Изменить стиль страницы

Ла Фей избавил его от бесноватых, которые готовы были убивать всех, вплоть до грудных младенцев. В течение трех дней он тайно кормил будущего министра Генриха IV, спрятанного в глубине чулана.

В течение долгого времени в ожидании dies irae, фанатики из парижского муниципалитета вели тайную перепись гугенотов. Париж насчитывал в то время 16 кварталов. Каждый из 16 квартальных старшин, которые за них отвечали, располагал выпиской из реестра податей, где фигурировали имена еретиков, живших в его округе. Если двор внезапно затеял побоище, то город уже давно мечтал о нем, и проповедники основательно подготовили к нему своих овечек.98 Это объясняет размах и методичный характер бойни, которая оказалась бы невозможной, не исходи она от самого народа. Ибо имел место подлинный социальный взрыв.

Грабежи на мосту Нотр-Дам осуществляются с рвением, несопоставимым с яростью людей Месье. Дома торговцев-гугенотов очищены как от их обитателей, так и от их богатств. Николя Ле Мерсье видит, как его родных и слуг выбрасывают из окна, после чего убивают. То же самое происходит у скобяного торговца Матье. В лавках под вывесками «Жемчужина» и «Золотой молот» головорезы не оставили никого и ничего. «Маленькую девочку окунули совершенно нагую в кровь зарезанных отца и матери с жуткими угрозами, что если она когда-нибудь станет гугеноткой, с ней поступят так же».99

Там же, на мосту, живет Антуан дю Буа, гувернер Корбейя, главного прево коннетабля Франции. Его попытка бежать переодетым не удалась.

Первая красавица квартала, г-жа де Попенкур, жена королевского поставщика перьев, заколота кинжалом, а затем брошена в воду вместе со своей служанкой. Две несчастные, еще живые, хватаются за опоры моста. Их приканчивают, бросая камни. В течение четырех дней тело госпожи де Попенкур будет оставаться здесь, так как ее роскошные волосы опутали сваи.

Мост Менял между Шатле и Консьержери. Не меньший ужас. Мадлен Брисонне, вдова докладчика в совете д'Иверни, которая бежала, переодевшись монашенкой, разоблачена, ибо ее цветная юбка мелькнула из-под власяницы. От нее требуют отречения, она отказывается, ее бьют кинжалом и бросают в воду. Таким же образом поступают и с некоей беременной графиней, «которой вот-вот придет пора родить» (беременные женщины, кажется, возбуждают у погромщиков особую ярость).

Эмальщика Бертрана и его приказчиков приволакивают сюда же с улицы Урс, чтобы прикончить. И сюда же, к Мосту Менял, стаскиваются жертвы из Луврского квартала. Множество народу сходится полюбоваться зрелищем, хохочет, оскорбляет убитых.

Улица Сен-Жермен-л'Оксерруа. Франусаза Байе, жена несчастного Люссана, ювелира королевы-матери, сломала обе ноги, выпрыгнув из окна. Сосед укрывает ее в погребе. Убийцы находят ее, выволакивают на свет, отрезают кисти рук, чтобы снять золотые браслеты, затем бросают перед дверью торговца жареным мясом, который приканчивает ее, пронзив своим вертелом. В «Знамени Франции» близ Круа де Трауар истреблены мужчины, женщины, дети, хозяева и слуги… В «Большом Олене» на улице Сент-Оноре гибнет дочь знаменосца Колиньи. Вокруг кладбища Невинноубиенных младенцев множество торговцев жертвуют жизнью за свою веру или, точнее, из-за своего имущества. Около тридцати человек гибнет у лавки ножей «Королевский Ларь». На улице Сен-Мартен беременная женщина испускает дух на крыше своего дома. В «Железном Кресте» — подлинная резня: три девицы д'Орлеан, Жан Робен и его жена, вдова Маркетт и двое ее детей. Книгопродавец Жак Кервер, капитан городского ополчения, приказывает убить своего зятя и товарища Удена, с которым у него возникли разногласия. Спир Нике, переплетчик с улицы Иуды сожжен на медленном огне вместе со своими книгами.

В здании Парламента молодой хромоногий золотых дел мастер падает от руки Рене, парфюмера, которого обвиняли, что он изготовляет яды для королевы-матери.

