С крыла на крыло image02.jpg

На старой киноленте я видел, как Луи Блерио вприпрыжку на костылях (после очередной аварии у него нога была еще в гипсе) бежал к своему аэроплану. Это было 26 июля 1909 года. Неуклюже покачиваясь с крыла на крыло, он взлетел, чтобы впервые пересечь по воздуху Ла-Манш. Мотоциклетный мотор "Анзани" нес его над волнами на высоте всего пятидесяти метров. И моноплан был слегка впереди сопровождавшего его миноносца. На борту корабля среди болельщиков волновалась и жена пилота. Через двадцать семь минут авиатор и его "блерио-XI" стали величайшими героями 1909 года. Духи "Блерио"... Перчатки, усы, кожаные куртки... Папиросы, спички, помада, прически, шляпки... Всё "Блерио"!

 Представляю, как выглядел петербургский заводчик Щетинин, когда ему сказали, что "точная копия" моноплана "блерио-XI", построенная по фотографиям на средства фабриканта, летать не хочет. Аэроплан оказался перетяжеленным. Щетинин бранил авиацию от Дедала с Икаром и закончил так:

 - Предложите этот нелетающий комод каким-нибудь наивным сумасбродам. Теперь таких сколько угодно: все желают летать! Понятно, под залог... Добавьте: "На моем аэроплане летать совершенно безопасно!"

 Из-за болезни легких врачи запретили Арцеулову плавать в Балтийском море. Он понял: морским инженером ему не быть, и спросил врачей:

 - А как вы смотрите, если я начну летать?..

 Вопрос застал медиков врасплох:

 - Собственно, вам нужен горный воздух...

 Но из-за вспышки болезни пришлось на лето 1910 года вернуться в родной Крым и поселиться в Отузской долине, у подножья Карадага. Здесь он много рисует, создает свои иллюстрации к знаменитым Крымским легендам.

 Я представил себе, как Арцеулов утром поднимается на скалы, чтобы набросать причуды каменных нагромождений...

 Фантазия уносит его в старинную легенду Карадага...

 Он видит рядом с собой пленительную Эльбис с луком в руках. Содрогается Черная гора от хохота неодолимого ее владыки - великана. Ослепленный любовью к Эльбис, великан уже стремится к ней навстречу, но она бесстрашно натягивает тетиву, и стрела обманчивой птицей любви пронзает владыке Черной горы единственный его горящий глаз. Падая в жерло горы, великан раскалывает Черную гору на части. Из хаоса камней мчатся ручьи огненных слез, а небо тонет в дыму и пепле...

 Там, в Отузах, Арцеулов затевает постройку одного из своих первых планеров. Часами наблюдает полеты грифов. Распластав крылья, они вечно кружат над Узун-Сыртом - длинной и плоской горой, что прикрывает долину Коктебель от северных ветров.

 У них своя "метода", у этих грифов. Когда утренний бриз начинает взбираться на голубую гору, птицы срываются ему навстречу со скал и тянут сперва вдоль склона. Поднявшись немного, кружат восьмерками в определенном месте - у "кармана". Затем устремляются к холмам и там бесконечной спиралью забираются так высоко, что глазам становится больно.

 Как-то Арцеулов, идя с крестьянским парнем, сказал ему:

 - Взгляни на этих птиц.

 - Вижу... Орлы?

 - Что ты скажешь, если я заставлю их парить восьмерками вон там, над "карманом"?..

 Парень посмотрел вдаль на "карман" - птицы были далеко; понял, что это шутка, и улыбнулся.

 - Не веришь?.. Изволь, немного подождем.

 Через четверть часа грифы действительно подлетели к "карману" и закружились влево, вправо, рисуя в воздухе восьмерки... Парень, естественно, разинул рот.

 Случай помог Арцеулову научиться летать на аэроплане уже в 1911 году. Их было четверо страждущих, и они внесли фабриканту залог за тот самый моноплан. Стали рулить на нем - бегать из конца в конец большого поля. Постепенно освоив управление, Арцеулов опередил своих товарищей. Только ему и удавалось взлетать на "нелетающем аэроплане". Может быть, болезнь сыграла ему на руку - поддерживала летчика в наилегчайшем весе. В том же 1911 году Константин Константинович получил диплом авиатора, и его пригласили инструктором в Севастопольский аэроклуб. В аэроклубе был один аэроплан, один инструктор и единственный ученик...

