Протопопов. – Это я потом узнал.

Председатель. – Когда вы узнали про Орлова, что он скверный человек?

Протопопов. – В феврале.

Председатель. – Хорошо. Хороший человек Орлов[*] министру внутренних дел дает какую-то записку, и министру[*] внутренних дел делает на ней надпись: «Сообщить Анне Александровне».

Протопопов. – Это потому, что очень часто невозможно было показывать государю все, что может быть интересно, вероятно там был какой-нибудь интересный экономический вопрос.

Председатель. – Мой вопрос ясен: какая связь между министром внутренних дел и Анной Александровной Вырубовой?

Протопопов. – Потому что она была постоянно дежурной, потому что она жила во дворце.

Председатель. – Значит что же, министр внутренних дел находил нужным знакомым дежурным фрейлинам передавать бумаги, которые поступали к нему по должности министра?

Протопопов. – Отчего же? Тут ничего страшного нет, тут нет секретов.

Председатель. – Эта записка подана министру внутренних дел, какая же связь? По прежним законам, министр имел право в известном порядке делать доклад государю, но какая же связь между министром старого режима и Анной Александровной Вырубовой?

Протопопов. – Знакомая, которая во всякое время может прочесть и передать.

Председатель. – Часто бывало, что записки и доклады, поданные вам, как министру внутренних дел, вы направляли…

Протопопов. – Не особенно часто, но бывало, потому что весьма часто интересные вещи неловко посылать. Дело в том, что послать всеподданнейший доклад – это целая история, а если послать это дежурному флигель-адъютанту, Вырубовой – дежурной фрейлине, или коменданту, то во всякое время могут улучить момент, чтобы доложить.

Председатель. – У вас бывали случаи, когда вместо того, чтобы официально посылать в Царское, вы посылали в частном порядке или коменданту или дежурной фрейлине? Вырубова при ком была дежурной фрейлиной в Царском Селе?

Протопопов. – Она постоянно жила во дворце и постоянно бывала…

Председатель. – Я задаю вопрос, при ком она дежурила?

Протопопов. – При государыне.

Председатель. – Значит, бывшему государю вы посылали через эту фрейлину сообщения?

Протопопов. – Если это было интересно, если не интересно, то она могла бросить.

Председатель. – Значит, для сообщения бывшему государю?

Протопопов. – Иной раз.

Председатель. – Какая связь законная между министром внутренних дел и государыней императрицей?

Протопопов. – Как же Александре Федоровне я мог передавать записки?

Председатель. – Вы все можете сделать, а я спрашиваю – по закону?

Протопопов. – А разве это противозаконно? Смотря что. Например, если бы я стал показывать в высокой степени секретные документы. Может быть я недостаточно вдумался и не оценил всю важность той записки, о которой мне докладывал Степанов, поверив ему на слово, что это пустяки. И вот такую записку, если бы я оценил ее важность, я бы усомнился, что нужно показать государыне, а я показал бы ее царю; а если это есть более или менее интересная вещь, но не секретного свойства…

Председатель. – Скажите, пожалуйста, с какой точки зрения вас заинтересовала та записка, которую вам подал Орлов?

Протопопов. – Вероятно, с точки зрения экономической?

Председатель. – Что значит экономической?

Протопопов. – Там вероятно что-нибудь по продовольствию было.

Председатель. – Значит, по поводу продовольствия вы находили нужным через дежурную фрейлину сообщать бывшей государыне?

Протопопов. – Я много посылал таких любопытных записок. То, что казалось мне любопытным, я посылал.

Председатель. – Любопытной, с какой точки зрения и в каком отношении?

Протопопов. – Ну, интересное по продовольствию, например. Мне показались мысли здравые. Мне помнится, что этот господин хороший, Орлов, именно об этом писал.

Председатель. – Какая же связь между министром внутренних дел, интересной вещью в продовольственном отношении и государыней императрицей?

Протопопов. – Александра Федоровна живо интересовалась такими делами, как продовольствие.

Председатель. – Вы ведь признавали продовольственный вопрос важным вопросом того времени?

Протопопов. – Безусловно, и всякого рода полезную мысль о нем я бы с радостью протолкнул в жизнь, если бы меня хватало.

Председатель. – Значит, вы сообщали для того, чтобы проталкивать в жизнь?

Протопопов. – Нет, просто, как мысль. Ведь я должен сказать, что ко мне отношение со стороны Александры Федоровны было очень ласковое и оттого, быть может, я так просто поступал.

Председатель. – Скажите, что же бывшая государыня при встречах ваших с ней и представлениях беседовала с вами по продовольственному вопросу?

Протопопов. – Постоянно.

Председатель. – По какому вопросу еще беседовали вы?

Протопопов. – По всем вопросам злободневным.

Председатель. – Злободневным в государственном отношении?

Протопопов. – В государственном.

Председатель. – Какие были результаты?

Протопопов. – Никаких особенных. Бывало так, что государь, императрица, Воейков, фрейлины и я бывали вместе и разговаривали на общие темы.

Завадский. – В каких отношениях вы были с Нарышкиной вдовой?[*]

Протопопов. – Только в письменных. Она мне написала письмо, первое письмо она написала государыне, государыня дала мне прочесть. Она старая женщина, и государыня к ней относится ласково, снисходительно; это первое письмо, а потом я получил от нее письмо и сейчас же я ответил. Мне помнится, как мне трудно было ответить, потому что я был очень уставши. Она мне ответила, но несколько бранным письмом, что до меня трудно добраться.

Завадский. – Какая сущность этих писем?

Протопопов. – В одном из них она бранила Салтыкова и Волконского.[*] Она вечно бранилась. Затем она Государственную Думу бранила.

Завадский. – Значит, она к вам обращалась, как к единомышленнику?

Иванов. – Вы считали, что только в единении с общественными силами дело возможно вести с успехом, что совершенно правильно; как же это связать с вашими мерами о недопущении, не только недопущении, но разгоне полицейскими силами съездов в Москве и кого же? Земских деятелей, городских голов, которые собрались на этот съезд по программе вам известной – рассмотреть продовольственный вопрос о снабжении и продовольствии армии и между прочим о других мерах, которые должны были удовлетворить армию. Я бы желал знать, какая связь между вашим правильным взглядом и этими мерами?

Протопопов. – Ко мне приехал полковник Грузинов, председатель управы и сказал, что им мешают собраться для того, чтобы обсудить вопрос продовольственный, потому что тогда, помнится, постановлением Совета Министров были запрещены съезды. Я говорю: «Это не может быть». – «Как это можно, чтоб запрещали съезды, когда вы его разрешаете», – говорит он. Я говорю: «Конечно». Тогда он поехал к Мрозовскому и сказал, что я разрешил съезд председателям губернских и земских управ, и тогда же тут была вынесена резолюция, очень резкая. Вот как это случилось в первый раз. Я тогда был в положении несколько растопыренном, потому что он сказал Мрозовскому, что они собрались с моего разрешения, а сами вынесли резкую политическую резолюцию. Потом это дело рассматривалось в Совете Министров. Тут постановлено было уже съездов не допускать, таким образом, они были запрещены. Потом, когда члены съезда явились явочным порядком, тогда уже, кончено,[*] в Москве съезда не допустили.