На рассвете лазутчики донесли Рожинскому, что московское войско отошло и стало, прикрыв фронт непроходимым болотом. При подавляющем численном превосходстве стали в оборону. Испуг противника — половина победы.

 — Приглашение к танцам! — оценил Рожинский отход московского воинства. — Танцуйте, паны, а мы поглядим! Покажем же, панове, как танцуют в Польше!

 — Московские воеводы следили за дорогой с Орла на Болхов. Польские лазутчики отыскали глухие лесные тропы.Отряд за отрядом подходили к передовой линии, и тут же уходили лесными тропами обратно. Вновь подходили  польские роты к переднему краю польского войска, и опять скрытно уходили в лес, чтобы показаться московским воеводам еще раз на подходе. Кружилась и кружилась карусель на глазах московских ратников создавая видимую многочисленность.

Московские воеводы собрались в шатре Дмитрия Шуйского. У всех единое мнение, что к полякам подходят новые подкрепления. Волновались и ратники. Дмитрий Шуйский приговорил отходить к Болхову под защиту крепостных стен. Уходить решили ночью, оставив горящие костры, чтобы поляки не прознали об отходе.

Не подумали воеводы о том, что войну они ведут не с Польшей, воюют против того, кто назвался царем Дмитрием. Не малая часть московского войска примкнула царю Дмитрию, ненавидя Шуйского. К полякам перебежал ходок от московских  ратников и рассказал о хитрости, которую задумали московские воеводы.

Рожинский мигом сообразил, как повести дело. К Болхову отправил лесными тропами скорых конных, чтобы перехватили на ходу артиллерийский наряд, а казакам велел, как стемнеет, ударить по царскому войску из леса. Лишь только стронулось с места московское войско за ним пошли вдогон уланы. Ночное нападение страшно для тех, кто его не ждет. Все смешалось в московском войске. Со всех сторон — поляки. Дмитрий Шуйский и Василий Голицын бежали, обгоняя своих ратных. Дорогу на Болхов перегородили польские пешцы. Огромные толпы, в которые превратилось московское войско устремились на Калужскую дорогу. Бежали, надеясь встать под защиту засеки,  заграждавшей Калугу от татарских набегов. Засека превратилась для московского войска в ловушку. Много полегло ополченцев, что пришли к Шуйскому из разных городов, чтобы идти на Болотникова. На этот раз победители превратились в побежденных. Многие сдавались в плен и присягали служить Дмитрию.

13-го мая Рожинский, собрав свои полки, подошел к Болхову. В Болхове затворились пять тысяч московских ратных. День поляки стреляли по крепости из захваченного у московских воевод артиллерийского наряда. Из крепости остреливались, но утром болховцы и московские ратные присягнули царю Дмитрию.

Победители вступили в город. Богданке отвели избу и назвали ее царской.

 — Не королевский дворец и не кремлевские палаты, — сказал Рожинский, — оставшись наедине с Богданкой. — А вдруг оказались бы в кремлевских палатах?

 — Все в руке Господней! — ответил осторожно Богданка.

 — О том, что мы в руке Господней, то мы издавна знаем, да вот куда Бог приведет, то смертным знать не дано. Вот и мечемся, как мотыльки над костром, пока огонь не опалит крылья. Наши польские люди пришли сюда озоровать. Им, что победа, что поражение — равно. Отойдут в сторонку — опять за свое. То не державная война, а наезд на соседей. А на тебя гляжу и дивлюсь на твою судьбину безродного жидовина? Из каких вещих снов тебя нанесло? У меня войска не наберется, чтобы один город взять, если его будут защищать, а идем покорять царство. Скажи, можно ли всерьез надеяться, что мы сведем с престола царя и овладеем его царством?

 — Тебе, ясновельможный князь и гетман виднее!

 — Много было войн между Московией и Польшей. Стефан Баторий, наш король, был знатным воителем. Города отбирал у русского царя Ивана, а под Псковом чуть ли не погубил королевство. А мы вот, вдруг, царское войско, которое превосходило нас вдесятеро, развеяли будто ураганом, что с корнями деревья вырывает. Вот и спрашиваю: откуда тебя нанесло ? Не с Сатаной ли у тебя договор, твоей кровью закрепленный? Сражались мы... По правде говоря, вовсе не сражались. Москали сами побежали. Кто тебе колдует? А вдруг и и в самом деле придется ставить тебя царем? Какой же из тебя царь? Сам думал об этом?

