IX

В пользу самоанализа, Дима не верил, а напротив, считал крайне вредным для организма, копание в чердаках и подвалах головы. Чай, в бодисатвы не рвется, дао не уважает, а корпоративную карьеру строить и вовсе не собирается. Вот и ни к чему понимать, зачем сделал то или это. Чем на самом деле руководствовался, почему не подумал про пятое, а вспомнил про десятое. Меньше об себе знаешь, больше в себе уверен.

Но, не всегда получалось. Вот по возвращении с Кубы, одолевало. Неустанно гонимые мысли о собственной ущербности норовили лечь в основу тяжкого размышления "И за что мне такое и где я ошибся". Печальная мысль о том, что магия ему досталась последнего разбора, как посетила Диму в первый же день ее, магии, обнаружения, так больше и не уходила. Только крепла убежденность в этом, подпитываемая тем, что люди вокруг творили чудеса походя, хоть по сто раз на дню, да всякие-разные. А он пока только и мог, что произнести одно заклинание в день, причем выбор был меньше, чем пальцев на руках у шестипалого. Единственное, что грело, так это самое "пока". В неопределенном будущем, когда Дима достигнет ого-го чего, он сможет выбирать ажно из девяноста заклинаний и хоть все их зараз пускать в ход. И спеллы будут один другого краше и если мозг приложить, так что угодно можно будет сотворить. Хоть огненный шар, хоть статую каменную. Это из простого. А можно будет и людей себе подчинять, индивидуально и массово, мертвых оживлять, вероятностями событий управлять и много чего еще. Потом. Очень-очень потом. А пока?

Вот, чего он в эту Мексику поперся? Ведь балласт чистой воды. Ничего такого, чтоб другие не могли, не сделал. А ездил зачем? Из благородных побуждений или чтобы опыту набрать, да поскорее новыми заклинаниями овладеть? Ведь, была такая мысль, что поездка эта — типичный квест на четверых и, хоть он и типа лишний, но четверть экспы ему, вынь да полож? И какого дьявола он рассуждает, пусть и сам с собой, о настоящей, предельно реальной трагедии, в категориях настольной игры? Надо ли давить в себе эту гнусность или она допустима, хотя и безусловно предосудительна, по нынешним временам?

Заснуть с этим муравьиным шебуршанием неприятных мыслей, все равно было невозможно и полуночный звонок мобильника, который при иных обстоятельствах, Диму бы разозлил, сейчас заинтересовал и даже немного обрадовал.

— Чего такое?

— Братец, ты зачем не дома? И где?

— На даче. Так, Светка, чего случилось-то, чего ночью?

— А, в коровнике своем! Да ничего не случилось, просто я такую вещь узнала, что жуткое дело, как рассказать охота. А кому я кроме родного брата среди ночи рассказать могу. Спят же все.

— Об чем рассказать?

— Вот ты всякие книжки про волшебников читаешь и разным таким увлекаешься, а они на самом деле есть! Волшебники.

Диме даже не пришлось специально изображать равнодушие. По позднему времени, до него сперва дошло ровно то, что сообщила сестра "волшебники бывают по-настоящему", а это для него, новостью не было.

— Ну и че?

— Да ты не понял. Я серьезно говорю. Настоящие волшебники. Я с работы только, так там подслушала. Реально все. Я там, одного генерала интервьюировала, а пока он на диктофон бредил, слышала как у него рядом с кабинетом двое каких-то разговаривали. Потом посмотрела — серьезные дядьки, вообще без фантазии, раз говорят, значит знают.

— У вас там все такие. Без фантазии. — Ворчливо отвечая сестре, Дима одновременно начинал понимать, что на самом деле означают ее слова. Света работала в пресс-центре МВД. Менты знают о магии. Ох…

— Слушай, сестра, у меня батарейка садится. Хочешь рассказывать — приезжай.

— Ой, не, я за город не ездок. Сам приезжай.

— Ладно.

Дима знал, что надолго сестринского запала не хватит. Надо добраться до нее побыстрее, а то устанет ждать, разбудит-таки какую-нибудь подругу и выговорится ей. Долго держать узнанное в себе, Света не могла категорически. А потом спокойно уснет и даже на звонок в дверь не прореагирует.

Нашел Арсена, осторожно потряс.

— Дай машинку попользоваться, мне в город метнуться надо.

— На. Там, в штанах ключи. — Арсен не просыпаясь, сделал слабое движение рукой в направлении стула с одеждой.

