А. А. ЛЮБИЩЕВ (1890—1972). Генетика и этика

Настоящая статья являет собой размышления по поводу статьи В. П. Эфроимсона «Генетика этики», присланной мне автором «на разнос», так как мы, несмотря на очень дружественные отношения, принадлежим к разным лагерям, и Владимир Павлович во всех своих высказываниях всегда оказывался ортодоксальнейшим, можно сказать «густопсовым», дарвинистом. Задачей его работы по письму было попытаться объяснить происхождение этики путем естественного отбора, «показать, почему человек в общем и целом, в своем большинстве и в большинстве поступков, вопреки всякой логике и здравому смыслу, вопреки всему решительно все- таки порядочен». По мнению одного биолога, читавшего рукопись в первом варианте, объяснение этики естественным отбором является «последней надеждой» (для кого?).

Я, конечно, не рассчитывал, что рукопись Эфроимсона меня переубедит, не рассчитывал я также, что и мне удастся его переубедить, и поэтому полагал, что мой «разнос» ограничится указанием на то, что для меня кажется совершенно ошибочным. Но прочтя рукопись, которая еще далека от окончательной формы, я был несказанно удивлен и обрадован, так как в постановке проблемы была обнаружена такая широта, которая у «густопсовых» отсутствует. Для этого приведу заключение, которое дает общий обзор статьи: «Европа прожила Средневековье, черпая этику из непоколебимых религий. Затем эту веру сменила рационализированная и адаптированная религия Реформации. XVIII—XIX вв. человечество прожило верой в разум и прогресс. 1-я мировая война пошатнула эту веру. Человечество обратилось к социализму и коммунизму. Но в последней трети XX в. человечество убедилось в том, что представляет собой социализм национальный, коммунизм мао-цзедуновский, нарушения социалистической законности в СССР в известные периоды нашей жизни.

Место слепой веры в религиозные запреты и догмы, кстати, во многом соответствующие требованиям общечеловеческой этики, начиная хотя бы с десяти заповедей, заняли сначала рационализм, а затем псевдодиалектическое, по существу же софистическое отношение к этике: восторжествовал иезуитский принцип «цель оправдывает средства».

Но, избавившись от религиозных догм и от веры в вождей и руководителей, которые знают все лучше других, все же нелегко жить по смутно ощущаемым законам этики, в условности которых человечество так долго и так упорно убеждали со всех сторон и так наглядно. Слишком долго проповедовались классовость, временность, условность этих законов, их субъективность. Слишком малочисленна прослойка тех, кто, не веря в религию, освободившись от политических догм, стоически готовы жить по тем законам этики, следование которым обходится так дорого. Однако эволюционно-генетический анализ показывает, что человечество с самого начала своего развития проходило жесточайший естественный отбор на закрепление тех инстинктов и эмоций, которые мы называем альтруистическими и этическими, что оно проходило жестокий отбор на становление общечеловеческого чувства справедливости, что этот естественный отбор связал все человечество единым органом — совестью. Нельзя это чувство трактовать как следствие давних пережитков религиозного воспитания, как результат массового подавления индивидуальных стремлений к борьбе за свое место в жизни, нельзя это чувство рассматривать как признак слабости, неполноценности, как защитную психологическую реакцию по отношению к сильным захватчикам.

Наоборот, чувство справедливости, совесть вела на подвиги, звала к величайшему напряжению сил, правда, не тогда, когда это напряжение нацеливалось на угнетение других людей.

Наоборот, это чувство всегда и во все времена стремились извратить, подавить захватчики и тираны. Это естественное, природное чувство совести можно временно заглушить у части или у многих. Тот, кто его лишен, легко накупит единомышленников. Он может захватить власть и создать могучую систему массового обмана и дезинформации. Но страна, которая это допустит, обрекается на деградацию. Секрет'прост. К бессовестной власти быстро присасываются бессовестные исполнители. Мир не знал империи, армии, флота более могущественных для своего времени, чем империя Филиппа II. Полстолетия власти инквизиции сбросили Испанию в такую пропасть, из которой она не может выбраться много столетий. За империей Ивана Грозного неизбежно последовало смутное время. За блестящими успехами Гитлера последовал небывалый в истории разгром».

