— Как не догадаться, — спокойно ответил Уго, в точности сымитировав томный взгляд Расмуса.

— Это хорошо. Еще раз об этом подумай, — Расмус сердито обвел взглядом помещение, которое очень походило на ловушку. — Ты ведь хитрец у нас.

— Что за хреновина? — хмуро поинтересовался Боров у Уго.

Из таинственной двери вынырнул белобрысый юноша с четырьмя пивными кружками в одной руке и длинной вяленой рыбой на блюде — в другой. Все это он угнездил на большую колоду и замер, ожидая дальнейших распоряжений.

— Что-то я не понял, — грозно свел брови Боров. — Ты кому пива не принес? Мне, что ли?

— Да нет, хозяин, я…

— Мухой чтоб обернулся!!!

Не успел Боров закончить эту фразу, как юноша уже испарился. Гигант досадливо плюнул, произнеся:

— Балбес! — потом перевел взгляд на стоящего Расмуса, затем — на сидящего Уго.

— Чего он кобенится? — спросил Боров Уго.

— Не волнуйся, старик, — рассеянно проговорил Уго. — Друг Расмус устал с дороги.

Демонстративно не реагируя, Расмус сел.

— Дай нам, Боже, завтра тоже! — продекламировал Михаэль Пфайфер и осушил свою кружку залпом.

Мариус тоже как следует воздал должное пенному напитку. Расмус махнул рукой и отпил из кружки. Пиво оказалось прекрасным: горьковатым, резким, легким — удивительно живым.

Боров пожал плечами.

— Какие-то приятели у тебя странные. Ну да ладно. Как управились?

— Да рассказывать нечего, Боров. Нормально. Все по чертежу. Давай ты лучше про городские новости. Что у вас за шум на улицах? Набедокурил кто?

— Ты про стражников? Да два дня назад банда Седрика напала на карету, а в карете везли золото в губернаторскую казну. Много золота. При карете была охрана, 10 человек с карабинами — всех уложили на месте, на пару с кучерами и казначеем. Золото, понятно, забрали подчистую. Теперь по приказу герцога все дороги перекрыли, а в городе орудует стража. Проверяют всех подряд.

— Зачем, интересно? — подал голос актер Пфайфер. — Трижды ослом надо быть, чтобы с награбленным золотом явиться в Реккель. А, насколько я слышал, старина Седрик — совсем не осел.

— Рассуждают так: в городе можно легко и незаметно сбыть золото. Куда еще Седрику деваться со своей добычей? — объяснил Боров.

Мессир Михаэль с сомнением покачал головой, явно оставаясь при своем мнении.

— Шикарно! — оценил ситуацию Уго. — Но откуда знают, что это Седрик поработал? Он что, свою визитку оставил?

— Да больше-то некому! Нет на Севере других таких отчаянных ребят. Охрану с карабинами завалить — нешуточное дело! Седрик — он вообще чего хочешь вытворит. Пару лет назад за его голову губернатор назначил сказочную награду. Слыхал, что потом было?

— Не слыхал.

— Седрик сам пробрался в резиденцию наместника. Сам! И говорит: "Ну вот, я доставил свою голову. Давай награду!"

— И что? Дали? — заинтересовался Расмус.

— Дали! — сказал Боров, строго посмотрев на него.

— Ну, это мы встряли, друзья! — покачал головой Уго. — Как же мы из города выберемся?

— А вы что — из банды Седрика будете? — рассмеялся Боров.

— Нет, старик. Но хватит об этом. Что еще новенького? Наши знакомые как поживают? А то я в прошлый раз толком и расспросить не успел.

— Эльза замуж вышла, — сказал Боров, пристально глядя на Уго.

— Все! Жизнь кончена! Пойду в женский монастырь ночным сторожем! — пошутил Уго. — И кто же этот смертный?

— Офицер один. Ловкий парень: два года назад еще поручиком был, а сейчас — командир личной охраны герцога в Реккеле.

— Разрази меня Ток! — присвистнул Уго. — А живут они где?

— На улице Мудрецов — там, где лавка часовщика Якоба, знаешь? В особняке напротив. Красный такой.