"Не расхерачить бы" — думал Дима, осторожно выезжая со двора и пробираясь по буеракам подъездной дороги, на непривычно мягкой и новой машине. Коробка-автомат была ему в новинку и он, на всякий случай, сел подложив левую ногу под зад, чтобы ненароком не нажать разом обе педали. Выехав на трассу, разогнался до ста двадцати и включил круиз контроль. Машина шла так ровно и так хорошо входила в повороты, что Дима прибавил еще тридцатку.

"Разбогатею — такую куплю" — мелькнуло было, но не задержалось. Было о чем подумать, пока пустая ночная дорога непривычно быстро глоталась колесами, и помимо мещанских фантазий.

Положив подбородок на лежащие поверх руля кулаки, Дима думал о сестре и пытался предугадать, что именно она расскажет. И что ему делать, если она расскажет то, что как ему кажется, она поведает.

Сестру Дима любил, хотя и не одобрял. Были они совсем разными, даже внешне ничуть не похожими. Света, тощая и большеглазая, а он наоборот. Света, на его памяти, была в дядином доме, ныне Диминой даче, лишь однажды, совсем маленькой. И ей совершенно не понравилось. Ей в принципе не нравилось там, где хорошо видно горизонт и часто бывает тихо. И ни одного лифта, и никакого притока заранее оформленной в слова или текст информации.

Что Света пошла после института по околожурналистской стезе, Дима не одобрить не мог. Это, конечно, было то, что ей нужно. И он не скрывая, так сестре и сказал: "Правильно. Все равно, поэтесса ты херовая, только зря пять лет потеряла.". То же, что работать она пошла в пресс-центр МВД, Дима одобрить не мог никак. "Родители ж, в гробу перевернутся, когда умрут. Мы ж тебя холили и лелеяли, образование дали и жизненные представления, равно и моральные ценности, а ты в ментовку работать пошла?". "Ты особенно, мелкий, меня лелеял и ценности давал." — заметила на это Света, чувствуя, что имеет полное право напомнить — Дима был на год младше. "Хоть бы, в рекламу какую или в газету, но к ментам-то зачем? Они ж людоеды!", "Меня не кусали что-то, а тебе меньше надо было пьянствовать и порядок нарушать. И к ним без опыта берут", "Дура, я не за себя, а в целом говорю. И причем тут опыт? Ты ж вуз окончила, а не с армии пришла, чего сразу в милицию поступать? Лучше уж в пожарные пойди, раз так охота себя деревенским дембелем ощутить".

Но отговорить Свету не удалось, а она от своей работы получала удовольствие и Дима плюнул. Периодически она выдавала брату разные внутренние ментовские тайны, не предназначенные для опубликования. Вероятно то, что она собирается сейчас рассказать — из этой же области.

Вот, — думал Дима, магия перестала быть секретом. Власти о ней узнали и даже в МВД чего-то задергались. И что с того? Ну, наверное, велят всем магам зарегестрироваться, и заплатить денюжку. Или запретят пользоваться магией, а денюжку скажут заплатить за ее хранение и ношение. То есть, депутатам-то и всяким силовикам магию разрешат, а обычным гражданам, позволят только гладкоствольную магию и только чтобы дома.

А могут обязать всех магов встать на учет и потребовать от них обязательного содействия органам. Или станут звать на службу и сулить большие деньги. Баксов четыреста жалованья и на трамвае бесплатно. Да плюс, корочка чтоб гаишникам не платить. Охренеть заманчиво.

Ближе к Москве скорость пришлось сбросить. ввиду оживающего трафика. Все равно, до дома сестры Дима доехал раза в полтора быстрее, чем надеялся.

Света встретила его радушно, предложила водки.

— С чего бы вдруг, среди ночи тем более?

Света, скривив рот, задумалась.

— А и верно. Это я как-то по привычке. У нас там, знаешь, в любое время. Работа-то нервная.

— Чего нервничать? — свалившись на табуретку и одновременно дотягиваясь до кнопки чайника и наливая в две из стоящих на столе кружек заварку, не поверил Дима. — Осветил в печати, как материнская организация плюет на права граждан и наживается беззаконным образом, да и живи дальше спокойно. Хотя, да, тебе ж поди нельзя. А целыми днями сочинять успехи и достижения, да пресс-релизы как все крепнет и твердеет, тут, пожалуй, занервничаешь. Не спейся смотри.