове он сказал: «Я должен признать вину, исходя из оценки той общей пользы, которую эта правда должна принести...» Поняли Радека, товарищи? Мы — конспираторы, легко понимаем друг друга, и вам надо понимать... Слушайте дальше последнее слово Радека!
«Этот процесс имеет громадное значение... Он показал, что троцкистская организация стала агентурой тех сил, которые готовят войну. Какие для этого факта есть доказательства? Показания двух людей — мои, который получал письма от Троцкого (к сожалению, я их сжег), и Пятакова. Показания других обвиняемых покоятся на наших показаниях... Поняли? Все обвиняемые признавались в том, что им написали, никаких улик и фактов, одни “показания”. А разве это доказательство — показание?!
Слушайте, что Радек говорил дальше... «Если вы имеете дело с уголовниками, шпиками, то на чем вы можете базировать уверенность, что мы сказали правду?» А Вышинский назвал Радека и Юру Пятакова уголовниками и шпиками...
Доказательств у Вышинского не было, только самооговор Пятакова и Радека... Неужели вам не понятно это, товарищи?! А добил сталинцев Радек следующим образом: «Нет нужды убеждать вас в том, что мы присвоили себе государственную измену...» Понимаете? «Присвоили»?! Это кто ж измену присваивает?! И — дальше: «Надо убедить в этом распыленные троцкистские элементы в стране, троцкистские элементы во Франции и Испании»...
Вот чего требовал Сталин и ради этого дал Радеку сказать так, как только тот и умел говорить... Сталин привык к тому, что Радек сорил анекдотами... Он не понял своим прямолинейным умом схоласта, что Радек обвинил его в фальсификации и подлоге, иначе Сталин бы не напечатал стенограмму процесса... А меня Сталин посадил под домашний арест, а потом погубил... Меня, жену Ленина...
ВЫШИНСКИЙ. Продолжайте, Гринько...
ГРИНЬКО. После февральско-мартовского пленума ЦК в рядах заговорщиков была поднята компания против наркома внутренних дел Ежова, в котором концентрировалась собранность и целеустремленность партии... Кампания шла по двум направлениям: дискредитировать Ежова и его работу внутри партии, оклеветать его... Ставился вопрос о необходимости убрать Ежова, как человека наиболее опасного для заговорщиков...
ВЫШИНСКИЙ. Что значит — убрать?
ГРИНЬКО. Убить... Якир и Гамарник поручили троцкисту Озерянскому подготовку теракта против Ежова.
ВЫШИНСКИЙ. Озерянский работал у вас?
ГРИНЬКО. Да, начальник Управления сберкасс...
На просцениуме ИВАНОВ.
ИВАНОВ. Я, Алексей Федорович Иванов, тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения, коммунист, заочник филфака, москвич, от имени совета трудового коллектива завода имени Ленина вношу предложение о присвоении товарищу Озерянскому звания Героя Советского Союза — посмертно... Кто «за»? Воздержались? Восемь. Против? Нина Андреева, Егор Лейвачев, Анатолий Эйванов... Кто еще?
На просцениуме ОЗЕРЯНСКИЙ.
ОЗЕРЯНСКИЙ. Товарищи, я, Озерянский Ефим Абрамович, из рабочих, сидел в тюрьме вместе с Дзержинским, в партию большевиков вошел вместе с анархистом Железняком по рекомендации Феликса Эдмундовича, должен просить вас переголосовать предложение товарища Иванова... Я не получал задания убить Ежова... Я никогда не был ни в какой оппозиции, колебался вместе с линией, я отказался выйти на процесс, чтобы рассказать, как готовил убийство советского Гиммлера, и за это был расстрелян вместе с женой и двумя сыновьями.
ВЫШИНСКИЙ. Продолжайте, Гринько...
ГРИНЬКО. О подрывной работе в Наркомфине... Рыковым была дана бухаринская формула: ударить по советскому правительству советским рублем. Вредительская работа должна быть развернута по тем мероприятиям, которые связаны с широкими интересами трудящихся: налоговое дело, сберкассы, — они были сокращены до минимума, главное — создать очереди, вызвать неудовольствие...
Большая подрывная работа была проведена в области бюджета... Право-троцкистским блоком была разработана программа в области подрыва капитального строительства... Я участвовал также в подрывной работе в области сельского хозяйства... Рыков ставил вопрос так: надо, чтобы колхозник меньше получал на трудодень...
На просцениум выходит МОЛОТОВ.
МОЛОТОВ. Я, Молотов Вячеслав Михайлович, Председатель Совета Народных Комиссаров и член Политбюро... Слушая показания Гринько, я осознал весь ужас своей позиции в тридцать шестом году, когда воздержался против суда над Каменевым и Зиновьевым! Как-никак, работал под их руководством целых семь лет, вместе боролись против оппозиции, вместе с ними защищал Сталина от наскоков Троцкого, Раковского, Радека, Крупской...