 Свою мечту - парить над Узун-Сыртом - Арцеулов не оставлял даже в годы мировой войны. Всего через неделю после знаменательного дня - 24 сентября 1916 года, когда он первым в мире выполнил преднамеренный штопор, а главное, вполне благополучный выход из него, - ему представился случай увидеть эту гору с птичьего полета. Увидеть так, как видят ее парящие орлы.

 И вот прапорщик Арцеулов, начальник отделения подготовки летчиков-истребителей Качинской школы, на том же маленьком "ньюпоре-XXI" с белой двойкой на хвосте - на нем он так удачно штопорил - поднялся с Качинского аэродрома и взял курс на восток, вдоль Крымского хребта.

 В ясный день с высоты двух тысяч метров прекрасно была видна беленькая, отдраенная, как палуба корабля, Ялта. Сверкал на солнце отвесный голый склон Ай-Петри, он повернут к югу. А северный хмурился еще с утра в тени, весь поросший, прячущий в лесах каньоны и хрустальные ручьи.

 Арцеулов летел на восток, солнце поднялось еще не высоко, не низко, и верхнее крыло маленького биплана как раз прятало лицо пилота от прямых лучей. В воздухе тихо и прохладно; лететь удивительно приятно... Перед глазами в стаканчике пульсирует масло, словно у самолета бьется собственное молодое сердце!.. Через некоторое время ровное жужжание мотора стало таким привычным, что летчик его будто и не замечал. Изредка, разрывая мысли, мотор вторгался вдруг своим жужжанием.

 Арцеулов смотрел вокруг, но больше видел две пары крыльев, по три с половиной метра с каждой стороны. Кремовое полотно верхнего крыла как бы светилось изнутри; на просвет видны были переплетения тонкого каркаса. Всюду голубое небо, ни облачка. Ничто не напоминает о войне. А ведь она идет! Там, на западе. Давно ли он сам оттуда? Всего два месяца.

 Вот так же, в такое же яркое утро летел он на маленьком "ньюпоре" и издали увидел дымки разрывов бризантных снарядов. Пошел на них, зная, что там немцы. Действительно, наша артиллерия лупила по немецкому "альбатросу". Арцеулов пошел в атаку на разведчика, думая, что зенитчики прекратят стрельбу, увидев свой истребитель. Не тут-то было! Выпуская первую кассету, он не обращал внимания на разрывы снарядов. Когда идешь на стреляющий в тебя пулемет, трудно видеть другое. Он развернулся для перезарядки пулеметной кассеты, и тут его тряхнуло. Вот тогда он заметил, что находится в самом центре разрывов и по нему палят свои же.

 Прилетев с пробоинами на крыльях, Арцеулов отправился в зенитную часть с представлением. Найдя командира, спросил его:

 - Разве зенитчики не знают своих самолетов?..

 - О... Это вы летали? - весело спросил капитан.

 - Да, я! - возмутился летчик. - Стрелять в свой же самолет, атакующий немца!..

 Тот, улыбаясь, говорит:

 - Уж больно прицел хорош был... по немцу! Трудно было удержаться... Не дуйтесь, прапорщик! Давайте лучше выпьем по стопке.

 На этом участке фронта наши солдаты и офицеры привыкли, что наш "ньюпор" всегда один смело вылетает навстречу немецким самолетам.

 - Взлетел Арцеулов! - кричал кто-нибудь, и все, кто мог, лезли на возвышение, чтобы получше рассмотреть воздушный бой.

 Авиаотряд - один из первых в России истребительских отрядов - стоял под Луцком и защищал с неба штаб 8-го корпуса и узловую станцию. В отряде было несколько французских самолетов и пять летчиков: командир Иванов, прапорщик Арцеулов и три француза. Двое из французов на истребителях летать не захотели, их потом перевели в другую часть. Третий - на редкость красивый и смелый парень - был в Мексике ковбоем, затем приехал в Россию воевать за Францию. И дрался смело, но однажды его аппарат подожгли снарядом, летчик Пульп, смертельно раненный, погиб.

 Немцы уже имели ленточные пулеметы, а на наших "ньюпор-Х" стояли легкие пулеметы "льюис". Пулемет крепился сверху на крыле, стрелял поверх воздушного винта и, чтобы перезарядить его кассету на тридцать пять патронов, нужно было в воздухе, зажав ручку управления в коленях, поднять обе руки над головой, опрокинуть на себя пулемет казенной частью вниз и зарядить кассету.