Протопопов. – Он не мог мне сообщать. Я меня[*] было расписание частей, которые мне дал Балк.

Соколов. – Что это значит расписание частей?

Протопопов. – Кажется, шесть полициймейстерских частей в городе и какая часть где сидит, войсковая и полицейская, все меры находятся в одних руках.

Соколов. – Как по расписанию рисовался план борьбы?

Протопопов. – Совершенно не могу сказать, ну тысяч 12 всего можно считать.

Соколов. – Вы не определяли характера мер, что меры будут кровавые, жестокие?

Протопопов. – Это зависит от того, как разыгрываются события. Естественно, когда начинается бойня, то она делается отвратительной, но я должен сказать, что 25 числа… У меня нет под рукой тетрадочки, я все думал, в чем я грешен…

Председатель. – Какого месяца?

Протопопов. – Я попал сюда 27. Да 25 я уже вечером не был министром. Я ушел из дворца вследствие того, что была послана телеграмма государю, что необходимо снабдить диктаторскою военною властью и большой, даже широкой властью председателя Совета Министров, и так как одновременно с этим говорили, что очень на меня люди сердятся, что толпа наэлектризована моим именем, то это беспокоило министров и думали, что лучше будет, если я сложу с себя это звание, на что я имел право, так как по 158 статье Совет Министров имеет право принимать экстраординарные решения, и тогда я сложил и ушел, ночуя в этот день в канцелярии.

Председатель. – В чем же выразилось это?

Протопопов. – Это постановление Совета Министров, которое принято и должно быть записано в журнале.

Председатель. – Должно быть или записано?

Протопопов. – Должно быть. Все должны помнить, потому что мне Голицын говорил: «Я вас очень благодарю от имени Совета за то, что вы приносите себя в жертву».

Председатель. – Вы сказали, что в Совете Министров Хабалов читал это расписание?

Протопопов. – Нет, письмо по поводу запрещения собраний.

Председатель. – Как он попал в Совет Министров?

Протопопов. – Он ходил очень часто, потому что всякого рода объявления народные о крепких напитках и так далее проводились через Совет Министров обязательным постановлением.

Смиттен. – Это то самое заседание Совета Министров в день роспуска Государственной Думы, когда вы перестали быть министром внутренних дел?

Протопопов. – Нет, тогда я еще был, а это в Мариинском дворце вечером 25 числа, так часа в 4.

Смиттен. – В какой день?

Протопопов. – У меня выходит 25 число.

Смиттен. – Не число, а день.

Протопопов. – Вы знаете, когда сидишь в этой штуке, забудешь все дни и часы.

Соколов (обращаясь к председателю). – Разрешите мне спросить, у меня вопрос отдельный о заграничной поездке (обращаясь к Протопопову). – Следя за вашим сообщением о том, что вам Варбург говорил во время свидания, я поражался степенью вашей памяти, потому что вы буквально говорили то, что писали в газетах.

Протопопов. – Я очень много раз об этом рассказывал.

Соколов. – Все так, как вы говорили, и теперь думаю, что у вас этот эпизод крепко засел в голове. Мне хотелось бы опереться на эту память и восстановить конкретные картины. Значит, это было не в частной квартире, а в гостинице. Теперь, с кем вы пришли и кого увидели?

Протопопов. – Это, я должен сказать, я могу спутать, точно так же, как мог спутать и Олсуфьев, в особенности Олсуфьев.

Соколов. – Кто там был?

Протопопов. – Там был Поллак.[*]

Соколов. – Кто это Поллак,[*] это русский подданный?

Протопопов. – Да.

Соколов. – Он не играл роли нашего информатора за границей?

Протопопов. – О, нет, он очень хороший человек.

Соколов. – Кто он, промышленник?

Протопопов. – Кажется, промышленник.

Соколов. – Потом кто?

Протопопов. – Я думал Ашбург, а там оказался Варбург. Олсуфьев, которого я просил…, а он говорит, что я выдумал немца, а между тем я хотел…

Соколов. – А вы не ожидали, что там будет не Варбург, а сам посланник?

Протопопов. – Я думал это.

Соколов. – Варбург не говорил, что посланник случайно не был?

Протопопов. – Я написал, но это не соответствует истине и вернее, так сказать, натяжка в разговоре, беллетристика; провести грань точную, где начинается искажение беллетристическое трудно. Ведь, когда рассказываешь или записываешь, то легко впасть в ошибку.

Соколов. – С кем из русских вы встречались после переговоров с Варбургом? Вы сколько дней пробыли еще в Стокгольме?

Протопопов. – С утра до послезавтра.

Соколов. – В эти полутора суток кого вы еще видели из русских?

Протопопов. – Там живет Марков, журналист.

Соколов. – Не встречались ли с кн. Бебутовым?

Протопопов. – Да.

Соколов. – Вы не были знакомы с ним раньше?

Протопопов. – Нет, не помню.

Соколов. – А как вы встретились?

Протопопов. – В гостинице, в холле.

Соколов. – Вы подошли к нему?

Протопопов. – Нет, ни в каком случае не я. Наверно он ко мне подошел, но я помню – Бебутов. Эта фамилия осталась у меня в памяти.

Соколов. – Он не принимал участия, чтобы устроить собеседование с Варбургом?

Протопопов. – Не помню.

Соколов. – Но возможно, что он принимал участие?

Протопопов. – Не знаю.

Соколов. – О чем вы говорили? Политические темы затрагивались?

Протопопов. – Я мельком помню фамилию, но я его не узнал бы, если бы увидел.

Соколов. – Я не имею больше вопросов.

Завадский. – Можете ли вы сказать, когда вы были министром внутренних дел, на вас были попытки влиять со стороны Распутина, Вырубовой, Андроникова и др.?

Протопопов. – Это определенно. Но никоим образом никаких дел и никаких денежных дел я по своему званию не имел.

Завадский. – Например, Распутин просит, чтобы вы сделали губернатором такого-то.

Протопопов. – Это постоянно бывало. Масса записок было. Ведь получишь бог знает сколько[*] из них ⅞ совершенно невозможные и безобразные.

Завадский. – Я считаю, что в России всякий министр, даже не министр, а начальствующая часть получает записки от знакомых и может их исполнять или не исполнять, но получать от Распутина было другое дело. Он давил на министров, потому что он был, как вы говорили, челядинец.

Протопопов. – Он на меня особенно не давил, а просто писал: «Милай, дорогой»… а потом безобразие какое-нибудь. Это совершенно верно.

Председатель. – Я вас должен просить давать более определенные ответы. Вас спрашивают, хотят выяснить влияние Распутина. Вы говорите – особенно не давил. Вы не можете не знать, что когда вы говорите – особенно не давил, то, в сущности, вы этим ничего не отвечаете, даете уклончивый ответ. «Особенно не давил» в этом разумного содержания нет, это есть уклончивый ответ.

Протопопов. – Я категорически отвечаю, что исполнял только то, что мне казалось возможным, а остальных требований я не исполнял, и это будет ⅞.

Завадский. – Позвольте предложить такой вопрос: то, что считали возможным, а исполнили ли бы вы, если бы просьбы Распутина не было?

Протопопов. – Если бы пришел этот самый человек, то я, быть может, и исполнил бы.

Завадский. – Примера не можете вспомнить?

Протопопов. – Ведь все мелочные, так не могу. Крупного, большого ни одного назначения он у меня не просил.