Много опавших уже возродится, а тех, что в расцвете, Много слов опадет, коль скоро захочет обычай. Что в решеньях его – и право и правила речи6.

Противники имен "от природы" любили обыгрывать собственные имена оппонентов, которые брались из слов общенародного языка и несли с собой присущие им понятия, которые далеко не всегда соответствовали качествам названных ими людей.

Вот какой диалог приводит Диоген Лаэрте кий – древнегреческий историк философии. Два представителя разных сократических (этических) школ – известные философы IV в. до н.э. Стильпон и Феодор-Безбожник – поссорились из-за имени Феодор: "Скажи, Феодор, – спросил Стильпон, – что в твоем имени, то ведь и в тебе?" Феодор согласился. "Но ведь в имени твоем бог?" (Имя Theodoros произведено от слова Theos – бог). Феодор и с этим согласился. "Стало быть ты и есть бог?" Феодор и это вынужден был принять. Стильпон расхохотался и сказал: "Негодник ты эдакий, да ведь с таким рассуждением ты себя признаешь хоть галкой, хоть чем угодно!" И более того, добавим мы, Феодор был известным атеистом, за это и получил прозвище "Безбожник".

Чтобы выходить из подобных ситуаций, сторонники имен "от природы" стали говорить, что есть правильные имена, соответствующие природе человека, и неправильные, данные ему ошибочно. Кратил – один из собеседников Сократа и Гермогена в диалоге Платона "Кратил" (см. следующий раздел) – так и заявляет. Имена Кратил и Сократ правильные, соответствуют носящим их людям: Кратил означает "силу", "власть", Сократ – "сохраняющий свою силу невредимой". А вот Гермоген – имя неправильное и не есть действительное имя Гермогена. Оно означает "происходящий из рода Гермеса", бога торговли и прибыли, тогда как участник беседы Гермоген неудачлив в делах и, по выражению Сократа, в погоне за деньгами теряет состояние.

Основоположником теории "отприродности" имени был, видимо, Гераклит Эфесский (ок. 540-475 гг. до н.э.), философ-материалист, сформулировавший ряд принципов диалектики. Однако его взгляды на природу имен не дошли до нас. Единственная, кажется, возможность восстановить их состоит в том, чтобы отождествить высказывания Кратила в диалоге Платона "Кратил", во-первых, с мнением исторически существовавшего философа Кратила и, во-вторых, со взглядами его учителя Гераклита. Такое отождествление делает Аммоний (V в.), комментатор Аристотеля, что, по мнению некоторых современных исследователей, достаточно сомнительно.

Взгляды Гераклита, по Аммонию, состоят в следующем. Подобно тому как восприятие вещей определено их природой, так и имена им определила она же: природа создала имена. Имена – это тени или отражения вещей. Тот, кто именует вещи, должен открыть природой созданное правильно имя, и если ему это не удается, то он не именует подлинно, а лишь производит шум. Такая точка зрения могла, видимо, принадлежать Гераклиту, если учесть контекст его философии.

Мир как целое и отдельные вещи находятся в постоянном движении, возникая и разрушаясь. Гераклиту принадлежат знаменитые слова: "В одну и ту же реку нельзя войти дважды" и "Все течет, все изменяется". Жизнь и смерть, активное и пассивное, добро и зло существуют и не существуют одновременно. Они переходят друг в друга, противоборствуя между собой. Поэтому нельзя сказать, что есть добро, а что есть зло. Люди по своему произволу называют нечто добром или злом, как кому понравится. Поэтому имена вещей устанавливаются произвольно. Но это неправильные имена.

В основе вечного движения лежит логос – огонь как процесс, первопричина, законодательная и разумная сила. Он – душа природы и сама природа. Человеческий разум, стремясь приобщиться к всеобщему закону, логосу, должен обращаться к законам природы, а не к условным установлениям какого-либо государства, людей. Истина жива, поэтому она подвижна и прячется от человека. Мы видим лишь застывшее, а следовательно, омертвевшее. Только лучшие люди, из которых один стоит тысячи, могут познать вечный закон природы и высказать его. Они-то и открывают правильные имена, соответствующие природе вещей и созданные ею.

