— Идет кто-то.

Чуть позже дверь приоткрылась и из нее высунулась старушечья голова в цигейковой солдатской ушанке.

— Вам чего, пть, молодежь?

— Корюшина, завуча, позови, бабуль. — ответил Игорь. — Скажи, октябрята пришли. Первый раз в первый класс.

— Умный, пть! Кто такие?

— Коллеги мы его, бабка. Маги.

— Кто?

— Колдуны. Волшебники. Зови уже, а! Не морозь нас тут.

Дернув зачем-то за завязки ушанки и распустив их, старуха закрыла дверь, но не заперла. Просто прикрыла, чтобы тепло не выпускать. Долго ждать не пришлось, дверь отворилась снова, на этот раз широко и выпустила на крыльцо узкого в плечах, но широкого в заду, особенно благодаря ватным штанам, мужчину годами ненамного превосходившего друзей (а деду, понятно, много уступавшего). Мужчина снял очки и, щурясь, вгляделся.

— Вы колдуны?

— Ага.

— Василий Глебович. Зайдете?

— Спасибо.

Игорь первым, за ним Арсен и Яша, следом дед и Саша, вошли в избу. Замыкала строй Лера. Рита только сунула голову в сени, осмотрелась и сразу же телепортировалась назад, в машину. Очень уж на ее вкус в доме запах стоял народный.

Запаху было отчего быть. В жарко натопленную избу, рассчитанную на относительно просторное проживание семьи человек из пяти, каким-то образом набилась тьма народу. Большинство спали вповалку, но кое-кто бодрствовал, в основном вооруженные мужчины разного возраста. Корюшин быстро пробирался вперед, Игорь уверенно шел за ним, только дал знак Арсену поотстать и сменить Леру в замыкающих.

Бывший завуч привел их в заднюю комнату, где прямо на полу, на ковре спало с десяток голых теток. Корюшин громко хлопнул в ладоши и ничего не объясняя проснувшимся нудисткам, резко мотнул головой в сторону двери. Тетки быстро выбежали прочь, на ходу кутаясь в одеяла и простынки. Яша проводил их взглядом, задумчиво изогнув бровь. Арсен хмыкнул, но глаз с Корюшина не сводил.

— Присядьте. — Корюшин мягко указал на освободившееся лежбище, но его приглашение оставили без внимания.

— Василий, чем ты тут занимаешься? — поинтересовался Игорь. — Ну, одалиски эти застарелые, это я еще понимаю, дело житейское. А вот, зачем тут народу столько, да еще со стволами? Куда чекистов подевал? Они волнуются.

Говоря, Игорь приглядывался к Корюшину, тот же, молча смотрел в пол. У Игоря была заготовлена речь, но он сбивался, путался в словах, несколько раз повторял одно и тоже. Обернувшись за поддержкой к Яше, он увидел, что его друг стоит прислонившись к стене и беспрестанно кивает.

— Угадали? — спросил Игорь.

— А? Да. Да, ага. — рассеяно ответил Яша.

Лимонно-желтая капля стекла с Игоревых пальцев и рассыпавшись горячей моросью подпалила ковер у ног Корюшина.

— Кончай, Василий, на мозги давить. Сожгу. — пригрозил Игорь и сразу же обрел ясность мыслей.

— Ну вот. Так куда гостеприимнее. А то как это называется, когда сам в дом позвал, а сам над нами колдуешь?

— Не знаю. — удивленно мигнул Корюшин.

— И я не знаю, но наверняка это называется каким-то нехорошим словом. Так ты, стало быть, телепат?

— Вовсе нет. Я не читаю мысли.

— А как называется когда вот так, как ты делают?

— Не знаю. — снова мигнул Василий, — Я это называю "Включить Голос", только это не то, голоса ведь нет.

— Не настолько ты еще синеглазый. — хмыкнул Игорь. — Ладно, это все лирика. Скажи, коллега, можем ли мы рассчитывать на то, что ты, вволю натешившись этими… которые тут валялись, вернешь тутошнюю жизнь на круги своя. Заметь, мы на тебя не давим, просто коллегиально интересуемся.

Василий сел на пол и молча помотал головой.

— А что так?

Корюшин молчал, только часто моргал. Лера присела рядом с ним, глянув на Игоря, махнула на него рукой. Погладив Василия по голове, мягко заговорила.

— Вася, расскажи в чем дело, пожалуйста.

Тоскливо поглядев на девушку, Корюшин спросил:

— А вы сильные маги?

— Не жалуемся. — ответил за Леру Игорь.