Полностью переписанное мною заключение дает прекрасное резюме статьи и чрезвычайно широко затрагивает современные проблемы этики, связь с генетикой и теорией эволюции, политикой, религией и проч.

Но конечно, широте и свободомыслию в постановке задачи совершенно не соответствует та попытка ее решения, которую предпринял Эфроимсон. Я попытаюсь разобрать отдельные моменты, при этом чрезвычайно удобно будет ссылаться на отдельные фразы заключения. Изложение будет, вероятно, достаточно хаотическое, что вполне понятно и из чрезвычайного разнообразия затронутых вопросов и фрагментарности изложения, а также отчасти из-за состояния моего здоровья (недавно перенес тяжкую травму).

О врожденности преступлений. Мы имеем крайних антагонистов: 1) врожденные преступники (Ломброзо), 2) все люди рождаются одинаковыми — все дело в экономике (примитивные марксисты, у нас еще сохранившие многие из своих позиций). Синтез давно дан Аристотелем в «Этике»: большинство преступлений объясняется экономическими причинами, но самые тяжкие (к числу которых Аристотель относит тиранию) экономически не объясняются. В современной советской печати самые осторожные попытки с указанием на то, что генетика тоже играет роль в происхождении преступлений (например, М. Д. Голубовский), часто вызывают решительные окрики, что биология тут ни при чем. Но советская практика принимает наличие «неисправимых преступников», по отношению к которым как «временная мера» (на 100 лет, 1000 или геологический период?) применяется смертная казнь, совершенно несовместимая с социализмом. Генетики склонны думать, что, хотя склонность к преступлению, как всякий фенотипический признак, есть равнодействующая генотипа и условий среды, но по аналогии с морфологическими признаками есть практически неисправимые преступники, есть обширная категория зависящих от условий и есть, так сказать, непоколебимые праведники. Есть преступления, которые иначе как склонностью к преступлениям объяснить невозможно. Поэтому крайние представители — неискоренимые злодеи и доблестные герои различаются легко. Противоположная точка зрения — нет принципиально неискоренимых злодеев, и разница между кажущимися антиподами вовсе не так велика, если вообще существует. Эта последняя точка зрения в христианстве особенно ярко выражена у иезуитов.

Среди ярких воспоминаний моего детства фигурируют романы Жюля Верна «Дети капитана Гранта» и «Таинственный остров», связанные с личностью Айртона. В «Детях» это кошмарный бандит, совершивший много преступлений, связанных с вероломством, в «Octpcme» — герой, готовый пожертвовать своей жизнью для спасения товарищей. Большинство людей считает такую фигуру совершенно нереальной, однако есть реальные фигуры исправившихся кошмарных преступников. Я только что перечел «Братья Карамазовы» и наиболее интересное узнал из примечаний. Оказывается, прообразом Дмитрия Карамазова, невинно осужденного за отцеубийство, был подпоручик Ильинский (Достоевский Ф. М. Собр. соч. 1958. Т. 10, с. 465-467), но реальный факт был почему-то смягчен Достоевским. Из официальных документов видно, что убийцей был младший брат подпоручика, сумевший превосходно подделать улики под старшего брата. Через двенадцать лет по совершении преступления и через десять лет после заключения в острог старшего Ильинского младший не выдержал угрызений совести и решился искупить свой грех освобождением невинно осужденного и принятием на себя заслуженной кары. После нового процесса настоящий убийца был приговорен к каторге, а неповинный арестант освобожден. Преступление архикошмарное: тщательно обдуманное отцеубийство с корыстными целями и оклеветание родного брата с полным успехом этого хорошо обдуманного предприятия. Что заставило младшего Ильинского сознаться в преступлении? Только совесть; шкурные соображения, даже разум были против этого.