И теперь Иову, осознавшему совершенное им некогда зло и раскаявшемуся в нем, открываются действование Божье, промысел Божий, Дух Божий во всём Творении. И великие чудеса становятся видны ему в самых обыденных явлениях, и всё, наполняющее вселенную, превращается для него в хор свидетелей о Боге. От песчинки и до звезды – всё проповедует славу Творца, всё воздает Ему хвалу. Как сказано в псалме,
Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь. (Пс. 18, 2)
И теперь повсюду встречает Иов лик своего Создателя. Именно после явления ему столь многочисленных свидетельств, откровений и вразумлений он говорит:
... Руку мою полагаю на уста мои.
Однажды я говорил – теперь отвечать не буду.
<...>
... Я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле. (Иов. 39, 3442, 6)
Итог увиденного, понятого и осмысленного Иовом можно выразить словами Екклесиаста:
Всё соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца. (Еккл. 3, 11)
«От начала до конца» и мы не можем постигнуть смысл Книги Иова. И в другом месте Екклесиаст говорит:
... Тогда я увидел все дела Божии и нашел, что человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем. Сколько бы человек ни трудился в исследовании, он все-таки не постигнет этого; и если бы какой мудрец сказал, что он знает, он не может постигнуть этого. (Еккл. 8, 17)
Не станем и мы отныне верить ни одному философу, который заявит, что он постиг всё. Не будем внимать и тому, кто скажет, что он создал непротиворечивую, всеобъясняющую картину жизни, на что претендовали, например, последователи Аристотеля, дарвинисты, марксисты.
Мы видели, что Книга Иова, со всеми мировоззренческими теориями, в ней изложенными, послужила основой для дальнейших исследований человечества в области философии. Но для вразумления всех, стремящихся замкнуть истину в узкие границы собственного понимания, завершается Книга Иова не очередными рассуждениями, но множеством вопросов Божьих, представляющих в совокупности грандиозную картину бытия, в которой столько тайн, что ни один человек никогда не сможет претендовать на исчерпывающее познание хотя бы малой их части.
Книга учит полному доверию воле Божьей, полному смирению пред Его лицом. И, наконец, книга учит надежде, ведь ее главный герой, испытанный так сурово, но оставшийся верным Богу, удостоился личной встречи с Творцом, прозрел духовно и был избавлен от всех страданий.
... В ответе Иова Господу слышится не только полное смирение и раскаяние, но и новое, просветленное понимание бытия:
Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле. (Иов. 42, 5-6)
Здесь обращает на себя внимание выражение: «... мои глаза видят Тебя.» Какой смысл вкладывает в эти слова Иов? Ведь он только слышит голос свыше, но не созерцает Невидимого:
Господь отвечал Иову из бури и сказал... (Иов. 38, 1)
– ср.: Иов. 40, 1. Что же «видит» Иов, утверждая: ???? ???? ???? <вэ-ата? эйни? раатха?> – «а ныне глаз мой зрит Тебя»? В Библии «глаз» в единственном числе (в Синодальном тексте переведено как «глаза») нередко означает внутреннее созерцание, духовное зрение, в отличие от физического восприятия. Сравним: «Око мое истомилось от горести...» (Пс. 87, 10) – о внутренних переживаниях; «... око мое смотрит на врагов...» (Пс. 91, 12) – в смысле проникновения в их замыслы; «... не пожалеет око Мое...» (Иез. 8, 18) – в смысле отсутствия милосердия; «Светильник для тела есть око» (Матф. 6, 22) – о «внутреннем оке постижения».