— А я нет. Я могу только делать так, чтобы меня слушались. Сначала Голос, а потом даю Отвар. Но его не я делаю.

— А кто?

Сглотнув, Василий ответил, — Лесников делает.

— Кто это?

— Паша. Мы вместе работали. В школе. Он пришел позже, а когда я уволился, стал завучем. Он волшебник, гораздо лучший чем я. Он забрал мою душу и я делаю что он скажет.

— Какую еще душу? — хохотнул Игорь. — У вас тут вообще школа была или семинария?

— Ну энергию, суть жизни, я не знаю. — вяло проговорил Корюшин. — Он собрал ее и держит в лампочке.

— Где?!

— В лампочке. Шестидесяти ваттной. Если я не делаю что он велит, он вкручивает ее в патрон и включает. А у меня от этого все болит и зубы крошатся. А когда лампочка перегорит, я умру. У нас тут все время напряжение в сети скачет, бывает что лампочки по всей деревне взрываются. Часто бывает.

— А чего он хочет, этот твой друг Паша Лесников?

— Хочет стать главным в области, чего ж еще. Но не сам, а через меня. Как через тряпочку, чтобы не обжечься.

— А ты, дурила, ему потворствуешь. Вместо того, чтобы свою лампочку выручать.

— Ну а как я могу? Он сильный колдун, а я нет. Да и не так уж плохо, главным-то. Только страшно, потому что все время приезжают, выясняют. Сплю плохо, охрану приходится держать, грустно все это.

Игорь в недоумении развел руками.

— Прям обрыдаться можно! Чего грустно? Радуйся! Выручим мы тебя, чего уж. Где этот Паша обретается?

— Ой, он там в последнем доме живет. Только вы аккуратно, ладно?

— Только ты давай, освобождай тут всех, снимай все свои голоса и отвары, чтоб к нашему приходу все, как новенькие были, ясно?

Корюшин покорно забормотал, что он, конечно, да, разумеется, как только, так непременно.

Оставив обнадеженного завуча, влезли на благоразумно оставленные на морозе лыжи и гуськом потопали на край деревни.

— Саша, немножко присматривайся, пожалуйста. — напомнил Арсен.

Настолько звеняще-чистым, наполненным ярчайшим светом, как муравьиное брюшко кислым соком, было это утро, что даже жилище предполагаемого злодея Паши Лесникова, не производило того зловещего впечатления, какое непременно возникло бы в иное время суток и при любой другой погоде. Голова в милицейской фуражке, насаженная на высокий кол жемчужно блестела от инея, а длинные сосульки волос другой головы, покачивающейся на проволоке в проеме калитки, мелодично вызванивали нежную пентатоническую мелодию.

— Игорь, стой! — осипшим голосом велела Саша.

— А?

— Ближе не подходи. В снегу провод, как телефонный, он привязан к какой-то штуке в яме под забором. А под этим… ну, на шесте… там клубок ниток зачем-то и бутылочки маленькие. А вдоль всего забора тоже нитки наверчены и на них такие-же пузырьки, как аптечные.

Хлопнув себя по бедрам, Игорь с нарочитой усталостью громко сказал:

— А я вот щас разнесу тут все нахрен! В опилки и избу, и забор, и садовые украшения!

— Не горячи себя. — попросил Яша. — Если эти штуки не мусор, а какие-то ловушки, то они могут сработать и…

— И?

— И что-нибудь бац. Или хуже того.

Арсен сделал пару шагов в сторону, быстро разделся и подпрыгнул. Лыжи ушли в снег, а над ними и притопленной кучей одежды, в воздухе повисло, быстро и сильно маша крыльями, небольшое существо. В целом птицеобразное.

— Не надо, Арсен! Погоди.

Яша попросил Сашу:

— В дом посмотри, что там?

Вытянув шею, Саша будто вгляделась поверх забора.

— Человек спит какой-то. Больше нет никого. Он прямо под окном лежит, можно покричать, должен услышать.

— Вредно на таком морозе кричать, бронхитом обзавестись недолго. — Яша создал красный детский свисток и резко дунул в него.

— Он проснулся! Сейчас в окно выглянет!

Игорь, подняв вверх руки, покрутил растопыренными пальцами и улыбнулся указанному Сашей окошку.

Снова, как и в корюшинской избе, дверь чуть приоткрылась, но на этот раз никто из нее не высунулся, а вылетела и упала далеко за калиткой черная трубка обычного телефона из ломкой советской пластмассы. Витой шнур, обмотанный в паре мест синей изолентой, лег на землю широкими кольцами. Игорь поднял трубку, отряхнул от снега и, дунув в микрофон, сказал "Алло".