Осенние ночи долгие. Темнело рано. 25-го октября, как стемнело, поляки крадучись начали продвигаться к монастырским стенам.

 Ранее Сапега в первых рядах ставил казаков и гультящих. На этот раз впереди поставил поляков, чтобы сразу на стенах навязать осажденным рукопашный бой.

Сначала ползли, чтобы тени не выдали движения. Когда до стен оставалась малость, со всех туров загрохотали пушки. Загорелись факелы и раздался вой, идущих на приступ.

О том, что готовится приступ в монастыре догадались по тишине в польском стане, по горящим вдалеке кострам, что должно было бы показать осажденным, что в польском стане идет обычная жизнь. Польские пешцы и спешенные уланы воображали, что из монастыря не видят, как они крадутся. Дозорные и в темноте по знакомым им приметам заметили движение. Воеводы решили встретить приступ так же тихо. Сапега надеялся на внезапность, ему ответили внезапностью.

Поляки последним броском достигли рва, начали забрасывать его сучьями и мешками с землей, монастырские стены опоясались огнем. Огонь открыли все пушки, со стен стреляли из пищалей. На тех, кто успел переступить ров, хлынули потоки кипятка и нечистот. Нигде на стенах не дошло до рукопашной. Тысячи верст пройдены налетами не для того, чтобы вариться в кипятке, задыхаться от нечистот и падать от выстрелов в упор. Приступающие откатились от стен.

Сапега неистовстовал.

 — Трусы! Я не узнаю польского рыцарства. Где те люди, что с Баторием покоряли города?

 — А из Пскова едва унесли ноги! — охладил его неистовство Адам Вишневецкий.

Сапега упорствовал:

 — Завтра повторим приступ! А пушки, чтоб до утра не умолкали!

Ночью вызвездило. К утру лег мороз. Когда солнце осветило стены перед польским воинством  предстало зрелище, что содрогнуло души, даже у Сапеги вызвало озноб. Со стен сверкало под солнечными лучами золото и серебро на ризах священнослужителей, на окладах икон, а над ними высились наконечники копий. Со стен доносилось песнопение.

Сапега видел, как слетели шапки с казацких голов, и  не стал поднимать свое воинство на новый приступ, но обстрел не прекратил. Ядра перелетали через стены. Ядро ударило в колокол, зазвенели о камни его осколки. Ядро влетело в собор, загасило лампады, а еще одно — расщепило иконостас.

Приступ отбили. Поляки стреляли из пушек до вечера. К ночи обстрел прекратился. Долгорукий и Голохвастов советовались меж собой. Говорили, что поляки берегут порох на подкоп и решили, что надобно любой ценой найти место подкопа. Вызвали охотников на поиск. Приводили языков, но все без толку. Схватили, наконец, в ночном бою казака. Приволокли в монатырь раненого. Пока волокли, ухватив с двух сторон под руки, исходил он кровью и молил:

 — Православные, не дайте умереть без покаяния!

Приволокли его в храм. Поставили перед архимандритом, удерживая с двух сторон, на ногах он не стоял. Просил слезно:

 — Сотворите великую милость. Сподобьте причаститься.

Архимандрит велел подать Святые дары. Причастили. Архимандрит спросил:

 — Скажи кто таков, откуда родом, чтобы писать в поминальной?

 — Родом я из Дедилова земли рязанской. Примите мое покаяние!

 — Все грехи твои малого стоят против греха покуситься на обитель святого Сергия. Скажи в покаяние, роют ли вороги нашей обители подкоп?

 — Перед Святым причастем говорю: роют! Уже порох под землю кладут.

 — Где?

 — Несите на стену. Укажу.

Положили на носилки. Подняли на стену. Указал на Пятницкую башню и на луговину перед ней. Архимандрит причастил его еще раз на стене, дал поцеловать крест. Умер казак с покаянием. Воеводам надлежало промыслить, как добраться до подкопа. Мало знать направление подкопа. Надобно найти его зев, откуда вытаскивают землю, куда закатывают бочки с порохом ? 

Данилы Селявина братец, коего он мог носить на закорках, изменою перебежал к полякам. Данила вызвался пострадать за веру, искупить Оськину измену. Воеводы послали его добыть язык из тех, кто роет подкоп.  Ночь темная, безлунная. Данилу спустили на веревке со стены возле Пятницкой башни. Не мечом же двуручным орудовать, взял ослоп и аркан. Полз, стараясь не шуршать. Воеводы с нарядом стрельцов — на стене. Пушки изготовлены к бою. У ворот Красной башни засадная сотня на конях, чтобы в случае нужды выйти на подмогу Даниле.