И действительно, после полученного откровения Иов тем самым «внутренним оком» видит Всевышнего повсюду, воспринимает Его присутствие во всём сотворенном мире, который теперь явлен ему как манифестация славы Божьей (главы 38-41). Это подтверждается и предыдущими словами Иова: ????? ?? ?? ???? <йада?ти ки-холь туха?ль> – «я познал, что Ты всё можешь» (Иов. 42, 2; в Синодальном переводе – «знаю, что Ты всё можешь»). Именно слово «познал» указывает на новое восприятие Иовом всемогущества Создателя, от Которого «не сокроется [буквально „не отрежется"] никакое намерение» (в Синодальном переводе выражение ??? ??? ??? ???? <вэ-ло йибаце?р мимха? мезима?> передано как «намерение Твое не может быть остановлено», что придает тексту совсем иной смысл). Из сказанного следует, что Иов осознал абсолютную справедливость Бога, Который, воздавая человеку по заслугам, учитывает не только дела его, но и намерения! И, наконец, главное: для Иова восстановилось прямое общение с Богом, непосредственный диалог с Ним, который был прерван еще в Едеме грехопадением Адама (Быт. 3, 23) и возобновляется с тех пор лишь для отдельных праведников.
Восстановление единения с Творцом Иов описывает так (42, 4): ?????? ????? ???? ????? ???????? <шэма?-на вэ-анохи? адабе?р, эшальха? вэ-ґодиэ?ни> – «послушай, прошу, и я стану говорить, я буду спрашивать Тебя, а Ты будешь возвещать мне». В таком «дерзновенно-непосредственном» обращении к Богу как к вышнему Собеседнику, в непоколебимой уверенности, что Он откликнется на любое прошение Иова, ответит на любой вопрос, проявляется совершенно новое, просветленное восприятие им Всевышнего. Заметим, что до описываемого момента Иов постоянно говорил о Боге исключительно в третьем лице – «Он», а теперь – «Ты»!
Когда же через страдания и раскаяние прежняя вина праведника изгладилась и у его души возобновилось прямое общение с Создателем, изменились и внешние условия его жизни: поскольку преподанный «урок» уже усвоен, то и прежние «учебные пособия» – страдания и испытания – за ненадобностью «убираются». —
И возвратил Господь потерю Иова, когда он помолился за друзей своих; и дал Господь Иову вдвое больше того, что он имел прежде. (Иов. 42, 10)
Прежде чем говорить о значении слов «возвратил... потерю», обратим внимание на молитву Иова за друзей. Ей предшествовало прямое повеление Господа Елифазу, чтобы они вместе с Вилдадом и Софаром вознесли жертвы и попросили Иова помолиться, дабы им был отпущен грех. В чем же этот грех состоял? —
... Горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили обо Мне не так верно, как раб Мой Иов. (Иов. 42, 7)
«... Говорили обо Мне не так верно.» – гласит Синодальный перевод. А в оригинале – ?? ????? ??? ????? <ло дибарте?м эла?й нэ-хона?>: «вы не говорили [ко] Мне истинно». «[Ко] Мне» подразумевает прямое обращение к Богу, а ведь на протяжении всего повествования мы не слышали никакого обращения ко Всевышнему из уст друзей Иова! Каждый из них лишь высказывал собственные взгляды, но никто не стремился получить вразумление свыше относительно из ряда вон выходящего события – невыносимых страданий невинного праведника. И лишь сам Иов, хотя и он тоже рассуждал о Боге в третьем лице (т. е. говорил «о Нем», а не «к Нему»), но всё же жаждал получить подлинный ответ из Его уст, что и свершилось в конце повествования.
Отметим еще одну важнейшую вещь: никто из друзей Иова, столь долго и настойчиво его обличавших, ни разу не помолился за него, чтобы Бог облегчил его страдания! Теперь же, когда оказалось, что намерение Иова более угодно Всевышнему, нежели намерения его друзей, именно он и призван молиться за них! Всмотримся в эту ситуацию: Иов, всё еще пребывающий в невыносимых муках (от которых он избавился не до, а после своей молитвы!), призван просить, чтобы его друзьям отпустился грех. Тяжко страдающий должен пожалеть, смилостивиться над пребывающими в довольстве! Не странно ли? Но с точки зрения духовных законов это правильно: только человек, восстановивший прямое общение с Богом, может по-настоящему молиться, только его молитва имеет истинную силу и будет непременно услышана.