Жену галантерейщика Жана де Кулоня выдала родная дочь, которая впоследствии выйдет замуж за одного из убийц. Чиновник Обер выбросил на улицу свою жену-гугенотку Позже он вознаградит тех, кто сделал его вдовцом посредством ударов камней и палок. Старый столяр, еще живым полетевший в Сену, был обязан гибелью свое женушке. Он смог спастись, уйдя вплавь и переждав ночь на опоре моста. Утром он бежит к своей дражайшей половине, которая захлопывает ворота у него перед носом. Его вновь хватают и вновь топят, на этот раз — наверняка.

Герой романов Бюсси д'Амбуаз завершает старую тяжбу о наследстве, всадив кинжал в своего кузена, маркиза де Ренеля.

Президент Парламента Пьер де Ла Плас, прославленный магистрат, выкупает свою жизнь тысячью экю. Увы! Назавтра прево Сенессе приказывает ему явиться к королю. Его эскортируют лучники. Ла Плас, все поняв, не позволяет жене броситься к ногам прево, отказывается от католических атрибутов и твердым шагом выходит. Его убивают на углу.

Множество маленьких детей оказалось среди жертв и, что, возможно, еще чудовищней, — среди убийц. Группа парнишек лет десяти выволокла на мостовую крохотное существо в свивальниках, обвязанное ремнем. Юный возраст, в сущности, — т ни для кого не защита. Младенец играет с бородой мужчины, который несет его, пока тот не всаживает в него кинжал и не бросает в реку.

История человечества изобилует подобными ужасами. Последующие столетия увидят еще не такое. Но день Св. Варфоломея имеет ту особенность, что опьянение кровью, жажда убийств и сладострастие были спущены с цепи во имя Господа. Джованни Микиели констатирует это, и это приводит его в ужас. Он писал: «Видно, какой может стать сила религиозной страсти, и это кажется непонятным и варварским, когда видишь на всех здешних улицах людей, хладнокровно совершающих жестокости против безобидных соотечественников, часто знакомых, родных».

Во время подобных кризисов великая опасность грозит умеренным. Господин де Бирон, участник переговоров с гугенотами, знает это и запирается в Арсенале, которым управляет как командующий артиллерией. И не без причин. Вот идет какая-то шайка. Бирон, который держит своих людей в боевой готовности, нацеливает пушки на погромщиков, и те обращаются в бегство.

Между тем резня и грабеж идут рука об руку. Высочайший пример: король дозволяет швейцарцам «за верность долгу, которую они выказали в этом деле, разграбить и опустошить дом богатого гранильщика по имени Тьерри Бадюэр».

«Я располагаю слухами, — добавляет автор "Заутрени", — что награбленное оценивалось более чем в двести тысяч экю…

…Ограбление сеньоров, дворян, торговцев и других убитых гугенотов совершалось по личному разрешению, даваемому и даровавшемуся королем своим придворным и другим своим добрым слугам; из коих каждый, найдя какую-либо примечательную вещь среди добычи, взятой у мертвых, предлагал ее в дар королю, его матери или одному из принцев, и они принимали подарки с удовольствием».100

«Я видел своими глазами, — пишет посланник герцога Мантуанского, — как солдаты королевской гвардии ведут коней, нагруженных деньгами и драгоценностями». В то время как чернь обирала трупы, около шестисот домов подверглось разграблению. «Многие, — замечает Сальвиати, — и вообразить не могли до сих пор, что завладеют однажды конями и столовым серебром, которые им достались этим вечером». Таким образом, горожане подвергались не меньшей опасности, нежели дворяне. Вплоть до того, что магистраты Городской Ратуши, сами буржуа, участвовали в беспорядках.

Ле Шаррон, склонный к умеренности, по сообщению Клода Марселя, решил принять меры, дабы положить конец разгулу. Между одиннадцатью и полуднем городские старшины направляются в Лувр.

Карл IX по-прежнему остается жертвой своего кровавого безумия. Тщетно королева, его жена, бросается к его ногам.

— Поднимите эту германскую богиню, — приказывает он камергеру, — и препроводите ее в ее покои.

вернуться

98

Гюстав Лебон все же не так уж и не прав в том, что приписывает толпе столь ужасную ответственность.

вернуться

99

Memoires de l'Estat de France.

вернуться

100

Le Reveil-Matin, p. 66–67.