Полз долго. Перебрался через вал, коем обнесен польский лагерь. Услышал, что невдалеке идет какая-то  работа. Различил дозорных. Прополз между ними и замер. В нескольких шагах от него перекидывали из рук в руки бадейки с землей. Дальше пути нет. Глаза привыкли к темноте. Стал различать фигуры. Длинный строй, идет перекидка бадеек из рук в руки. Данила прикинул направление этой человеческой цепочки. И язык не нужен. Есть приметы, где искать зев подкопа. Приполз к монастырской стене к рассвету.

Воеводы ждали Данилу. Тут же позвали на расспрос. Расспросивши, не медля, повелели насыпать земляной вал за Пятницкими воротами, и перенести из башни пушки на стены. Надо бы копать встреч, да времени нет. Решили сделать вылазку, найти зев и взорвать подкоп, пока не подобрались поляки под стену.

Чтобы не выдать полякам своего интереса к Пятницкой башне, вышли на вылазки изо всех ворот. К подкопу повел монастырских всадников Данила Селявин. Развернулась жестокая сеча. Данила разил своим двуручным мечом, наводил ужас на улан, искусных в сабельных боях. Удары двуручного меча были неотразимы. Данила разрубал всадника до седла. До подкопа поляки не допустили, хотя потеряли немалое число своих. Монастырским удалось разрушить несколько тур, и уволочь с собой несколько пушек.

Всю ночь в церквях обители молились, чтобы ночь минула без взрыва. На другой день, 11-го ноября, воеводы собрали всех, кто мог держать оружие в руках и построили полки для вылазки из ворот. Оберегать стены от внезапного нападения осаждавших поднялись женщины. Их оружие — котлы с кипящей водой и горячая смола. Надежда на пушки. Заряжены, в руках у пушкарей заженные факелы, дабы, не теряя времени, поджечь фитили на пушках.

В тишине, ничем не предворяя вылазку, открылись ворота и всадники помчались на польские закопы. Данила Селявин на этот раз нашел дорогу к зеву подкопа. Он мчался впереди, вознеся над головой свой огромный меч. Уланы расступались перед ним. Вылазку возглавлял стрелецкий голова Иван Внуков. Он прикрывал стрельцов Никона Шилова и Слоту, которые несли с собой кули с порохом.

Данило Селявин своим страшным мечом расчистил стрельцам дорогу к зеву подкопа. Запальщики Никон Шилов и Слота спустились под землю. Конные стрельцы и драгуны рубились на смерть.

Ян Сапега вывел гусарскую хоругвь, чтобы отогнать стрельцов от подкопа. Они уже мчались, перестраиваясь в лаву, за их спинами развевались крылья... Грянул взрыв. Подземный гул прокатился до изножья Пятницкой башни. Из-под земли вырвалось пламя, и земля осела, образовав глубокий ров. Стрельцы, что обороняли зев подкопа от поляков, польские уланы, пытавшиеся оттеснить стрельцов от подкопа, все полегли, как ложится рожь под острой косой.

Уцелело несколько монастырских всадников. В их числе Данила Селявин и монастырский слуга Ананий, искусник в ратном деле. Их окружили гусары. Данила, оглушенный взрывом, не успел увернуться от удара казачьего копья, пал сраженный. Его подхватили монастырские пешцы. Не сумели бы пешцы отбить Данилу, да Ананий ужасал драгун. Дивились они его искусству в сабельном бою.

Сочли его завороженным. Казаки от него шарахались, драгуны падали сраженные им один за другим. Пан Лисовский завидев такое чудо помчался к нему. Ананий не знал, что удостоился поединка со столь знаменитым польским рубакой. Догадался, что перед ним знатный вельможа по богатой накидке и по золоченому шлему с перьями. Саблю бросил в ножны. Вскинул лук и пустил стрелу. Лисовский пал с коня. Казаки кинулись в рассыпную. Лисовского пленили бы, если не подоспели к нему на помощь гусары. Стрела пронзила Лисовскому щеку. Взял бы Ананий чуть в сторону, лежать бы разорителю русской земли в земле под Троицей.