— Интересно, что женщины находили в мужчинах, когда не было денег? — вопросил Уго, воздев руки. — А знаешь, старик, как поступают горулы, если застают парочку на месте прелюбодеяния? Берут прочный мешок, зашивают в него бабу с мужиком, а еще — кошку. И бросают все хозяйство в море. Здорово, правда?

— Девушка — как бутылка. Нельзя ее отпускать, пока не увидишь донышко, — наставительно сказал Боров.

— Сам придумал? — улыбнулся Уго.

— Нет. Слышал где-то, — признался честный гигант.

Нет ничего утомительнее для посторонних, чем беседа двух друзей после длительной разлуки. Общение Уго и Борова затянулось до позднего вечера. Не по одной еще кружке пива было принесено белобрысым балбесом. Уже с миром отбыл актер Пфайфер, чтобы никогда больше не появляться на наших станицах. Уже у Мариуса в голове завертелась бешеная карусель…

Но прежде кое-что прояснилось. Боров оказался пивоваром. Целебный продукт вырабатывали тут же, в подвале, за таинственной дверцей. В первом этаже дома Боров еще и содержал трактир, где торговал своим пивом. Этажи повыше занимала гостиница "У двух лун". Боров был женат, имел двоих сыновей. Отец Борова, основатель пивной династии, умер, когда молодому гиганту исполнился 21 год. С той поры прошло почти десять лет. Боров выдержал все удары судьбы, семейное дело не загубил, даже придал ему новый импульс, расширил производство и теперь договаривается о поставках в ряд ключевых злачных мест города, кроме того — мечтает выкупить гостиницу, чтобы навсегда избавиться от ее хозяина, мерзкого горбуна, который с Боровом во вражде, ибо полагает, что пивоварня и трактир привлекают крыс и тараканов, которые потом досаждают постояльцам. "А хоть бы и так?" — пожимает плечами Боров. — "Не будет крыс — не будет пива". И этой фразой доказывает, что пивовары знают толк в диалектике.

Слегка развеялся туман вокруг персоны грамотея Уго. Несколько фраз, оброненных говорливым Боровом, позволяли приоткрыть тайну этой загадочной личности. Грамотей оказался сыном солдата-наемника. Папаша славился как любитель рискованных авантюр, которые и ввели его в могилу до срока (хотя кто знает свой срок?). Мать Уго трагически пострадала впоследствии каким-то неясным образом.

Выяснился еще один момент. Шестерых молодцов, исполнивших роли конвоиров, предоставил Боров из своих подчиненных. Поняв, что обязан пивовару спасением, Мариус сделал героическую попытку встать, чтобы отблагодарить самоотверженного человека. Но хозяин ласковым движением руки пригвоздил гостя к месту, всем своим видом говоря: "Подумаешь! Вот уж не стоит благодарности!".

Наконец, уставших от пива Мариуса с Расмусом провели на верх, в апартаменты. Покачиваясь, как фелука на пятибалльной волне, Расмус достиг открытого окна. Внизу просматривался навес. Далее в сумерках темнела беседка, откуда исходило сдавленное бормотание. Свежий воздух бодрил, как нашатырь. Но небо мрачнело на глазах. Становилось тревожно. Темнота — друг чего? Злодейства.

Расмус осмотрел комнату. Бурые потеки на стенах. Откуда они здесь? В дальнем углу — какой-то люк. Куда он ведет? Расмус попробовал его поднять. Люк не подавался.

Расмус посмотрел на друга, который распростерся на кровати, не сняв даже своей замечательной красной куртки.

— Ложись спать, — зевая, пробубнил Мариус.

Но Расмус знал, что не может позволить себе такой роскоши, как сон. По навесу очень легко забраться в комнату. Можно войти и через дверь. Нет, дружочек Уго, нас на мякине не проведешь! И споить меня, дружочек, не так просто, как доверчивого Маас. Ведь половину того, что наливали люди Борова, я выливал под стол, мысленно злорадствовал Расмус. Он был почти уверен, что грамотей не заметил его маневров.

Расмус передвинул кровать вплотную к двери. Убедившись, что вход более или менее заблокирован, он сел у окна. Нет, в такую ночь глаз смыкать нельзя!