Как мы увидим в дальнейшем, стоики, восприемники Гераклита, были сторонниками имен "от природы" и непосредственно связывали восприятие вещей со звучанием их имен.

Сторонники "отприродности" имен привлекали к защите своей точки зрения самую различную аргументацию. Люди не

могут называть любой предмет любым словом и менять по своему усмотрению названия предметов. На это сторонники "установления" возражали, что не только в разных языках одна и та же вещь называется по-разному, но и в одном языке может быть несколько имен для одной вещи. Что же касается переименования, то они иллюстрировали его возможность на собственных именах.

Защитники имей "от природы" прибегали к самым неожиданным доводам вроде, например, того, что проклятия и молитвы действуют на названных в них людей именно потому, что их имена связаны с их природой. Другие видят "отприродность" имени в том, что и имя, и глагол есть звуки, а звуки – явления природы. Следовательно, имена и глаголы "от природы". Аммоний отвечал на этот аргумент так: подобно тому как дерево – материал для искусственно созданной двери, так и звуки – материал для имен и глаголов, последние же являются человеческим созданием.

Подводя итог дискуссии греческих философов, Аммоний признает наиболее мудрой линию божественного Платона и его ученика Аристотеля, в которой объединены "установление" и "отприродность" имен: они создаются установителями имен в соответствии с природой вещей.

Аммоний считает, что имена существуют по установлению, так как их установил "замысел рассуждающей души" в соответствии с природой вещи, и иллюстрирует эти слова примерами, из которых, по его мнению, видно, что имена мужского рода соответствуют мужской сущности, а женского рода – женской8. Первой свойственно воздействовать и входить, второй – воспринимать. Так, ум – мужского рода, а душа – женского, потому что установитель имен усмотрел: ум освещает душу, а душа освещаема им. По той же причине Солнце, по Аммонию, мужского рода, а Луна и Земля – женского. Реки имеют мужской род, а озера и море – женский, так как первые вливаются во вторые.

Что же касается множественности имей, то она не препятствует им быть "от природы". Переименовывая вещи, мы добиваемся большего соответствия имен их природе. Как у человека может быть несколько изображений, так и у вещи – несколько имен. При этом одна и та же сущность раскрывается с различных точек зрения. Например, слова anthropcs, merops, brotos обозначают человека, но с разных сторон: первое произошло от выражения "рассматривающий то, что увидел", второе – "имеющий членораздельную речь", третье – "запятнанный от падения души".

Итак, слова – это искусственные подобия вещей, устанавливаемые творцами имен. Причем подобие рассматривалось в двух, часто неразличаемых смыслах: подобие по каким-то признакам звуковой стороны слова и подобие его исходного, предшествующего значения, что особенно выразительно в собственных именах (Архидам – начальник народа, Василиск – царственный, Евтихий – благополучный).

Представление о том, что первые имена создавались мудрыми установителями, всматривавшимися в сущность вещей и старавшимися отразить ее в именах, настолько глубоко и серьезно, что, хотя в истории философской и лингвистической мысли и были отходы от него и от вопросов, связанных с ним, XX в. со своими новыми данными о доистории человечества возвращается к нему, наполняя его современным содержанием.

Платон (428-348 гг. до н.э.), крупнейший философ-идеалист Древней Греции, автор до сих пор ценимого лингвистами диалога "Кратил, или о правильности имен", был сторонником теории установления, произвольности имен и невозможности с их помощью познать сущее, поскольку они не отражают его. В одном из своих последних писем он говорит: "Ничто не мешает, чтобы то, что ныне называется круглым, было названо прямым, и прямое – круглым; и у тех, кто произвели эту перестановку и называют навыворот, имена отнюдь не будут менее прочными"'.