Богданка был поражен победой над московским войском. И верил и не верил, что победа дарована волей Иеговы. Но не с Рожинским делиться своими сомнениями.

 — В государи, князь, я не рвался и не просился. Тому ты, князь, свидетель. Я все употребил избежать этакой страсти, чтобы испить эту чашу довелось достойному.

 — Достойному? Может ли быть достойным любой самозванец.

 — Я не самозванец, не я на себя всклепал чужое имя. Заставили меня плетьми, а ты, князь, насильно меня в царях держишь! Молю , избавь меня от искушения!

 — Есть нечто, что и не в моей власти. Идем на Москву, там увидим, кто наш пособник, кто нам помошник : Сатана или твой еврейский Бог ? А не едины ли они в одном лице и Сатана и жидовский Бог Иегова?

Рожинский спешил. Потери московского войска были огромны, еще больше рассеялось его ратников по дорогам и лесным тропам. Потому и спешил, что твердая рука мудрого воеводы еще могла их собрать. Поляки беспрепятственно вошли в Можайск.

В Можайске Богданка учился разыгрывать роль царя. Он помнил, что царь Дмитрий относился с почтением к русским святым и молился в церквях, мимо которых вел свое войско. В монстыре Николы Можайского было совершено торжественное молебствие у образа Николы Можайского. Крестился у иконы, истово клал поклоны. Рожинский поглядел на молящегося царика, вышел из церкви и сплюнул. Дебошир, гуляка, налет о Боге редко вспоминал, но играть в жмурки с Богом избегал.

Моше ждал Богданку около церкви. Когда Богданка вышел, подошел к нему и прошептал:

 — А теперь не забудьте сотворить молитву нашему Богу! Он тебя ведет, а не тот, что нарисован на доске.

Наверстывая потерянное время в Можайске, Рожинский довел войско в один переход до Звенигорода. В Звенигороде его встретил посланный Шуйским пан Борковский, королевский посол на переговорах в Москве. В Москве только что был подписан мирный договор между Шуйским и Сигизмундом. Шуйский задержал королевских послов, потребовав, чтобы они вернули из-под Москвы польское войско.

Пан Борковский предложил созвать войскового коло. Рожинский отговаривал:

 — Кто же тебя, пан посол, послушает? Люди сюда пришли  королю и Господу

Богу не послушные. Король сам по себе, каждый пан — себе пан. И как им вернуться в Польшу, когда многих из них ждет королевский суд?

Борковский удивлялся.

 — Не кружится ли у тебя голова, князь? Ты известен, как мудрый воитель. Не думаешь ли ты с горсткой, хотя бы и храбрых рыцарей, воевать с Московией? Не пришлось бы королю поднимать посполитое рушение, чтобы спасать вас от позора и гибели.

 — Мы, пан Борковский, на службе у законного московского государя. Король в свое время поддержал его и признал московским царем.

 — Да тот ли этот человек, за которого себя выдает?

Рожинский усмехнулся.

 — А был ли тот человек, которого король признал Дмитрием истинно царевичем?

 — Король его поддержал, но на престол его посадили русские люди.

Борковский настоял на созыве коло. Выслушали его терпеливо и спокойно. Ответить в круг вышел седой шляхтич.

 — Пан Борковский пришел к нам от Шуйского. А кто таков Шуйский? Самозванный царь и убийца. Шуйский грозит задержать посольство. Одно посольство он задержал, не надо было посылать других. То королевское дело. Мы сюда пришли по своей воле, на короля не ссылаемся и не оставим своего дела, пока не посадим на престол того с кем пришли.

 — Безумцы! — воскликнул Борковский. — Неужели надеетесь взять Москву? Вы все здесь погибнете!

 — То наши головы, нам о них и думать.

На том переговры с послом и кончились.

 От Звенигорода до Москвы один переход. Вышли на рассвете. В полдень стали на Воробьевых горах супротив Ново-Девичьего монастыря.